Андрей Белянин - Сотник и басурманский царь
– Ха-ха-ха, – деревянным голосом прокомментировала посрамлённая Агата, изо всех сил пытаясь сохранить лицо. – Разумеется, я шутила над тобой, бедный дурачок! Неужели ты всерьёз мог поверить, что хоть как-то интересен такой роскошной женщине, как я? Ты – и мне?! Посмотри на себя, ты бледен, беспомощен и жалок…
Покачал головой Юсуф, улыбаясь, вперёд прошёл, ведьму обогнав. А она ему всё равно вслед кричит, удержаться не может:
– Ты недостоин быть моим героем! Моим слугой, моим рабом, даже ветошью для протирки туфель! И знай, я потребую от воеводы, чтобы она стояла и смотрела, как тебя будут вешать… Скотинка маленькая!
Догнал юноша Ксению, рядом встал смело, вместе они пошли, шаг в шаг. Вздохнула смущённо дочка сотникова, она всё слышала, но в разговор не лезла…
– Чего отказался-то? Мог бы жить.
– Не хочу без тебя.
– Убьют же…
– Пусть! Мне теперь ничего не страшно, – ответил он и лицо к небу поднял мечтательно. – Зато я целый день был с тобой, смотрел в твои глаза, слушал твой голос…
– Да я больше ругалась, – насупилась Ксения.
– Не помню такого…
– Правда?!
– Слово джигита! – горячо поклялся Юсуф. – Наши старики говорят, что в жизни ничего случайного не бывает, всё предрешено и определено волей Неба и нашими поступками. Поэтому я благодарен каждой минуте, что мы были вместе!
– Даже скованные цепью?
– Да! И я скажу: спасибо тебе, о добрая цепь, за то, что до самой смерти связала меня с самой прекрасной и храброй девушкой на свете…
– И впрямь дурачок, – рассмеялась девушка, прижимаясь к груди юноши плечом. – Но про цепь мне понравилось. Давай я тоже тогда скажу ей «спасибо»…
Мать Настасья тихонько умиляется эдакому признанию. Пленницы, что рядом шли, от сентиментальности уж в полный голос ревут. Даже стражники-басурмане взгляды смущённые отводят, кажется, будь их воля, отпустили бы молодых на свободу. Да только откуда у воина своей воле взяться? Воин должен знать лишь одно слово – приказ…
В этот миг заревели невдалеке трубы, забили барабаны, затрубил слон, и поняли все, что приближается маленький отряд к границе владений Басурманского султаната…
А ведь и вправду вёрст эдак за пять, за шесть, точно с линейкой не измеряли, идёт к границе Российской империи сам султан Халил с многочисленной челядью, войском и телохранителями. Ну как идёт – едет, естественно, на слоне индийском, дрессированном.
Сидит себе в золотой беседке на его спине, покачивается плавно, шербет прохладный потягивает, тоже особо не знает, чем в пути заняться. Книг да газет читать не любит, танцовщицы надоели, вином упился вчера, сегодня голова побаливает. Послушать бы умного человека, да у кого из придворных льстецов язык настолько хорошо подвешен, чтобы скуку развеять? Разве что…
– Бирминдулла! – неожиданно вспомнил султан. – Бир-мин-дулла-а-а! Где его у нас шайтан носит, э-э?
– Владыка мира и Вселенной приказал связать его и вести в конце каравана, – вежливо напомнил едущий на ослике визирь.
– Вай мэ, я и забыл, – хлопнул себя по лбу султан. – Эй, стража, срочно приведите ко мне этого пиридателя!
Двое стражников наперегонки бросились исполнять приказ своего повелителя. Уже через пять минут они привели «Бирминдуллу» – руки скованы кандалами, в халате нараспашку, без приклеенной бороды и с чалмой набекрень. Вид у шпиона и разведчика был гордый, лицо каменное, в глазах готовность сию же минуту умереть за своё отечество. Идёт себе рядом со слоном, на султана и не смотрит даже…
Ну и сам владыка Халил тоже из себя шибко обиженного строит. В общем, идут все молча. Султан первым опомнился: зачем звал-то, если помолчать, так это и в разных концах каравана сделать можно было. Надо хоть как-то поругать, покричать, показать подданным, кто здесь главный…
– Слушай, тибе что, савсем не стыдно, да? Может, ты уже раскаялся весь, а я не знаю. Давай мне тут поплачь немного, поползай по земле, посыпь голову песком, что ли… Ну ты панимаешь, восточные традиции, всё такое… Главное, чтоб все увидели, и я тибя тагда сразу пращу! Наверное…
Молчит пленник. Идёт себе, так же гордо голову задрав. Не желает унижаться.
– А-а… Бирминдулла, Бирминдулла-а-а, я с кем разговариваю, э?!
– Я уже говорил. Я не Бирминдулла.
– Кому говорил? Кагда?! Почему ты не Бирминдулла, как ты не Бирминдулла, а кто ты тогда?
