Джон Картер – марсианин - Эдгар Райс Берроуз
Я старался разузнать у Ксодара привычки стражи, несшей караул у нашей тюрьмы. По-видимому, ночью стоял только один часовой. Он ходил вокруг тюрьмы футах в ста от здания. По словам Ксодара, он шел так медленно, что требовалось двадцать минут, чтобы сделать полный круг. Практически это означало, что в продолжение пяти минут то та, то другая сторона тюрьмы оставалась без надзора, пока часовой проходил черепашьим шагом по противоположной стороне.
– Все эти сведения, – прибавил Ксодар, – будут очень полезны после того, как мы выберемся, но ни одно из них не поможет нам решить самый важный вопрос: как выйти наружу?
– Прекрасно выйдем, – возразил я со смехом. – Предоставь это мне!
– Когда ты думаешь бежать? – спросил Ксодар.
– В первую же ночь, как к берегу Шадора причалит маленький челн, – ответил я.
– Но как мы узнаем, что к Шадору причалил челн? Ведь до окон нам не добраться.
– Ну, не так уж и не добраться, – возразил я. – Посмотри!
Одним прыжком подскочил я к решетке окна, находившегося напротив нас, и быстрым взором окинул открывающийся из него вид. Несколько небольших барок и два крупных военных судна стояли на расстоянии ста ярдов от Шадора.
«Сегодня вечером», – подумал я и был готов сообщить о моем решении Ксодару, когда внезапно открылась дверь нашей тюрьмы и вошел страж.
Если бы этот человек увидел меня у окна, наши шансы на бегство сильно бы уменьшились. Тюремщики немедленно заковали бы нас в кандалы, если бы имели хотя бы малейшее представление о том удивительном проворстве, которое давали мне на Марсе земные мускулы.
К счастью, страж стоял спиной ко мне и смотрел в другую сторону. Надо мной на высоте пяти футов находился верх перегородки, отделявшей нашу камеру от соседней. Я использовал единственный шанс не быть застигнутым и соскочил туда. Если бы страж обернулся, я бы пропал; незаметно соскочить назад в камеру было немыслимо: страж стоял внизу так близко, что, спрыгивая, я задел бы его.
– Где же белый человек? Исса велела привести его к себе! – Страж обернулся, чтобы посмотреть, нет ли меня в другой части камеры.
Я быстро лез по железной решетке, твердо встал на выступ окна, затем, выпустив решетку из рук, перескочил на верх перегородки.
– Что это такое? – спросил страж, когда решетка с маху ударилась о каменную стену после моего скачка. Я успел спрыгнуть на пол соседней камеры.
– Где же белый раб? – опять раздался голос стража.
– Не знаю, – ответил Ксодар. – Он был здесь еще в тот момент, когда ты вошел. Я не сторож ему: иди и ищи его.
Черный проворчал что-то, чего я не мог понять, а затем я услышал, как он отпер дверь одной из камер, расположенных дальше. Тогда я снова забрался на верх перегородки и спрыгнул в нашу камеру около удивленного Ксодара.
– Теперь ты видишь, каким образом мы убежим? – спросил я его шепотом.
– Я вижу, каким образом ты можешь это сделать, – отвечал он мне, – но не вижу по-прежнему, как я переберусь через эти стены. Ведь я не могу перескочить через них, как ты!
Страж суетливо обходил одну камеру за другой, пока в конце концов не вернулся в нашу. Когда он обнаружил меня, то глаза его чуть не выскочили из орбит.
– Клянусь скорлупой моего первого предка! – прорычал он. – Где ты был?
– Я был все время в тюрьме с той минуты, как ты вчера меня сюда посадил, – отвечал я наивно. – Когда ты заходил в эту комнату, я был здесь же. Тебе следовало бы заняться своим зрением.
Он сверкнул на меня глазами, испытывая смешанное чувство гнева и облегчения.
– Иди за мной! Исса велела привести тебя к ней!
Он вывел меня из тюрьмы, оставив в ней Ксодара. У ворот стояло несколько других сторожей и тот краснокожий марсианский юноша, с которым я разговаривал накануне.
Мы вновь проделали путешествие, которое я совершил накануне к храму Иссы. Сторожа все время отделяли меня от краснокожего юноши, так что мы не смогли продолжить наш разговор, прерванный прошлым вечером.
Его лицо не выходило у меня из памяти. Где я мог видеть его раньше? В каждой черте его, в походке, в манере говорить, в движениях сквозило что-то удивительно знакомое. Я мог бы поклясться, что знал его прежде, а вместе с тем был уверен, что до сих пор никогда не видел.
Когда мы дошли до садов, то нас повели в сторону от храма, вместо того чтобы вести к нему. Дорога шла по обворожительному парку. Его замыкала стена, окаймленная таким же пышным лесом, какой я видел у подножия гор в долине Дор.
Толпы черных людей тянулись в том же направлении, что и мы. Когда они загораживали путь, то стража грубо их расталкивала и освобождала дорогу. Наконец мы пришли к месту нашего назначения. Это был большой амфитеатр, возвышавшийся на дальнем конце долины на расстоянии мили от садовых стен.
Черные люди бросились в амфитеатр через массивные сводчатые ворота и поспешили занять свои места, между тем как нас повели к меньшему входу в конце здания.
Через этот вход нас ввели в помещение под амфитеатром, обнесенное крепкой решеткой. Здесь находилось уже некоторое количество других пленников, согнанных вместе под присмотром воинов. Иные из них были в кандалах, но большинство казалось таким запуганным стражей и всей окружающей обстановкой, что исключалась даже мысль о возможности сопротивления.
Пока мы шли из Шадора, мне не пришлось поговорить с моим товарищем по заключению; однако теперь, когда нас благополучно доставили и заперли в надежном загоне, стражи ослабили бдительность. Я смог наконец подойти к красному марсианину, к которому чувствовал странное влечение.
– Что это за сборище? – спросил я. – Чего они хотят от нас? Должны ли мы сражаться на потеху перворожденным или нам предстоит испытать что-нибудь еще худшее?
– Это один из ежемесячных обрядов Иссы, – ответил мне мальчик. – Время, когда черные люди смывают грехи со своих душ кровью людей, пришедших из внешнего мира. Если случайно во время этих сражений оказывается убитым черный человек – это свидетельство его неверности Иссе и считается смертным грехом. Если же черный человек выживает в борьбе, то освобождается от обвинения, из-за которого участвует в очистительном обряде. Иногда против нас ставят равное количество черных людей, иногда числом вдвое больше. Нас могут также заставить вступить в единоборство с диким зверем или каким-нибудь знаменитым черным воином.
– Ну, а если мы выходим из борьбы победителями, – спросил я, – тогда что –
