Assassin's Creed. Откровения - Боуден Оливер

Вскоре после приезда в Акру Эцио наконец-то смог написать давно обещанное письмо сестре. Он тщательно обдумывал каждое слово, понимая, что это письмо вполне может стать его последним посланием Клаудии.

Акра

20 ноября 1510 г.

Моя дорогая и любимая сестра Клаудия!

Вот уже неделя, как я нахожусь в Акре, куда добрался целым и невредимым. Настроение у меня приподнятое, однако я готов к худшему. Люди, любезно приютившие меня, в один голос утверждают, что дорога на Масиаф кишит наемниками и разбойниками, но они не местные, а пришлые. Что это значит, я могу лишь гадать.

Когда десять месяцев назад я покидал Рим, то делал это с единственной целью – открыть то, что не успел открыть наш отец. В известном тебе письме, написанном за год до моего рождения, он вскользь упоминает о библиотеке, спрятанной в подземелье бывшей крепости Альтаира. О святилище, полном бесценной мудрости.

Но что я найду, приехав туда? Кто меня встретит? Свора алчных тамплиеров? Или пустота, в которой слышатся завывания холодного, одинокого ветра? Вот уже почти триста лет, как тамплиеры покинули Масиаф… Помнит ли нас крепость? По-прежнему ли мы там желанные гости?

Клаудия, я устал от этой битвы… Устал не физически, а морально, потому что она, как мне кажется, неумолимо толкает нас лишь в одном направлении… к хаосу. Сегодня вопросов у меня больше, чем ответов, и потому я отправился в такую даль. Я хочу отыскать мудрость, оставленную нам великим Наставником, дабы лучше понять нашу борьбу и свое место в ней.

Дорогая Клаудия, что бы ни случилось со мной… если вдруг меня подведут мои навыки и способности или мои честолюбивые устремления увлекут меня в сторону… прошу тебя: не пытайся за меня отомстить. Месть не должна туманить память обо мне. Продолжай неутомимо искать истину во имя всеобщего блага. Моя история – одна из многих тысяч, и мир не пострадает, если она кончится слишком рано.

Готовясь к новым приключениям, Аль-Скараб успевал следить, чтобы Эцио осматривали лучшие врачи, обшивали лучшие портные, кормили лучшие повара и ублажали лучшие женщины Акры. Арсенал ассасина был тщательно наточен и смазан; сумка – вычищена и, где надо, заштопана. Все было проверено и перепроверено.

Накануне отъезда Аль-Скараб подарил Эцио двух прекрасных лошадей.

– Это подарок моего дяди. Он их разводит, а мне, как ты понимаешь, в море лошади не нужны.

Лошади были низкорослой арабской породы, очень выносливые, как раз для здешних дорог. Эцио понравилась мягкая кожаная упряжь и удобное высокое седло, сделанное искусным ремесленником. Он в который раз отказался от сопровождения, но с благодарностью принял запас продовольствия. Последний отрезок его путешествия будет пролегать по землям, где когда-то хозяйничали иерусалимские крестоносцы, основавшие здесь свое королевство.

Наступил день отъезда. Последний, самый важный и опасный отрезок его путешествия. Эцио не знал, завершится ли оно благополучно и завершится ли вообще. Но для него оно было лишь путешествием, которое необходимо совершить. Старикам надлежит быть исследователями. Сейчас Аудиторе наконец-то понял эту истину.

– Да хранит тебя твой бог, Эцио, – сказал ему Аль-Скараб.

– Баракаллах фик, мой друг, – ответил, пожимая руку верзилы-пирата. – Да благословит тебя Бог.

– Мы еще встретимся.

– Да.

В глубине сердца каждый из них сомневался в этом, но слова утешали их, а остальное не имело значения. Глядя друг другу в глаза, оба знали: они идут разными путями, но являются частью одного братства.

Эцио уселся на гнедую лошадку. Тронув поводья, он развернул ее к воротам.

Ни разу не оглянувшись, он выехал из города и направился на север.

