Евгений Щепетнов - Монах. Путь к цели
– Не болят! Они не болят! А-а-а! Не болят! Я могу еще потренироваться!
– Давай. Без проблем. Теперь мы тебя быстро поднимем в небо, уверен!
Шанти уцепилась за стол и снова истово замахала крыльями, поднимая ураганный ветер. Колыхались занавески, приподнималось покрывало, а Андрей сидел счастливый, будто выиграл миллион долларов в лотерею, – получилось!
Он был ужасно рад за свою упрямую подружку. И сердит на себя, что не разглядел короткий путь к цели. Ведь всего-то надо было активировать регенерацию порванных от нагрузки волокон мышц, чтобы организм понял это как команду к наращиванию мышечной массы и начал срочно ее восстанавливать в том объеме, который должен был быть изначально выращен, если бы драконица развивалась как положено. Теперь они и вправду могли ее поднять на крыло за считаные дни. Хм… скорее не поднять на крыло, а восстановить форму, нужную для поднятия на крыло, а уж сможет ли она преодолеть психологический барьер – это зависело только от нее.
Через два часа полностью выдохнувшаяся, но ужасно довольная Шанти была оторвана от столешницы и насильно посажена на плечо.
– Хватит. Твой организм больше не выдержит. Ты понимаешь, что он уже истратил все запасы, чтобы мышцы набрали объем? Чувствуешь, как тебе хочется есть? Мы сегодня уже семь попыток делали.
– Да, – призналась подружка, – честно говоря, я бы сейчас просто быка съела! Аж трясется все от голода.
– Теперь тебе пару дней отъедаться придется. Будешь есть, есть, есть, пока не наберешь массу. Потом продолжим. Думаю, что дня через три ты будешь полностью готова. У тебя уже левая сторона спины стала толстой, мускулистой и почти сравнялась с правой. Заметила, что тебя уже не тянет влево и что левое крыло не так устает?
– Ага, заметила! – счастливо рассмеялась Шанти. – Я буду летать! Я буду летать! Я буду летать! А-а-а!
– Все-все, тихо, оглушила. Кстати, а ты можешь говорить по-человечески? Не мыслеречью, а глоткой?
– А зачем? Мне и так хорошо. Я ваши слова понимаю, а с кем мне, кроме тебя и Федора, говорить?
– Ну так, к примеру – идет мужик какой-нибудь, а ты ему по-человечески: «Стоять! Бояться!» Он и обделался от страху. Забавно?
– Забавно, – хмыкнула Шанти. – Надо потренироваться. Так-то мы можем говорить, как вы, но не любим. Вообще-то это считается ниже достоинства дракона – говорить по-человечески. Ну как если бы вы учили речь собак и тявкали с ними. Или блеяли с баранами. Но то, что ты сказал, интересно. Я подумаю.
– Подумай, – усмехнулся Андрей.
Вообще-то он хотел научить Шанти человеческой речи не для того, чтобы пугать случайных прохожих, это и ежу понятно. Ему хотелось иногда говорить с ней на обычном языке, плюс ко всему, и это основная причина, чтобы она могла разговаривать с обычными людьми, которым недоступна мыслеречь. Мало ли что с ним случится… хоть его и трудно убить, но он тоже не вечен. Пара стрел в голову… отрубленная голова… и нет оборотня. Голова – вот его слабое место, его ахиллесова пята. «Как, кстати, и у большинства людей, – с усмешкой подумал он, – голова – слабое место. Если бы люди могли как следует продумывать свои действия, могли тщательно планировать их, скольких неприятностей и бед можно было бы избежать…»
День медленно, но верно подходил к концу. Они с Шанти крепко подзаправились, потом Андрей попросил у Олры бумаги, чернил и принялся сосредоточенно выводить что-то на листках, нарезанных на четвертинки. На ее вопрос, что он делает, Андрей пошутил, что пишет ей любовные послания. Потом будет зачитывать – под настроение. Раздосадованная Олра ушла на кухню, где выместила раздражение на несчастной Жугре, отчитав за плохо вымытый котел и бросив в нее половником. Потом Олра отправилась в мойню, забрав с собой Дирту – та умудрилась перемазаться соусом, свалившись в котел, со стенок которого пыталась собрать остатки кусочком хлеба. Как ни бились Олра и остальные женщины, доказывая, что еды хватит и что Дирта получит все, что захочет – и пирожки, и мясо, и бульон с лепешками, – та только виновато хлопала синими глазами и опять бралась за свое. Барьер. Психологический барьер. Еды мало – надо беречь.
Когда стало темнеть, в трактир набился народ – на улице было холодно, осенний ветер завывал меж домов, разгоняясь в тесных улицах, как в аэродинамической трубе. В трактире горел камин, потрескивали дрова, и посетители наслаждались теплом, горячими пирогами с бульоном, горячим вином и холодным пивом. Никат, как всегда, был на страже – поле обеда он сходил домой, навестил свою семью, жену и теперь был благодушен и спокоен, как танк, стоящий на постаменте памятника танкистам.
