Путанабус. Две свадьбы и одни похороны - Старицкий Дмитрий
Когда-то беленые стены зданий давно стали серыми от копоти. Что поделать, копоть — это обязательная плата за индустриальный рывок на угольном топливе. А Портсмут — второй центр металлургии Новой Земли после Демидовска. И хотя роза ветров тут благоприятна (ветер сносит промышленные дымы далеко в море, на «клятых англян»), городу все равно остается немало подпорченной экологии.
Низкая пропускная способность понтонных мостов создала в восточном Портсмуте крупный логистический узел, где с длинных тяжелых траков грузы переваливают на менее грузоподъемные автомобили, способные преодолеть хлипкий понтонный мост через Мунви и доставить груз дальше. Часть таких грузовичков просто челночила между берегами быстрой реки, а часть развозила товар дальше по Южной дороге. Морем, конечно, любые грузы возить дешевле, но море — это крупный опт по определению. Не всем посильно чисто финансово нанять целый корабль, пусть даже и небольшой.
Поначалу вся причина такого положения была именно в мостах, но позднее хитрованы-валлийцы раскусили всю коммерческую прелесть добавленной стоимости на перевалке, и такое положение вещей просто законсервировали. К примеру, китайских лесовозов принудительно сгружали на восточном берегу — в порту или на дровяном складе возле Свинцового завода — скупая длинномерный строевой лес прямо с машин. По принципу голландского аукциона. Китаец назначал цену на всю свою партию леса и пошагово опускал ее до первого согласия оплатить названную сумму. Просто и эффективно.
Для тех же, кто не рвался отдавать свой товар по ценам местных оптовиков, был пущен танковый паром по 250 экю за рейс, хотя проезд по понтонному мосту стоил всего 10 экю. Но понтонные мосты были муниципальными, а паром — частным. Таким образом, властями была соблюдена и выгода города, и свобода выбора для иногороднего продавца сесть на любой конец вил.
Китайцы, может быть, и заплатили бы, даже с удовольствием. Их строительная древесина, обладая природными антисептическими свойствами против гниения и паразитов, стоила дорого, и чем дальше по дороге, тем дороже, так как южнее Кхамского хребта она почему-то не росла. Но их лесовозы (вот жалость-то какая) не вписывались в габариты парома. А если бы и вписывались, то валлийские власти, не сомневаюсь, нашли бы способ паром слегка укоротить. Такие вот вилы.
Дальше этот лес либо пилился тут же, в восточном Портсмуте, либо перегружался на корабли. А своего торгового флота у местного Китая не было. Хотя ходили какие-то туманные слухи, что готовят узкоглазые сюрприз в виде постройки корабля из такого дерева, который этим же деревом и будет набит. И сплавят они его под парусом в залив. Но все это пока слухами и оставалось. Хотя чисто инженерно никакой тут сложности не было. В Сибири в позапрошлом веке так сортовой лес и сплавляли, чтобы его излишне не мочить и не терять ценные бревна на плотовом сплаве.
— Барон, а что там за пароходик? Вроде как военные на нем трутся? — спросил я, заметив небольшую пристань выше понтонных мостов, у которой грузился колесный пароход, курившийся высокой черной трубой.
— Военно-речной флот принца Кимри, — отозвался наш Вергилий, — угольный канонерский пароход «Мерлин», — тут же последовало разъяснение.
— Но его вроде как продуктами грузят, если я не ошибаюсь; куда им столько? Экипаж такое количество за год не съест.
— Это он почту развозит по речным селениям.
— Эти мешки и коробки?
— А что такого? Купцу подобной мелочевкой, которую планировать никак не возможно, заниматься невыгодно. Как и лавки ставить по деревням. Деревни маленькие. Оборот мизерный. Вот и устроили для них заказ по почте, по каталогу. А моряки развозят по всей реке вплоть до Нью-Кардифа, заодно и реку патрулируют. Все довольны.
— То есть сами флотские не торгуют? — потребовал я уточнения от майора.
— Избави бог. Даже думать об этом не смеют. Бизнес и служба — у нас вещи несовместимые. Мы не англичане, — майор просто оскорбился такому сравнению, но меня, как непросвещенного, тут же простил, пояснив: — На пароход приносят квитанцию и получают заказанный и оплаченный груз. Застрахованный. А заказы и деньги принимает почтовый чиновник, который катается вместе с моряками на пароходе. Следующим рейсом привозят заказ.
