Никита Велиханов - Рандеву с йети
Поэтому, кстати, наиболее трезво мыслящая часть фэйри и йети твердо настроена на постепенный «выход из подполья», на легализацию и завязывание приличных межрасовых отношений с нами. Это ведь тоже отчасти было бы выполнением их главной цели. Они должны были инфильтроваться, и они инфильтруются. А насчет господства — ну что ж, колесо повернулось иначе. Не случись что-то с их базовой цивилизацией триста — или сколько там — тысяч лет назад, были бы мы сейчас на положении йети. Или — как там у Свифта? — йеху? Вот-вот, этих самых йеху. Поэтому, кстати, Ирочка, я и замочил тех двоих спецназовцев в лесопосадке с совершенно чистой совестью. Как спел когда-то на вашем, на аглицком языке Фрэнк Заппа — Them or Us. Они или мы. Извини за произношение. Кстати, в последнем слове мне откровенно антипатично его сходство с аббревиатурой другого потенциального противника, которого нам следовало бы по всем вышеперечисленным позициям опередить, а лучше вообще не подпускать к переговорному устройству. Them or GRAS. Вот это мне больше нравится.
На том и порешили. Информацию дальше себя никуда не пускать. Пока. До тех пор, пока она не будет представлять из себя более или менее четкую картину, а из картины можно будет делать ясные выводы, а на выводах основывать свою позицию и рекомендации к действию. Режим секретности блюсти строжайшим образом — тем более что, как выяснилось, за время отсутствия Ирины и Виталия в ГРАСе было пресечено несколько попыток взлома, как компьютерного, так и самого банального, с проникновением в слабоохраняемое помещение. С какой целью? С очевидной. Информация. Кому-то (кому — пока не выяснили; или же Борисов пока предпочитал темнить, не слишком доверяя в данном случае Ирине) нужно что-то (есть соображения), что есть у ГРАСа. Или нужно просто посмотреть, что в ГРАСе знают, а чего не знают.
Просидели они в тот день в Хлебниковом переулке чуть ли не до полуночи. Обсуждая детали, и планы дальнейших действий, и распределяя — кому что. На ближайшую, не совсем ближайшую и на вовсе отдаленную перспективу. И купленная с утра Ириной и Виталием еда более чем пригодилась. Как, кстати, и деньги. Суммы на непредвиденные расходы нужны бывают всегда, и часто немалые. Где хранить золото партии, в ГРАСе знали. В самом же ГРАСе. Это надежней, чем в швейцарском банке — поскольку над тайником постарались одновременно Ренат и Илья. Виталию и Ирине, как и всякому порядочному вернувшемуся с Чукотки с полной сумкой денег командировочному дали премиальные — вне всяких ведомостей, естественно. Виталию — триста долларов. Ирине — двести. Будет охота устроить отходняк — как раз хватит.
Но охоты устраивать с Виталием отходняки у Ирины ближе к ночи не осталось вовсе. А осталась одна охота — добраться поскорей до собственной постели. Что она и сделала примерно к часу ночи. И завалилась спать. Но перед сном сняла трубку и набрала номер — Лесника, чей же еще.
* * *10 августа 1999 года. Москва. 12.40.
— Ты это серьезно? — спросил Лесник.
Они сидели в маленьком ресторанчике на Пятницкой — Ирина, Лесник и еще какой-то незнакомый Ирине человек, при котором, как сказал Лесник, говорить можно все, что Ирина сказала бы при самом Леснике. Ну что ж, ему видней. Погоняло у этого незнакомого коллеги было то еще — Штази.
— Совершенно серьезно, Лесник. Я была — то есть мы оба были — у них в плену чуть меньше месяца. Иначе я бы так не задержалась.
— А почему они вас отпустили? Или они вас не отпускали?
— Отпустили. Одна партия в пику другой партии. За то, что мы — вернее, мой старший из ГРАСа — нашел для них способ борьбы с очень их беспокоившей эпидемией.
— Стоп-стоп-стоп, — сказал вдруг Штази. — Ты говоришь, он медик? А медикаменты и всякую там прочую медицинскую чухню на дело исцеления этих твоих йети-фэйри он в Саратове, часом, не закупал? В большом количестве?
— Закупал. В большом количестве.
Лесник и Штази переглянулись.