– Офицер русской контрразведки, майор…
– Э-э, хватит, хватит, – султан перебил нетерпеливо. – Всё, не надо! У тебя просто совести нет. Раз-вед-чик он… Давай иди отсюда…
Русский офицер по-военному чётко разворачивается на месте.
– Нет, стой, стой! Слушай, я такой добрый сейчас, сам себе удивляюсь, правда. Гавари, может, у тибя какое последнее желание есть?
– Нет.
– Ну, может, тибе что-то нужно? У меня с собой арабское кунжутное масло есть, хочишь, кандалы тебе смажем, чтоб не натирали? На, вазьми, пока никто не видит…
– Мне ничего не надо! – твёрдо обрезал пленник.
– Ай-ай, какой же ты невозможный человек! – окончательно обиделся уязвлённый в лучших чувствах султан. – Ну, харашо. Тогда у меня есть последнее желание.
– А я тут при чём?
– Слушай, ну, пака мы идём, всё равно делать нечего, скажи мине что-нибудь восхвалительное в последний раз…
– Ну уж нет, – горько рассмеялся офицер. – Знал бы кто, как меня всё это за столько лет достало…
– Я тибя прашу…
– Нет!
– Э-э, ну будь ты человеком, разведчик! Я тибе всё сделаю!
– Отпустишь русских девушек – скажу, – сощурился бывший восхвалитель.
– Ты с ума сашёл? – схватился за голову владыка Халил. – Это ведь маи жёны! Как я их отпущу, э?!
– Это не твои жёны. Ты на них не женился, ты их просто украл.
– Слушай, ну я па-любому не магу такое… Отпустить, да? Шутник! Что обо мне люди скажут, ты падумал?!
– Тогда нам не о чем говорить, – упёрся разведчик.
– Ай… – надулся султан, в сердцах пиная погонщика слона царственной ногой, посидел минутку, подумал и предложил компромисс: – Ну, харашо-харашо, угаварил, да… Я скажу, что одна мине не нравится и, проявив великодушие, отпущу!
– Пятерых отпустишь.
– Ты что, савсем краёв не видишь, разведчик, мать твою шайтан за ногу?!
– Чего, чего?
– Дваих отпущу.
– Пятерых.
– Какой же ты мерзавец всё-таки, а?! – с чувством простонал султан, но, как и любой восточный человек, не мог отказаться от возможности хоть за что-нибудь поторговаться. – Тибя нада было повесить ещё во дворце! Троих отпущу. Троих!
– Пятерых.
А к их шумному спору на всю степь уже и челядь прислушивается. Кто-то подхихикивает втихую, кто-то уже ставки делает, кто-то пальцем у виска крутит, всем развлечения хочется, но в спор никто не влезает. Восточные люди – люди вежливые…
– Ты не представляешь, как я тибя повешу! Я тибя так повешу, что ты этого никагда не забудешь! Ты меня понял, да? В глаза смотри! Понял? Четверых.
– Пятерых.
– Всё, нет на него больше моего терпения! – взвыл султан, плюясь во все стороны. – Убирайся! Мерзавец! Разведчик! Пиридатель!
Запахнулся он за занавеску в своей беседке и надулся обиженно. Бдительные стражники тут же подхватили русского шпиона под белы рученьки и поволокли в конец каравана. Однако не успели они пройти и пяти шагов, как со спины слона капризно раздалось:
– Бирминдулла…
Все замерли. Парчовая занавеска отдёрнулась, являя царственную ладонь повелителя мира и растопыренные пальцы – пять!
Выдохнул русский офицер, руки стражников с плеч сбросил, подошёл к слону, голову задрал и начал честно, нараспев, громким и красивым голосом, да не абы как, а с выражением:
– И ничто на целом свете никогда не сравнится с умом, красотой и безграничным великодушием нашего наимудрейшего повелителя!
Высунулся из беседки султан Халил. Посветлело его лицо, как морда у кота в колбасном цеху Черкизовского мясокомбината, глаза сощурил, улыбка до ушей, слушает, наслаждается…
– Да и с кем я его сравню? Разве ничтожнейший царь Соломон, при всём великолепии своего золотого правления, хоть на миг сравнился бы по праведности с нашим владыкой? Разве царь иудейский Давид, победивший льва, смог бы затмить кротостью и благостью поступков нашего великого господина? Он царь царей, и нет ему равных ни до, ни после! Ибо сказано в книгах, написанных рукой Пророка…
Слушает султан, наслушаться не может. Распирает его от гордости за себя самого, от любви к себе, такому замечательному, от восторга, что может он самим фактом своего же существования столько людей облагодетельствовать. Ну кто сказал, что лесть отрава? Хвала не халва, от переедания халвы и стошнить может, а от лести – никогда…
Свесился на минуточку султан Халил из беседки, пальцем визиря на ослике подманил, душу излить:
– Как он гаварит… Ну вот как он такое обо мне гаварит, а? Ещё немножка, и я савсем не смогу его повесить, э…
Кивает визирь вежливо, поддакивает, а в глазах обида. Понимает, что хоть вражеского шпиона он разоблачил, но славы и талантов его отнять не может. Нет второго такого Бирминдуллы. Ну нет, и всё…
