На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Сокол Аня
— Сынок.
Если бы он хотя бы позволил дотронуться до себя или обнял, бабка сама бы за бензином побежала, забыв о своем недавнем желании сохранить вещи. Но он не позволил ей даже приблизиться. Не смотрел. Не говорил. Для него она была чужой.
— Это все? — Гробокопатель повернулся к ведьмаку, и тот взмахом руки отпустил мужчину.
Старушка закрыла лицо руками и беззвучно расплакалась. Ее маленькая фигурка дрожала от горя. У того, кто в ее голове был сыном, не нашлось для матери ни слова, ни взгляда, ни прикосновения.
— Сволочь, — вырвалось у меня.
У остальных никаких эмоций визит Веника не вызвал, главное — можно разводить огонь.
Костер занялся быстро, чему способствовал бензин, щедрой рукой целителя выплеснутый на вещи, которые стаскивали с чердака Арсений и Ефим. Пламя взметнулось ввысь, освещая бледные лица. Хранитель добавил к горящей куче старую рассохшуюся полку для обуви, мохнобровый швырнул следом коробку, полную старых, покрытых паутиной и частично съеденных молью мотков разноцветной пряжи.
— Все, — отряхнул руки бывший водитель.
— На чердаке ничего, — выделив второе слово, подтвердил Ефим.
— Ольга? — почувствовав, как я напряглась, спросил староста.
От вранья в этой ситуации толку мало, но в тот момент я вспомнила не о столике, а о его содержимом. Я вытащила из заднего кармана страницы книжки, вытряхнула сложенный серый листок. Отрывок из зубодробительной книги по гидромеханике отправился в огонь сразу. Старик развернул листок. В свете костра, который мы развели на моем заднем дворе, черные буквы были вполне читаемы.
— Его заставили, — сказала я.
— Мы знаем, — староста передал письмо подошедшему фениксу.
Алексий пробежал глазами по строчкам, скомкал бумагу и бросил в огонь.
— Сергей получил это на следующий день после их пропажи, — ведьмак нахмурился, — и сразу пришел ко мне.
— Но… — Я даже растерялась.
— Я отправил с ним Тема и Сашку, чтобы найти жену и сына. Они нашли их, — староста посмотрел на огонь, — но было уже поздно.
— Они умерли, — добавил Алексий, — не пережили одной ночи в лесу, замерзли. Люди такие слабые.
— Через три дня мы устроили засаду, — Семеныч сложил руки на груди, — Сергей имел право на месть.
— И что? — спросил внимательно слушавший Арсений.
Ефим предпочел отойти на другую сторону костра, и замер там, пристально вглядываясь в язычки пламени, лизавшие старую мебель, пузатый комод, вычурную вешалку, ватное одеяло распадалось на глазах, ни игрушечного паровозика, ни чемоданов уже не было видно. Исчезли люди, а теперь исчезают их вещи.
— Ничего, — ответил феникс, — никто не пришел. Открывать путь на стежку было не для кого.
— Кто бы это ни затеял, — старик вздохнул, — он не довел дело до конца, нам не удалось его найти.
— Но вы сказали, что он открыл стежку, — возмутилась я, — не понимаю.
— Вот и мы не понимаем, — ведьмак опустил голову. — Сергей предал нас почти через год.
— Он лишился семьи в 1965, а с западниками сговорился в 1973 году по внешнему кругу, — Алексий потер лоб, — что они могли ему пообещать?
Я сразу вспомнила листки из отрывного календаря. Двадцать семь дней он складывал их в ящик комода, отсчитывал дни. От чего и до чего? От принятого решения до его реализации?
От костра остались одни угли. Тина сидела на перевернутом оцинкованном ведре, скрытая сгущающейся темнотой, лишь глаза в темноте отливали серебром. Арсений с потерянным видом бродил вокруг затухающего огня и то и дело закидывал в него ногами валяющийся на земле мусор. Староста и Алексий тихо переговаривались. Я не заметила, когда исчез Ефим. Целитель высматривал что-то в густой кроне дерева на опушке леса. Пару минут назад ведьмак спустил на меня свой мини-вихрь. Он с тем же результатом, что и старший собрат, ударился о грудь, и не смог преодолеть препятствие. Заклинание отказывалось принимать меня как часть себя. Костер не помог.
— Что дальше? — спросил мохнобровый. — Поджигаем дом?