— Почта орденская?
— Нет, княжеская внутренняя, только по принципату. Ну еще и в Виго маршрут есть сухопутный. Все остальные направления перекрывает почта Ордена.
— Насколько это для агрария дороже получается? От цен в городе.
— Процентов на десять — двенадцать. Но все равно это дешевле, чем им самим за каждой мелочью по реке спускаться и подниматься обратно. Лодка топлива больше съест, особенно обратно — течение быстрое.
— Ваши пейзане, похоже, в горах просто сиднем сидят, безвылазно? — заранее пожалел я фермеров.
— Нет, док. И на праздники в город они приезжают, и на ярмарки. Несколько раз в год.
— Понятно. А вниз «Мерлин» идет пустой?
— Никак нет, сэр. Вниз его самого загрузят углем, и еще баржу тянет с углем же. Там в верховьях Мунви у нас карьер с очень хорошим углем, не хуже староземельного кардиффа.[219] Так что эта пристань так и называется — Угольной. Баржа потом здесь на дрова разбирается. Так что без отходов получается. Пропитавшаяся угольной пылью древесина очень хорошо горит в камине в мокрый сезон. А когда за окном ненастье, то очень приятно у камелька посидеть с чашкой грога в кругу семьи или друзей. Вот так-то, сэр.
— И хватает этого угля заводам и электростанции?
— Уже в натяг. Скоро придется второй такой пароход в Форте Линкольн заказывать. Недешевое это удовольствие, но что поделать. С таким течением нужна сильная машина. Дизельным движком с автомобиля тут не обойтись. А паровые двигатели на суда строят пока только американцы.
— А на чем тогда организовано движение по Амазонке и другим крупным рекам? — задался я вопросом о своей будущей родине.
— Там не такое сильное течение, как у Мунви. Дизеля на самоходную баржу вполне достаточно. Тем более там рядом, в Береговом, нефть качают, а мы стремимся максимально использовать собственный уголь, а не привозное дизтопливо.
Тут он перевел свой взгляд на паром, который стоял на противоположном берегу, и выругался:
— Да что он там — с чужой женой милуется, вместо того чтобы работать?
Вынул из кармана маленькую плоскую рацию и раздраженно заорал в нее что-то неразборчивое. Наверное, опять по-валлийски.
Не знаю, что за властью тут обладает этот баронский майор, но обратно частный паром примчался, как наскипидаренный, едва на редан не выходя.
Река была всего метров триста шириной, переправа прошла быстро и без накладок, и вскоре мы уже на западном берегу мелко потрясывались по замощенному гранитной брусчаткой спуску в «чистый город».
Дома на этом спуске были внешне богаче, чем на восточном берегу, но не так чтобы очень. За редким исключением — все двухэтажные. Первые этажи сложены из дикого камня, оштукатурены и побелены. Вторые — деревянные. Прямо как в старой Москве. Той, которой при Лужкове совсем не осталось. Первые этажи отданы под лавки и мастерские. Вторые — жилые с отдельным входом на улицу.
У самого подъема увидели книжный магазин, вся витрина которого была облеплена изнутри разрозненными листами календаря Зорана, а сверху витрины, закрывая окна второго этажа, был натянут кустарный тряпочный транспарант, на котором довольно коряво было выведено полуметровыми буквами: «Welcome!» Воистину: скорость стука больше скорости звука.
Девчонки выглядели обалдевшими. Все же первый звук медных труб славы над ними вознесся. Этого ни с чем не сравнить.
Новая Земля. Британское содружество. Валлийский принципат. Город Нью-Портсмут.
22 год, 34 число 5 месяца, суббота, 15:00.
Наконец-то поели. В приятном ресторанчике на первом этаже двухэтажной гостиницы в центре города, в которой, как по заказу, было всего десять номеров. Точнее — десять роскошных двухкомнатных люксов. Этакий филиал «Хилтона».[220] На самом здании никаких вывесок не было, хотя перед подъездом потел в тени козырька подъезда классический швейцар в зеленой ливрее и с посохом.
