Ник Перумов - За краем мира
Мама недовольно поджала губы, и Молли поняла, что эта дерзость будет стоить ей лишнего часа рукоделья воскресным вечером, но остановиться всё равно уже не могла.
— Я только хотела спросить, папа… «Геркулес» не вернулся? С ним всё в порядке?
— «Геркулес»? — нахмурился папа, и сердце у Молли наколотилось где–то в самом горле. Нет–нет–нет, только не это, только не это, ну пожалуйста, только не это…
— Насколько я знаю, с ними всё в порядке. — Папа принялся протирать свой знаменитый многолинзовый монокль. Дело это было трудное, требовавшее как неспешности и аккуратности, так и специальной замшевой тряпочки. — Они телеграфировали с разъезда… я справлялся, нет ли раненых, обмороженных — в предгорьях ударили вдруг лютые холода… Были какие–то мелкие стычки, «Геркулес», как всегда, разогнал варваров одним своим видом…
Молли облегчённо вздохнула. Даже не вздохнула — выдохнула, словно после долгой и донельзя трудной контрольной. Ноги у неё, правда, предательски подкосились, гак что ей пришлось плюхнуться в ближайшее кресло, не спросив разрешения.
Мама, разумеется, подобного непотребства стерпеть не могла.
— Кто вам разрешал садиться, юная леди? — поджав губы, бросила она ледяным тоном. — Совсем забываетесь, мисси!
— Простите, мама, — вновь заспешила Молли. С плеч поистине свалилась неподъёмная тяжесть. — Простите, папа. Я… я могу идти?
— Завтра два часа рукоделья вместо одного, — по- прежнему поджимая губы, вынесла вердикт мама. — Пусть это послужит вам уроком, юная леди. Забывать о приличиях нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах! Именно это — приличия и воспитание — отличает нас от варваров. Понятно вам это, мисс?
— Да, мама. — Молли решила, что будет нелишне сделать книксен.
— Дорогая, — пришёл на выручку папа. — Ну пожалуйста, не будь так уж строга к девочке. Она соскучилась, она беспокоится о героических солдатах, слугах Её Величества… Лишних полчаса рукоделья будет, по–моему, вполне достаточно.
— Ты её совершенно разбалуешь, дорогой мой Джон Каспер! Если бы я в детстве вот так ворвалась в гостиную к моей собственной мама — или тёте Сесилии — да ещё и плюхнулась бы без спроса, то получила б от папа таких розог, что неделю бы сесть не смогла. А тут только полчаса рукоделья! Ладно, мисси, благодарите вашего сердобольного отца. Полтора часа, а не два. Но чтобы как следует! — Она погрозила пальцем. — Сама проверю! Со всей дотошностью!
— Да, мама. Спасибо, мама. Я могу идти, мама?
— Ступайте, мисс.
За спиной Молли папа сочувственно вздохнул.
* * *В воскресенье, отсидев и службу, и проклятое рукоделье, и час присмотра за братцем, Молли наконец–то выбралась из дома. Выбралась, несмотря на пришедший с гор холод и валом валивший снег.
Низко надвинут машинистский шлем, очки–консервы, поднят воротник куртки из «чёртовой кожи» на искусственном меху — толку от него мало, но не надевать же мамой предлагаемое драповое пальто до самых пят? Ватные штаны, высокие сапоги с застёжками — настоящие егерские, как хвасталась она Сэмми.
Молли быстро перебежала дорогу, нырнула в узкий проход мусорной аллейки меж двух почти впритык сдвинутых таунхаусов. Перепрыгивая через засыпанные снегом ящики с отбросами, которые из–за непогоды явно ещё не скоро вывезут, проскочила на следующую улицу. Амелиа–роуд, потом ещё один узкий проход, груды мусора у грязно–кирпичных стен, поворот, тупик, невысокая стенка — через неё Молли перемахнула играючи, вновь задняя аллея, где едва протиснется тележка уличного метельщика; широкая Геаршифт–стрит — и девочка взлетела по покрытым белым покрывалом ступеням на эстакаду экспресс–паровиков, ходивших далеко, к удалённым докам и плавильням. Пробежала до стрелки, до ответвления, свернула — дело это не самое безопасное, экспрессы ходят быстро, а эстакада узкая — едва устоишь на краю, если застигнет поезд вне рабочей площадки.
Дома и проулки уходили вниз, эстакада становилась выше — зато это был самый быстрый способ добраться до квартала, где жил Сэмми.
Улицы сжались, сузились. Стены домов надвинулись на Молли. Тут и там кварталы рассекались эстакадами — здесь скрещивалось сразу несколько экспресс–линий.
Однако Сэмми на обычном месте не было, только под мутным фонарём на перекрёстке околачивался Билли Мюррей с дружками — всем известный на пять кварталов в каждую сторону драчун и забияка. Был он одних лет с Молли, по зато на голову выше и чуть ли не в два раза шире в плечах.
