Возвращение - Денисов Вадим Владимирович
Потом начали оговаривать способы и сроки доставки, нюансы технические и организационные, применение средств усиления, сопровождения и контроля. А жизнь-то налаживается, наши вписались! Ух, что сейчас начнется… Или вы думаете, что сталкеры спят и видят гордое оперативное одиночество в пампасах?
Напоследок микрофон взял Сотников.
— Костя, привет, родной!
— Приветствую, Алексей Александрович!
— Как ты, как Михаил?
— Живее всех живых! А вертушка годная, новая.
— Да перестань ты о вертолете, его мы заберем, не волнуйся, тут без вариантов, надо будет, все силы брошу… Ранения были, травмы?
— Никак нет.
— Берегите себя, мальчики. Мы тут все переживаем за вас. Константин, прошу обойтись без ненужного риска. Вы рядом, живы, и это самое главное.
Наконец дело было сделано, я вытер со лба холодный нервный пот… Ага! Это мне только показалось, что все! Вотяков заставил переключиться на штырь, для надежной пеленгации — полевые станции служб анклава одновременно начали ловить протяжный сигнал. Вот теперь действительно все, покеда, други, до следующей связи!
Еле скрипнула тяжелая входная дверь, из тьмы ночного леса в избу огромным привидением бесшумно перелился Гоблин, показавший на пальцах, что обстановка спокойная. Он сразу махнул глазами на рацию.
— Закончили, — успокоил я. — Садись, расскажу.
— Сейчас. — Что-то у напарника лицо нерадостное.
Он поставил автомат, скинул куртку и пояснил:
— Хрен что поймаешь ночью. А Дунька голодная…
— Сходи за избу, какие проблемы? Там в яме шкура цесарки с перьями, свежая, забыл? Отрежь кусок и заверни в него немного оленины в виде зверька. Сожрет твоя Дуняша как миленькая.
— Точно! — Он сразу передумал садиться. — Ну, ты и Капица, командир, уважаю!
И тут же убежал опять. Француз улыбнулся.
— Какие крепкие у него нервы.
— Профессиональное, — отвлеченно повторил я.
Тревожно на душе. Почему? Потому что с помощью сканера вторые сутки слышу непривычно интенсивный радиообмен. И говорят его участники на одном из прибалтийских языков. Неужели у Альянса есть постоянная связь со Львовом или Донецком? Да еще и со своим оператором в радиоузле, отлично знающим латышский или эстонский. Нет, похоже, все-таки латышский.
Если так, то метастазы пущены глубокие.
Ночь прошла спокойно.
Лепешки кто-то жарит!
Открыв глаза, я понял, что проснулся последним. Предутреннюю вахту нес Мишка, но его в избе не было, нары пусты. Стоя ко мне спиной, француз заваривал кофе, этот одуряющий запах жареных кофейных зерен, смешиваясь с ароматом свежих лепешек, лежащих в большом медном тазу, меня и разбудил. Быстренько одевшись, схватил кусок ткани, заменяющий полотенце, и пошел во двор умываться. Что там со временем? До связи сорок минут, спокойно все успею сделать. Вышел за порог и замер, пораженный невиданным зрелищем: Гоблин возле угла локалки стоял на трех костях и в высшей степени сосредоточенно смотрел куда-то вниз. Правая рука вытянута, ладонь открыта. Не шевелится! Трахома, да он вкусного мыша ловит для своей птицы! Я медленно втянулся в комнату и шепотом бросил Жану:
— Камеру дай… На полке.
А где сова, кстати?
— Что ты увидел, Коста?
— Идеальную охоту. Тихо!
Выставив руку за косяк, я наугад сделал несколько снимков. Это будет бомба! Покажу мужикам в Замке под пивас, пусть порадуются.
— Ну как охота?
Он не вздрогнул. Мишка медленно встал, показывая два зажатых в лапе серых хвостика. Ого! Получается!
— Ну, теперь не пропадем, всегда будем обеспечены качественной едой, — похвалил я.
— Весь чистый сбор поступит монтеру Мечникову, — отрезал он.
— Куда сову дел?
— В ангаре теперь, гадит девочка, — признался друг.
Двери в ангар с техникой были приоткрыты. Зайдя внутрь, я замер во второй раз, на этот раз от праведного гнева.
— Сомов, что это за пятно? — Я с ненавистью показал на кляксу.
— Природа, Костя, че делать, — заизвинялся он.