9

Если брать по прямой, Акру и Масиаф разделяли триста с небольшим километров пустыни, земля которой казалась Эцио мягкой и податливой. Действительность сильно опровергла его предположения. Вот уже двести лет подряд Османская империя неутомимо расширяла свои границы. Вершиной их продвижения стал захват Константинополя, осуществленный в 1453 году двадцатилетним султаном Мехмедом II. Нынче щупальца турок тянулись еще дальше. На западе они достигали Болгарии; на юге и востоке – Сирии, некогда бывшей Святой землей. Восточная береговая полоса Белого моря с жизненно важными гаванями, позволявшими кратчайшим путем добраться на запад по воде, являлась украшением османской короны. Однако власть турок в этих местах все еще оставалась хрупкой. Эцио знал: рано или поздно ему придется вступить в сражение, и чем дальше на север, тем эта вероятность становилась ощутимее. Бо́льшую часть пути он старался ехать вдоль берега, так, чтобы видеть слева сверкающие морские воды. Он поднимался на высокие утесы, поросшие колючим кустарником. Эцио выбирал для передвижения раннее утро и поздний вечер. Самые жаркие часы он прятался от палящего солнца. На ночной сон оставалось всего четыре часа.

Путешествие в одиночку имело свои преимущества. Одному намного проще смешаться с толпой, тогда как отряд сопровождающих, наоборот, привлекал бы излишнее внимание. Зоркие, опытные глаза Эцио заранее распознавали опасности. Это была разбойничья страна, наводненная шайками безработных наемников, имевших смутное представление о дисциплине. Они бродили по дорогам и окрест, убивали путешественников и друг друга. Добычей становилось все, что можно было забрать у убитых противников. Эцио казалось, что эти люди давно утратили какие-то цели и выживали ради самого выживания в местах, где до сих пор ощущались последствия войн, длившихся не одну сотню лет. Люди утрачивали способность мыслить и превращались в зверей. У них не было ни страха, ни надежд. Совести тоже не было. Равнодушные ко всему, безжалостные, грубые, они ни в чем не раскаивались и ни о чем не жалели.

Эцио не всегда удавалось избегать столкновений. Стычки были бессмысленными, оставляя свежую пищу для грифов и воронов. Только они и могли чувствовать себя вольготно в этой забытой Богом земле. Однажды ассасин спас запуганную грабителями деревню, когда те нанесли туда очередной визит. В другой раз его клинки уберегли женщину от насилия и мучительной смерти. Но надолго ли? Что станется с этими людьми потом, когда он уедет? Он не был вездесущим Богом. Как ни странно, но в землях, где когда-то ходил Христос, Бог совсем не заботился о «малых сих».

Чем дальше на север, тем тяжелее становилось у Эцио на сердце. Только огонь поиска поддерживал его на пути. Он не забывал об осторожности и привязывал ветки к лошадиным хвостам, чтобы замести следы. По ночам он нарочно укладывался на колючки, чтобы не провалиться в сон. Вечное бодрствование было не только платой за свободу, но и условием выживания. Конечно, прожитые годы поуменьшили его силы, что восполнялось опытом и плодами выучки, пройденной несколько десятков лет назад у Паолы и Марио. Уроки Флоренции и Монтериджони никогда не забывались. Иногда Эцио чувствовал, что не в силах двинуться дальше. И тем не менее он седлал лошадь и продолжал путь.

Триста с лишним километров, если двигаться по прямой. Но зима была суровой, и это заставляло его часто пускаться в объезд или оставаться на месте, пережидая непогоду.

Наконец Эцио увидел впереди стену гор.

Он глубоко вдохнул холодный воздух.

Масиаф был близко.

Через три недели Эцио увидел цель своих долгих странствий. Остаток пути он был вынужден идти пешком. Обе лошади пали, не выдержав заледенелых перевалов. Их гибель была на его совести, ибо они показали себя более доблестными и верными спутниками, чем многие люди.

В вышине холодного чистого неба парил орел.

Утомленный дорогой, Эцио отвел глаза от парящей птицы, заставил себя встать, перелез через невысокую стену, сложенную из грубого камня, и замер, медленно обводя взором местность вокруг.