Андрей потихоньку поднялся, собираясь выйти из зала, Никат заметил это и сделал ему знак: подожди. Подошел, посмотрел в глаза и тихо шепнул:
– Удачи. Вернитесь живыми.
Андрей усмехнулся – Никат не добавил «здоровыми». Знал, что предстоит сделать, и был уверен, что это не то что не просто, а самоубийственно. Но что делать?
Он кивнул вышибале и вышел из зала. Олра была в своей комнате, сидела на кровати и молчала, глядя в пространство. Когда Андрей вошел, она подняла глаза и сказала:
– А может, уедем? Давай уедем, а? Бросим все – деньги у меня есть, пристроимся где-нибудь и начнем жизнь сначала? Я беременна от тебя, мы будем жить семьей, и никто не будет знать, кто мы. Я не хочу, чтобы тебя убили! Я готова бросить все и уехать. Поехали?
– А Федор? Алена с Настей? А Дирта? А те люди, которые на тебя работают, имеют кусок хлеба и крышу над головой? С ними как? Нет, милая моя. Один умный человек сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». И вообще, чего ты меня раньше времени хоронишь? Поверь, все будет нормально. Я и не из таких передряг выходил целым и невредимым. Какой-то придурок-бандит – тьфу! Размажем, как плевок по мостовой!
– Размажем! – вдруг граммофонным голосом сказала Шанти, и Олра вздрогнула:
– Она умеет говорить! У тебя говорящая кошка! Вот это да!
– У нее много талантов, – усмехнулся Андрей, – но вот длинный язык, распускаемый не вовремя, не входит в ее достоинства. Ага. Ну все, мне пора.
– Дай я тебя поцелую. – Олра тут же забыла о говорящей кошке, порывисто вскочила и обняла Андрея за шею, впившись в губы горячим, крепким поцелуем. – Вернись живым, пожалуйста! Я тебя буду ждать.
– Ну как я могу не вернуться, если ты меня ждешь? – улыбнулся Андрей. – Вернусь, конечно.
Он прошел в комнату, которую выделили для Шанти, потушил светильник и осмотрелся: окно выходило во внутренний двор, а под ним была крыша мучного склада, крытая черепицей.
Андрей осторожно открыл створки окна и протиснулся в узкий проем. Опустил ноги на черепицу, попробовал – крыша держит. Прошел к ее краю, внимательно оглядываясь по сторонам, – во дворе никого не было. Очень хорошо, пусть соглядатаи Абдула, наблюдающие за трактиром, думают, что он так и сидит в зале. Да и вообще ни к чему, чтобы кто-то знал, что он покидал трактир в этот вечер. Никто не сможет связать его с будущими событиями. Ну – почти никто.
Андрей спустился с крыши, отметив для себя, что черепица в углу и вправду повреждена и ее надо менять, не зря угол протекал. Усмехнулся – какие мысли лезут в голову непосредственно перед акцией. Совсем одомашнился.
Прыжок с забора, и вот он уже между домами, на темной улице, не освещаемой фонарями. До нужного места нужно было идти часа полтора – логово Абдула находилось на противоположном конце города, возле городского рынка. Но это – идти, а он идти не собирался.
Раздевшись, Андрей сложил одежду в приготовленную заранее сумку, спрятал под дерево и засыпал ее осенней листвой, оставив лишь пояс из-под денег. В него он напихал исписанные листки бумаги.
Перекинувшись в Зверя, минут десять, урча как трактор, раздраженно прилаживал на поясницу этот пояс и в конце концов повесил на шею. Шанти вспрыгнула ему на спину, как заправская наездница, и странная парочка понеслась сквозь ночь, распугивая заливавшихся лаем бродячих собак и шипящих, как спущенная шина, кошек.
Глава 5
Зверь мчался по улицам, автоматически сканируя все, что происходило вокруг. Он видел мир не так, как люди. Если в человеческом теле Андрей мог рассмотреть ауры и темнота почти не влияла на остроту его зрения, то Зверь видел все четко, как днем, ауры же сияли, горели пламенем, их оттенки были преувеличены, как будто он разглядывал их под микроскопом. Зверь осознавал все это, но его восприятие происходящего тоже отличалось от человеческого. Все абстрактное, все отвлеченное от сиюминутной проблемы задвинуто в дальние кладовые памяти, как бы затуманено, но то, что находилось на переднем плане, он осознавал внятно и осмысленно. Зверь мчался убивать.
Все, что касалось убийства, было просто и понятно. Разум этого существа, неизощренный или неразвитый – другой, – был целиком направлен на то, чтобы прийти в определенную точку, совершить то, что он умел лучше всего, и уйти незамеченным. Все, что нужно было сделать, Андрей заложил в себя заранее, как программу, как руководство к действию, и четко следовал этому плану.