— Убирать сразу! Ты что, не знаешь, насколько едок птичий помет? Это же краска, сразу разъедать начнет! — Машину мне больше жалко, чем голодную сову, пусть поголодает — меньше валить будет.
— Да сейчас…
— Мокрой тряпкой, а то царапин наставишь! Ты спецкомплекс уже сделал?
— Стоит ли, командир? — Напарник засомневался. — На хрен физкультуру, пойдут дела — быстро подкачаемся.
Наверное, он прав, лучше не уставать.
Завтрак вышел плотным. Кроме лепешек с кофе на столе была полевая зелень, белый козий сыр и кольца домашней колбасы, моей прелести. Помотайтесь с наше по полям и горкам, тайге и саванне — и поймете, что лучшее в рационе — не сухпай с тушенкой и даже не дичь. Лучшее — вот такая колбаска, домашняя, с перчиком и чесночком, крупнорубленая, закопченная в деревенской печной трубе… Нет, точно, пора домой.
На этот раз связь с Башней прошла гораздо спокойней, чем вчера. На пробу Юрка предложил переключить антенны, перешел на штыревую. Ветра нет, довольно прохладно, но зато небо чистое. И схватил! Правда, на троечку. Обсудили кое-что, Вотяков довел изменения в обстановке. Все заряжено, решено, утверждено Штабом, теперь главное за мной — надо все выполнить пошагово, безупречно осуществить задуманное.
Время еще было, и я не находил себе места. Пользуясь случаем, Мишка принялся учить француза работе с пистолетом: пригодится.
Наконец настало время. Штатно отбился в Штаб — ожидаю. Чувствовалось, как все напряжены. Момент опасный, после этого мы гарантированно засветимся по полной, поэтому действовать придется очень быстро и в то же время безошибочно.
Сидеть возле камина хорошо, тем более что повод есть: я у рации. Огонь с жадным удовольствием пожирал сухую древесину чурбачков. Оранжевое пламя быстро стало жарким, устойчивым, теперь можно класть еще не просохшие ветки, топка камина их быстро подсушивает и сжигает с треском, превращая в пылающие жаром угольки.
Пш-ш-ш…
— Ми-ишка! Го-облин! — заорал я, хватая со стола микрофон с тангентой.
— «Гамаюн» вызывает «Кастета», как слышишь, прием… «Кастет»?
Неуверенно проходит, еще далековато. Щелк, щелк…
— Что? — крикнул друг из дверей.
— Летит! Давай на дорогу, Жана забирай! Я позже подскочу. Лови на сто тридцать мегагерц.
Готовый к работе «виллис» уже стоял во дворе. Дверь француз не закрыл, и я почти сразу услышал звук работающего двигателя.
Теперь мы тебя позовем, ласточка…
— «Гамаюн», тебя расслышал, связь была плохая, объявись.
— «Кастет», слышу тебя.
— Ты где уже, ориентиры?
— Иду на север вдоль русла Сены, высота пятьсот. Река узкая.
С пятисот метров вполне можно разглядеть лодки на берегу, автомобили, отдельных людей, особенно если есть тень.
— Отлично! Скоро прямо по курсу появится поселок, рядом большое озеро.
Названия не произносил. Наивно, но вдруг прокатит?
— Есть озеро! Как внизу обстановка?
— Нейтралы, не тревожные. Но лучше поднимись. Озеро обходи слева, увидишь дорогу, вдоль нее и иди, как понял, «Гамаюн»?
— Понял. Наблюдаю поселок.
Я глубоко вздохнул. Кажись, получается…
— Что у вас с погодой?
— Погода звенит. Давление семьсот пятьдесят два, температура воздуха плюс четырнадцать, прогревается, ветер восточный, два-три метра в секунду, площадка сухая. Торец обозначен пустой бочкой с красной полосой.
Атмосферное давление увеличивалось, Госпожа Погода, словно в ответ на мои мольбы, пошла по пути дальнейшего улучшения, последние сизые тучи через саванну убегали на восток, за Волгу.
— «Гамаюн», иду встречать.
— ROGER.
Мне пришлось бежать: скутер брать нет смысла, дольше возиться. Мужики стояли на дороге и пялились в небо. Рядом стоит джип, пулемет на турели, ствол вверх. Бочку видно хорошо. Классный такой кадр, партизанский.
— Летит вдоль дороги, — заметил пилот.
— Во палево будет! — радостно сказал Мишка.
— Прятки закончились, — согласился я.