— А если и это не поможет, все Юково, — высказался Константин.
— Будем думать, — Семеныч устало потер подбородок. — Дом — крайняя мера.
— Я поищу в книгах, в дневниках отца, — Алексий потер руки, — может, кто-то с подобным уже сталкивался.
Арсений фыркнул, он не понимал, зачем ждать, что-то искать, когда самое простое решение лежит на поверхности, молодость требовала действия, а не раздумий. Но перечить старику парень не стал, исчез не прощаясь. Тина позволила себе ободряющую улыбку на прощание. Ведьмак и феникс ушли вместе, не переставая что-то обсуждать. Некоторое время я смотрела на вспыхивающие угли, так напоминавшие глаза проклятого.
— Михар что-то знает, — невпопад вырвалось у меня.
— Думаешь? — усомнился Константин.
— Да. Сколько он живет здесь? А сколько живет вообще? Он смотрит на нас как на…
— Детей?
— Не совсем, скорее уж, на щенков, затеявших возню из-за резинового мячика.
— Предлагаешь пойти и устроить бесу допрос с пристрастием? — целитель был полон иронии.
— Нет, — я дернула плечами, — хотя жаль, конечно.
— Брось, — он повернулся ко мне, — думаешь, ты одна такая умная? Поверь, Семеныч куда проницательнее тебя. Да что там, здесь любой проницательнее тебя. Не обижайся.
Я позволила всему удивлению, что скопилось во мне за эти два дня, отразиться на лице. Целитель вздохнул.
— Ты бы к Пашке зашла.
— К Пашке? — переспросила я.
— Ага. Помнишь такую? — Мужчина скривился, став более похожим на того экспериментатора, что я знала, а не того, которым он старался быть последние два дня. — Я ее скоро задушу, — сказано с таким равнодушием, что я сразу поверила, — это ее яйцо… — Он закатил глаза. — Ей надо с кем-то поговорить. Не со мной, — Константин поднял руки. — Ты единственная, кто числится в подругах.
— Но я думала…
— Да мне все равно, кто и что думает. Я кокну это драгоценное яйцо об ее башку, если она еще раз пристанет ко мне с какой-нибудь чепухой.
Вот уж не думала, что явидь захочет со мной разговаривать после случившегося в цитадели. Хотя если задуматься, целитель ничего такого и не говорил. Он попросил. Настолько, насколько он это вообще умеет.
Все утро я думала о Пашке, пока не поняла, что проще сходить, чем изводить себя мыслями. Борис уныло ковырялся в перилах, бабка еще не вставала, вчера я скормила ей порцию снотворного и отправила спать без традиционного просмотра вечерних сериалов.
Сидеть в доме, которого, возможно, скоро не будет, и гонять тоску, вспоминая события прошедшего дня, было выше моих сил. Что угодно лучше этого ничегонеделания. Один визит. Один разговор. Ну, выгонит меня явидь, уйду, зато совесть останется чистой.
Утро выдалось тихим и прохладным, чувствовался конец лета, солнце закрыли серые облака, в спину ударяли порывы ветра, к обеду наверняка пойдет дождь. Несколько раз мне навстречу попадались соседи. Викария, довольно веселая и молодая ведьмочка, помахала рукой с другого конца улицы, она всегда так делает, хотя близкого знакомства не свели. Полная ей противоположность — Караха, старая и ворчливая предсказательница, давно отошедшая от дел, предпочитала проводить свободное время в огороде или у окна, провожая каждого прошедшего пристальным взглядом. Я привычно поежилась, ощутив меж лопаток, ее тяжелое внимание, иногда проскальзывала хулиганская мысль обернуться и показать язык, или, еще лучше, попросить погадать, останавливало то, что затея выйдет боком прежде всего мне.
Пашкин дом выделялся среди соседей белым цветом, который рабочие обновляли раз в сезон. На фоне черной крыши и оконных рам из темного дерева белизна стен выглядела вызывающе. Дом был низким и широким. От ближайшего соседа его отделяли метров триста свободного пространства, заросшего деревьями и кустарником. Участком змея не занималась, предоставляя ему право зарастать лебедой по собственному усмотрению. В этом вопросе я была с ней солидарна, так не любила ковыряться в земле. Беспорядочные заросли создавали иллюзию уединения, закрывая от остальных соседей приземистый и вытянутый домик.
