Калейдоскоп - МаксВ
Фаня зарылся подбородком в шерсть между лапами, из горла его вырвалось досадливое ворчание.
Этого невозможно понять. Ведь сперва надо понять, как мыслит термит. Надо понять, к чему он стремится, чего добивается. Надо получить понятие о его опыте и знаниях.
Двенадцать тысяч лет познания. Двенадцать тысяч лет, считая от начального уровня, который сам по себе непознаваем.
Но понять нужно. Должен быть способ понять.
Потому что из года в год Постройка будет разрастаться. Километр в поперечнике, потом шесть, потом сто. Сто километров, и еще сто, а затем – весь мир! Так, выходит?
«Отступить? – задал вопрос самому себе Фаня, – Да, наверное, можно отступить. Можно даже переселиться в другие, иные миры, те самые миры, которые плывут за нами в потоке времени, те, которые наступают на пятки друг другу. Можно отдать Землю термитам, нам всё равно найдется место.
Но ведь это наш дом. Здесь родились все еноты. Здесь мы научили животных говорить, и мыслить, и действовать сообща. Здесь мы создали братство зверей.
Не так уж важно, кто был зачинщиком, – раскин или енот. Здесь наша родная земля. В такой же мере наша, как и раскинов».
Фаня вздыбил шерсть на спине и загривке:
«Да хоть что тут думай, но мы должны остановить теримаго! Должен быть какой-то способ остановить их. Может быть, переговорить с ними, выяснить, чего они хотят. Способ усовестить их. Должна найтись какая-то основа для переговоров. И путь к соглашению, к устраивающему всех компромиссу».
Енот лежал неподвижно перед камином, слушая наполняющие дом шорохи, мягкую, приглушенную поступь суетных механоров, неразборчивые голоса енотов где-то этажом выше, треск пламени, обгрызающего полено.
«Неплохая у енотов жизнь, – пробормотал про себя Фаня, – Неплохая, и мы думали, что это все сделано нами. А вот Блиц говорит — нет, это не так! Он говорит, что мы ничего не добавили к оставленному нам в наследство инженерному искусству и машинной логике и что нами многое утрачено. Он толковал о химии и пробовал что-то объяснить, но я ничего не понял. Толковал об изучении элементов и каких-то атомов, и молекул. И электроники… Правда он сказал, что мы без электроники умеем делать такие чудеса, каких не сумел бы сделать человек со всеми его знаниями. Сказал, что можно миллион лет изучать электронику и не добраться до других миров, даже не знать про них… А мы с этим справились, сделали то, чего никакой раскин не сумел бы сделать.
Потому что мы мыслим не так, как раскин. Нет, это называется человек, а не раскин.
Или взять наших механоров. Наши механоры не лучше тех, которые нам оставил человек. Небольшие изменения… очевидные изменения, но никаких существенных улучшений.
Да и кому могла прийти в голову мысль о более совершенном механоре?
Кукурузный початок покрупнее – это понятно. Или грецкий орех потяжелее. Или водяной рис с колосками поувесистее. Или лучший способ производить дрожжи, заменяющее мясо.
Но более совершенный механор… Зачем, когда он и так выполняет все, что от него требуется. Зачем его совершенствовать?
А впрочем… Механоры слышат Сигнал, и отправляются работать к Постройке, отправляются строить махину, которая сгонит нас с Земли.
Мы не можем разобраться. Конечно, не можем. Вот, если бы лучше знали наших помощников, мы, может быть, сумели бы сделать так, чтобы они не получали призыва или, услышав, оставляли бы его без внимания.
А это, конечно, решило бы проблему. Если механоры не будут трудиться, строительство прекратиться. Одни термиты, без помощи механоров, не смогут продолжать стройку».
По голове енота пробежала блоха, и он дёрнул ухом. А мысли бежали дальше:
«Но ведь Блиц может и ошибаться. У нас есть легенда о рождении братства зверей, а у диких механоров есть легенда о падении человека. Кто теперь скажет, которая из легенд верна?
Вообще-то рассказ Блица звучал правдоподобно. Были еноты, и были механоры, и когда пал человек, их пути разошлись… Правда, мы оставили себе тех механоров, которые служили нам руками. Мы оставили... Некоторые из них остались с нами, но ни один енот не остался с механорами..."
Глава 4
Глава 4
Из какого-то угла вылетела осенняя муха и ошалело заметалась перед пламенем. Пожужжав над головой Фани, села ему на нос. Енот свирепо уставился на нее, а она подняла задние лапки и нахально принялась чистить крылышки. Фаня взмахнул лапой, и муха улетела.
Раздался стук в дверь.
Енот поднял голову и несколько раз моргнул.
– Войдите, – сказал он наконец.
Это был робот Банни.
– Охранники поймали Янтарика, – сказал Банни.
– Янтарика?
– Да, того самого беглого лисёнка. Его зовут Янтарик.
– Ах да, это он убежал.
– Они привели его сюда. Хочешь с ним поговорить?
– Пусть войдут, – сказал Фаня.
Банни сделал знак пальцем, и лис трусцой вбежал в комнату. Шерсть его была вся в репьях, хвост волочился по полу. Следом за ним вошли два сторожа-механора.
– Он подбирался к кукурузе, – доложил один из них, – и тут мы его застали, но пришлось побегать за ним.
Нехотя усевшись, Фаня уставился на Янтарика. Тот, заметив вопросительный взгляд енота, ответил:
– Они меня ни за что не поймали бы, будь у меня Слай. Слай был мой механор, и он меня предупредил бы.
Фаня хмыкнул:
– А куда же делся твой Слай?
– Его сегодня позвал Сигнал, и он бросил меня, пошел к Постройке.
– Скажи-ка, дружок, а со Слаем ничего не случилось, прежде чем он ушел? Ничего необычного? Может, ты что-нибудь заметил?
– Да вроде нет, ничего такого, – ответил Янтарик, – Если не считать, что он шлепнулся пузом прямо на норку термитов. Слай, он такой неуклюжий. Настоящий раззява… Всё время спотыкался, в собственных ногах путался. У него с координацией что-то неладно. Какого-то винтика видать, в башке не хватало.
Тут с носа лисёнка соскочила крохотная черная тварь и помчалась по полу. Молниеносным движением лапы лис прихлопнул её.
– Лучше отойди от него подальше,
