Владимир Рогач - Давным-давно, очень далеко отсюда

— Что за корень? — настороженно спросил Путник.

Усмехнулся Вор.

— Не спрашивал ты, что за зелье — так теперь отчего волнуешься? Сделай, как говорю, сам все поймешь.

Послушал Путник Вора, сделал, дождавшись полнолуния, как тот его научил, — выпил половину ведьминого зелья, съел украденный Вором корень и отправился в королевский дворец. Там, укрывшись за портьерой, не дыша и не шевелясь, услышал он разговор Короля и Смерти, и только-только высунулся, чтобы узнать тайну Смерти, как раздался выстрел.

То выстрелил Королевский Стрелок золотой пулей, отлитой из зубчика королевской короны. Но не из того, что передал ему Король, а из другого, спиленного по его просьбе Вором с настоящей короны.

И Смерть пала.

Бросился разочарованный Путник к Королю, чтобы упрекнуть того в гибели Смерти. Но, увидев бегущего к нему Путника, схватился Король за сердце — да и умер.

И понял тогда Путник, что сам стал Смертью, и жутко ему сделалось от этого знания. И в миг открылись ему все тайны Смерти, но не порадовали его эти открытия, а испугали.

И пошел тогда Путник-Смерть к Ведьме, стал просить освободить его от такой тяжкой ноши.

Ведьма же, словно насмехаясь, посоветовала обратиться к Королевскому Стрелку — мол, с одной Смертью управился, и с другой совладает.

Путник пришел к Королевскому Стрелку, отыскав его убежище, о котором никто не мог знать, кроме Смерти. Но Путник теперь сам был Смертью, и не было для него секретов и загадок, не было от него убежищ и укрытий.

Стрелок согласился помочь, но потребовал прядь ведьминых волос, срезанную железным ножом, осколок камня, поющего под звуки золотой флейты, и любящее сердце, на котором серебряным пером написано одно единственное имя.

— Чье имя должно быть на сердце? — спросил Путник-Смерть, боясь ошибиться.

— Оно одно — не зачеркнуть, не исправить.

Нет от Смерти никаких секретов и тайн, знал Путник, что искать все нужно у юной Ведьмы. Но не хотел он губить Ведьму, а потому пошел не к ней, а к ловкому Вору, пригрозил забрать его жизнь, если не принесет тот все необходимое.

Согласился для виду Вор, но решил обмануть Путника-Смерть. Многих в жизни своей он обманывал — кого со зла, кого для смеху, — отчего бы и Смерть не обмануть? Не стал красть — выпросил у Ведьмы нож, флейту и перо. Срезал ножом клок шерсти с хвоста бешеного пса. В плотный мешок, измазанный в глине, так что походил мешок на камень, посадил змею, шипящую и раскачивающуюся под звуки флейты. А вместо любящего сердца из груди Героя, с которым ни за что бы не рассталась Ведьма, взял гнилое яблоко, обмакнул в свиную кровь, а поверху черкнул серебряным пером: «Смерть». Встретил Смерть темной ночью в укромном месте, передал свои трофеи-обманки, да и был таков.

Не проверил Путник-Смерть воровскую добычу, не верил что может кто-то решиться саму Смерть обмануть, понес трофеи сразу Королевскому Стрелку. Дает ему клок шерсти и железный нож — смотри, мол! Посмотрел Стрелок, покачал головой — ему ли, опытному охотнику, не узнать собачью шерсть, не отличить от ведьминого волоса? Ничего не сказал, потребовал осколок поющего камня. Бросил Путник-Смерть к его ногам измазанный глиной мешок, дунул во флейту — зашипела, заизвивалась змея внутри мешка. Снова покачал головой Стрелок, но вновь ничего не сказал, потребовал третий предмет.

— Вот любящее сердце, о котором ты просил, — сказал Путник-Смерть, протягивая гнилое яблоко, измазанное в свиную кровь.

— Сгнило твое сердце, Смерть, — сказал Стрелок. — Нет в нем любви. Твое имя на нем отныне — и навеки. Не приходи ко мне больше.

С тех пор обходит Смерть стороной Королевского Стрелка. Ходит вокруг да около, носит в груди гнилое яблоко, за спиной — мешок со змеей, носится, куда ветер подует да клок шерсти понесет — а остановиться не может.

Флейту, перо и нож бросил Стрелок в самый глубокий колодец. Теперь в полнолуние из того колодца доносятся режущие слух грустная мелодия да печальный стих.

Говорят, у того колодца часто видят Смерть. Никто не знает Смерть в лицо, никто не ведает имя Смерти, никто не спрашивает, куда и откуда идет Смерть.

Быть может, очень не скоро возьмет да и сжалится над Смертью Королевский Стрелок — и выстрелит трижды: медной пулей, серебряной и золотой. И не станет Смерти. Но вряд ли кто из ныне живущих доживут до той поры.

А что до ловкого Вора? Сжалился он над Ведьмой, вернул ей украденное сердце. Но почернело ведьмино сердце, зачерствело, наполнилось злобой — превратила Ведьма Вора в Ветер — пусть гоняет клок шерсти, водит по свету доверчивую Смерть.

Давным-давно это было, очень далеко отсюда…