— Дело в том, Оленька (Лесник называл ее при Штази одним из кодовых имен — еще один повод для беспокойства), что в то самое время, когда вы, как ты говоришь, были в плену у этих твоих обезьян и безвылазно сидели на островах, кто-то очень профессиональный угробил нам операцию, которую коллеги нашего друга Штази вели на протяжении последних двух лет. Они, понимаешь ли, отслеживали каналы нелегального вывоза из страны бриллиантов, необработанных алмазов и прочих драгоценных камней. И даже умудрились внедрить в преступную группу своего человека. И вот, когда они уже совсем было собрались всю эту братву повязать, явился кто-то, на «уазике», очень похожем на тот, на котором вы разъезжали по заволжским просторам — только с другими номерами — и дважды наследил. Сначала перестреляв и перерезав всех наших подопечных, включая двоих воров в законе — Беса и Мальчика. Причем, знаешь, что забавно? Забавно, что наш тамошний эксперт голову на отсечение дает — вор в законе по кличке Мальчик сам перерезал себе горло. Представляешь? Самый крутой рэкетир во всем Нижнем Поволжье. Это до чего же нужно было довести человека, чтобы он в присутствии уже схлопотавших свое товарищей пошел на такое. А ведь перерезать самому себе горло, кстати, очень непросто. И не только потому, что это почти невозможно с чисто психологической точки зрения. Проблема в том, что режешь-режешь, а потом вдруг натыкаешься на пищевод. А его перерезать довольно трудно. Так вот, нашего друга Мальчика это не смутило. Справился и с пищеводом. И, судя по всему, очень быстро. Что, сама понимаешь, вызывает массу недоуменных вопросов.
— И еще один повод для массы недоуменных вопросов, — подхватил Штази. — С одной стороны, впечатление такое, что люди — или человек, поскольку все свидетели видели в кабине «уазика» только одного мужчину, — работали очень профессионально. Если он был один — это вообще высший класс. Завалить всю бригаду, которая была вооружена по полной программе и, похоже, была к визиту готова — это просто Голливуд какой-то. А с другой стороны, ни единого контрольного выстрела. В результате трое из потерпевших остались в живых. В том числе, слава Богу, и наш человек. На нем вообще ни единой царапины — он был у них на внешнем периметре, а проще говоря, на воротах, и его каким-то образом выключили, не прибегая к физическим методам воздействия. Так вот, профессионалы, сама понимаешь, таких ляпов не допускают. И свидетелей после них обычно не остается. Хотя все трое, по большому счету, не свидетели. Они ничего не помнят. Даже наш агент — по нулям. Они даже не помнят, как и зачем в тот день оказались у Беса в особняке. Хотя все остальные предшествующие дни могут восстановить едва ли не по минутам. Такое впечатление, что к ним применили какое-то неизвестное нам пока психотропное вещество, способное стирать избирательные блоки памяти.
— А во второй раз он наследил, когда объехал на том же «уазике» несколько оптовых медицинских баз и закупил медикаментов и оборудования на общую сумму примерно в двести пятьдесят тысяч долларов. И расплачивался именно долларами. А из особняка нашего покойного друга Беса исчезла крупная сумма денег — где-то от шестисот тысяч до миллиона долларов. И номера некоторых купюр были у нас на контроле. И часть из этих номеров всплыла на оптовых базах. Ваши комментарии, коллега.
— Это был Виталий. И Ленань.
— Кто такая Ленань?
— Я же вам говорила. Женщина из фэйри. Из тамошнего ГБ. Ее отправили с Ларькиным в город продавать бриллианты, которые фэйри откуда-то достают. Сами. Не из наших промышленных источников. И Виталий, вероятно, по случайности, вышел на этих ваших воров в законе. А они попытались его кинуть. Причем не просто кинуть, а убить. А вышло, сами видите, наоборот.
— А как насчет памяти и перерезанного горла?
— Это Ленань. Астом. Я вам тоже говорила. С перерезанным горлом — это нечто вроде гипноза. Когда тебе вроде как снятся веревки, и они опутывают тебя с ног до головы и заставляют тебя делать то, чего тебе делать вовсе не хочется. С нами на обратной дороге пытались проделать то же самое.
— Ну и как?
— Мы тоже кое-чему научились.
— Бред какой-то, — Штази откинулся на спинку кресла. — Какая-то малонаучная фантастика. Лесник, и ты, что, на самом деле ей веришь?
Ирина наскоро сотворила астом, протянула к Штази веревочки и заставила развернуться к себе. А потом аккуратно приложила его головой об стол. Лицом. Но не слишком сильно.
— Твою мать! — глаза у Штази были чуть не на затылке.
— Не ушиблись? — сочувственно спросила Ирина. — А то могу повторить. Для особо тупых.
— Тихо, тихо, девочка, — вмешался Лесник. — Ты поосторожней со старшими по званию. И сильно, надо сказать, старшими. Хотя аргумент, конечно, убойный. Ну что, Штази, она тебе внятно объяснила. Заметь, еще месяц назад я наизусть знал, что она умеет и чего не умеет. Ничего подобного она не умела. Я ее такому не учил. Потому что сам не умею.
