Глаза войны - Алексей Адушев
Ну так, когда приступишь? — тварь в человеческом обличье закончила свой монолог и посчитав, что дело сделано отвернулась от меня и стала зубоскалить с каким — то маленьким, похожим на хорька типом, что сидел по правую от него руку.
Я ошибся в том, что сюда пришёл, они ошиблись, когда решили, что я им принадлежу, а их деньги и медийные морды что — то для меня значат. Вся эта сволочь смотрела на меня своими пустыми рыбьими глазами, улыбались и не понимали, что каждое слово этого Карпенко для меня, как гвоздём по стеклу. Я почувствовал, как зашумело в ушах, как кровь прильнула к лицу, а кулаки стали сжиматься сами по себе.
В этот момент Карпенко повернул свою самодовольную рожу ко мне и повторил вопрос — Ну так, когда приступишь, Олег?
— Никогда.
— Не понял… — Карпенко немного изменил выражение того что называлось лицом, но мерзкая ухмылка осталась на месте.
— Всё ты понял, Геннадий… Тридцать серебряников себе оставь или прибереги для другого Иуды. — процедил я сквозь зубы.
— Нет, Олег Иванович, это ты не понял. Моё предложение не предполагает отказов и капризов. Может цену себе набиваешь? Так не смеши, она мне известна! Будешь пыжиться, то оклад твой будет только падать. Подозреваю, тебе знакомо такое актуальное и прогрессивное понятие, как «культура отмены»? Учти, оттолкнёшь протянутую мной руку, и я тебя «отменю». Тебя не опубликуют больше нигде и никогда, даже в «Балашихинском вестнике», если такой вообще есть.
— Геннадий Павлович, да чёрт с ним, пусть катится, на то оно и быдло, не ценить возможности — их вечная трагедия и крест. — прошипела маленькая гиена, похожая на хорька, сидевшая по правую руку от Карпенко.
— Здесь я решаю кто и куда катится и с какой скоростью! Я никуда не отпускал эту кремлёвскую мурзилку! — рявкнул Карпенко, достаточно громко, чтобы его услышала моя жена и поняла — вечер перестаёт быть томным. До этого она сидела на другом конце стола в окружении женщин, чьи высокие каблуки контрастировали с низкой социальной ответственностью. Ира беззаботно щебетала, отвечала на расспросы о своей косметике и наряде, воспринимая их язвительный стёб за дружелюбность. Только сейчас она стала прислушиваться к тому, что происходит между мной и Карпенко, и выражение её лица становилось всё более растерянным, обеспокоенным.
Хозяин «творческого вечера» окончательно отбросил все приличия и манеры, на пол полетела и маска доброжелательности, теперь он представлял себя плантатором, наказывающем дерзкого негра. — Так вот, Олег, даю тебе последний шанс засунуть свои принципы туда откуда ты их достал и сделать вид, что ты ещё не давал ответа на мой вопрос. Так, когда ты готов приступить к работе?
— Карпенко, ты слуховой аппарат себе купи или пусть тебе его лизоблюды твои подарят. Угрожать мне не нужно, выглядит нелепо. В твоём цирке не смешно, а от клоунов пахнет мочой и нафталином. Мы с Ириной уходим, зря потратил время. — Я резко встал и показал жене жестом — собираться.
Карпенко и не думал останавливаться и заканчивать конфликт. — Кто сказал, что это угрозы? Скоро ощутишь, хлебнёшь сполна. Справки о тебе навели, знаем где трудоустроен, один звонок и тебя уже завтра выпрут с работы. Долго меня помнить будешь! В магазине за твёрдые принципы хлеб не продают, будешь в переходе мелочь стрелять, можешь уже бежать, метрополитен ещё работает! — Я стоял к нему спиной, а он орал мне вслед. — Если он прямо сейчас не заткнётся, то я его ударю и…уже не смогу остановиться. — Пронеслось у меня в голове. Затыкаться он и не думал, эту тварь откровенно понесло.
— Хотя погоди, Олег, кто оплатит стол? Я угощаю только друзей, так что изволь расплатиться по счёту с официантом! Иначе… совсем некрасиво получается, пожрал на халяву, нагрубил интеллигентным людям и ушёл.
— Да откуда у этого проходимца деньги, Геннадий Павлович? Для него сытно поесть уже событие! — хорьковидная гиена опять подала голос, вынырнув откуда — то из-под мышки Карпенко.
— Ха-ха, Дениска, точно подметил! — осклабился Карпенко. — Ну, в качестве исключения, могу и я оплатить, если жена нашего несостоявшегося историка проводит меня до туалета. Сношать такую замухрышку конечно не стану, а от хорошего минетика не откажусь. Пора привыкать вам с женой за еду работать! Кстати, я даже знаю, что твоя Ирина стоит в очереди на бесплатное ЭКО. Скажи, Олег, ты сам ей ребёнка сделать не можешь или у вас, у нищебродов, фишка такая — своих баб оплодотворять, как кобыл и коров, шприцем? Я вот думаю, что такие совки вообще плодиться не должны, их ещё в роддоме надо пуповиной душить…
К моменту, когда Карпенко выплюнул последнюю фразу, а сидящие вокруг существа стали с повизгиванием хохотать, у меня упала планка и опустилось забрало…
В этот момент стало абсолютно не важно, что я не помню, когда дрался в последний раз, для человека моей профессии и образа жизни, потасовки редкое явление. Стало не важно, что их много, а я один, хотя уверен — большинство из этих существ раньше вообще не дрались, а только получали по лицу резиновым членом, а некоторые, вероятно, и настоящим.
В такой момент, когда трогают за живое, любой кто не забыл, что он мужчина, активирует в себе режим — «убивать», остальное доделает состояние аффекта.
Первым, что попалось под руку была тяжёлая тарелка с паштетом или чем — то другим, я кинул её, как метатель дисков запускает снаряд. Карпенко всё ещё смеялся, когда запущенная мной со стола тарелка своим ребром врезалась ему в переносицу. Слышал, как она разбилась, упав под стол, видел, как из разбитого носа на рубашку Карпенко хлынула кровь. Останавливаться нельзя, только начал…
Чучело, что до этого сидело со мной рядом, попыталось встать