— Привет, мисс Блэкуотер! Куда собралась?
— Привет, Билли! Сэма не видел?
Как ни странно, Билли, чьих кулаков отведал, наверное, любой мальчишка в ближайших и не очень окрестностях, к Молли относился со странной снисходительностью. Ну, и к её друзьям тоже.
— Сэма–то? Не. Не выходил сегодня. А вот скажи, мисс Блэкуотер…
— Билли! У меня имя есть!
— Да имя–то есть. — Билли сдвинул худую шапку на затылок, показывая внушительную шишку на лбу. Судя по всему, досталось ему от дубинки констебля. — Но когда работу ищешь, говорят, надо по всем правилам.
— Работу, Билли? Какую работу? И я‑то тут при чём?
Билли подошёл ближе — руки в карманах латаного–перелатаного пальто, что до сих пор было ему длинно. Наверняка от старшего брата, что недавно завербовался во флот. Не своей волей, правда.
— Мамку рассчитали вчера, — вполголоса сказал он. Круглое лицо донельзя серьёзно. — Говорят, какая–то паровая хрень будет теперь на фабрике вместо неё. Мне работа нужна. Любая, мисс Блэкуотер.
— Рассчитали? — растерянно повторила Молли. — Ой…
У Билли, как и у Сэма, было то ли пять, то ли шесть братьев и сестёр. Старший служил и посылал какие–то деньги, но, само собой, какие особые деньги у новобранца? Папа говорил, что платят им сущие пенни.
— Так, Билли… — беспомощно сказала мисс Блэкуотер, — это тебе к мяснику надо или там к зеленщику… или в депо паровиков, которые не экспресс… им смазчиков вечно не хватает…
— Был уже, — ровным голосом сообщил Билли. — Не берут. Говорю тебе, мисс, новую хрень на фабрике поставили. И не одну. Многих рассчитали.
— На «Железных работах Уотерфорда»?
— Угу. Мамка у меня там. Была. А ещё у Джимми–дергунца родители, и у Майкла–ушастого папка, и у Уолтера–хриплого, и у другого Билли, ну, который конопатый… Многие и побежали работу искать. А я припозднился.
— Так найдёт твоя мама работу, Билли! Точно тебе говорю — найдёт!
— Может, и найдёт, — скривился мальчишка. — Где в два раза меньше платят. Прислугой какой или там поломойкой.
Молли опустила голову. Ветер швырял на них с Билли пригоршни снега.
— Слушай, — вдруг решилась она. — Ты тайны хранить умеешь?
Билли снисходительно фыркнул, указал на свою шишку.
— Видела? Бобби[5] отметил. Констебль Паркинс. А всё потому, что я говорить не хотел, кто часовую лавку обнёс па прошлой неделе.
— А ты знал разве?! — поразилась Молли.
— Не, — подумав, признался Билли. — Но бобке говорить всё равно не хотел! Западло. Они мамке, когда её с фабрики выкидывали, по бокам так надавали — еле до дому дотащилась… Так что если чего мне скажешь — могила!
— Поклянись! — потребовала Молли.
— Да чтоб мне угля наглотаться!
— Ладно. Вот тебе задаток… — Молли много читала про это в книгах. Строгий и рассудочный детектив посылает на задание помощника, который «свой» на городском дне, и всегда вручает аванс. — Задаток, говорю! — сердито повторила она, видя выпученные глаза Билли. — Два шиллинга. Руку протяни. Раз, два. Получи. До двух–то они тебя научили?
Билли, скажем так, не слишком усердствовал в посещении школы.
— Что сделать надо, Молли? — хрипло сказал мальчишка, облизнув от волнения губы и позабыв про всяческих «мисс Блэкуотер». — Побить кого? Ты только скажи, так отделаю, маму родную не вспомнит!
— Побить? Не, бить не надо, — помотала Молли головой. — Надо пробраться на стоянку «Геркулеса», к механическим мастерским. И разузнать, что там и как. Всё ли с ним… с «Геркулесом» то есть… в порядке. Сделаешь — ещё три шиллинга дам.
В Норд—Йорке семья могла худо–бедно сводить концы с концами на пятнадцать шиллингов в неделю. Пять шиллингов — или четверть фунта — были дневным заработком опытного механика.
Правда, инженер получал четыре фунта в день, а добрый доктор Джон Каспер Блэкуотер — и того больше, целых десять. Двести шиллингов, в сорок раз больше хорошего рабочего…
— А у тебя есть? — жадно спросил Билли, вновь облизываясь.
Молли полезла в нагрудный карман, выудила монету в полкроны[6], прибавила шестипенсовик и повертела всем этим у мальчишки перед носом.
— Считай, ты уже всё узнала. Скажи только, про что спрашивать?
— Н-ну… не было ли боя, а если был, то что там случилось… не погиб ли кто… Я ведь девочка, девочке ни за что не расскажут, а тебе — завсегда! — подольстилась она, и Билли немедленно выпятил челюсть.
