Виктория Гетто - Исход (СИ)
Закусывает губу. Торопливо набрасывает на себя рубашку. Затягивает халат, быстро уходит. Я обвожу взглядом спальню. Всё-таки я дурак. Строил из себя рыцаря без страха и упрёка. Надо было раньше её затащить в постель…
…Быстрый завтрак по типу шведского стола. То есть, всё просто поставлено на стол. Чего хочешь — накладывай и ешь. Перекусываем на скорую руку, потому что время уже поджимает. Аора немного успокоилась, хотя глаза красные от слёз. Хьяма подозрительно посматривает на меня, но я безмятежно спокоен. Закончив с едой, окидываю взглядом женщин, они обе в форме.
— Готовы? Своё, что я сказал — во двор. Будем грузиться и выезжать.
Делаю знак Соле:
— Все во двор. Еду — вниз.
Женщина кивает, слышу топот ног. Спускаюсь в подвал. 'Воин' ждёт. Прицеп уже зацеплен. Включаю электромотор, и ворота плавно уходят наверх, укладываясь на рельсы вдоль потолка. Завожу дизель, тот фыркает. Пониженная, рычаг трансмиссии в положение 'D'. Плавно выкатываюсь по короткому подъёму наверх. Появление машины вызывает у дамочек ступор. Слуги то джип уже видели. Быстро закидываем приготовленную в дорогу еду в прицеп, отдельный свёрток — в 'Воина'. Вдруг кому захочется куснуть по пути. Горн стоит, спокойный, словно скала. Вдруг молча указывает куда то на восток. Я поворачиваю голову — очень далеко видно чёрное облако, пачкающее небо. В пятидесяти километрах от столицы городок Прымь. Понятно… Подхожу к старику, крепко пожимаю ему руку:
— Удачной охоты тебе, воин.
— И вам добраться, ваша светлость…
Потом прощаются остальные. Даже дамы искренне плачут, прощаясь со стариком. Напоследок выстраиваемся все вместе, я включаю 'цифровик', показываю будущее фото. Снова слёзы… Загоняю слуг в фургон, женщин — в машину. Сажусь сам. Дизель урчит, и мы трогаемся. Две тонны веса прицепа чувствуются, но терпимо. Кручу баранку, лавируя между развалинами, которых развелось очень много, куда больше, чем целых домов. Да и те, по большей части брошены своими хозяевами… Нас провожают тоскливые и ненавидящие, завистливые и равнодушные лица и взгляды. На душе скверно. Мерзко мы, всё-таки, поступили. Мы, это колонисты-беглецы. Бросили целый народ на заклание. И пусть это не наш мир, не наша страна, но душа русского человека не хочет смириться с тем, что рядом кто-то гибнет. Менталитет у нас не тот, не позволяет пройти мимо слабого, нуждающегося в помощи, подать ему руку помощи… Прошито это в нас на генетическом уровне. И потому мне сейчас хуже некуда… Женщины помаленьку приходят в себя, отходя после прощания с Горном. Начинают липнуть к окошкам салона, переглядываться, делают какие то выводы…
— Мамочка, а где ты была ночью? Я проснулась, а тебя нет в комнате…
— Ой…
Слышу я голоса сзади. Дорога позволяет, и я разворачиваюсь — баронесса, красная, словно российская пятитысячная купюра. Дрожащие губы, полные слёз глаза…
— Мама приходила ко мне, милая. Ты забыла куклу в ванной.
— Ай! Моя Злата!
— Мы взяли её, милая. Не волнуйся.
— Спасибо, папочка!
— Не за что, доченька…
Инцидент исчерпан, а баронесса не успела ляпнуть какую-нибудь дурь. Правда, в зеркале заднего вида мне видно, что Хьяма с подозрением смотрит на Аору, а та уставилась в окно, глотая беззвучно текущие слёзы. Мы выезжаем за город, я чуть прибавляю ход. Дизель сыто порыкивает, скоро будет лагерь беженцев. Торможу. Из окошек фургона высовываются головы слуг, делаю успокаивающий жест.
— Всё в порядке. Надо сбрую одеть.
Головы исчезают, а я достаю из багажника свой мешок, и… Что Аора, что Хьяма, и даже Юница в полном шоке. Разгрузка, плотно набитая всем положенным. Привычный уже пистолет-пулемёт на шею, две кобуры под мышки для пистолетов, нарукавная для '78-ого', всё рассовывается и распихивается, как надо. Привычно подпрыгиваю, норма. Влезаю назад. Особенно большие глаза у Хьямы. Лезу в бардачок, достаю ещё две кобуры с вложенными в них 5,8 мм QSZ 92, протягиваю их женщинам:
— Вот. Вам. На всякий случай.
Дрожащие руки тянутся к оружию.
— Это?..
— Специально для вас. Не смотрите, что маленький калибр. Из такого можно очень легко завалить большого дядю. Отдача лёгкая, куда легче, чем у ваших револьверов. В обойме пятнадцать патронов. Запасная — в кармашке кобуры. Предохранитель слева. Видите флажок?
Показываю на примере своего девятимиллиметрового. Они кивают, словно загипнотизированные.
— В дороге может быть всякое.
Отворачиваюсь, завожу машину, мы вновь трогаемся. В салоне — гробовая тишина. Взгляд на часы — практически десять. Но мы успеваем вовремя. В небольшом леске заброшенный хутор. Постройки почти развалились, но зато на большой поляне, где раньше располагались строения, многолюдно. Кони, повозки, дажа пара местных уродцев на самоходной тяге, суетятся люди. Мужчины, женщины, даже дети. При появлении моего 'Воина' все замирают, кое-кто хватается за оружие, но тут слышу что-то неразборчивое за стеклом, и руки, тянущиеся сбросить винтовки, останавливаются. Из-за одной из телег выбегает Пётр. Меня немного отпускает. Глушу мотор, медленно выхожу на улицу. Обнимаемся, и толпа успокаивается.
— Привет, Петя!
— Рад видеть вас, Михх! Честно говоря, я боялся, что вы передумаете…
— Слово сказано.
Роняю я. Парень подбирается, становится строже:
— Слово сказано.
Отходим к джипу, чуть потрескивающим остывающим дизелем, я расстилаю на капоте карту, составленную ещё в первый раз. Склоняемся над ней. Рарог бормочет, водя по ней пальцем:
— Надо бы ребят позвать. Пусть тоже посмотрят.
— Давай. Это наш маршрут. Обязательно надо показать…
Он зовёт ещё человек пять, представляет меня. Ловлю оценивающие и испуганные взгляды. Уж больно я отличаюсь от всех собравшихся. И одеждой, и комплекцией, и всем своим поведением. Пальцы тыкают в лист, я вынимаю ещё небольшую пачку копий. Штук десять, раздаю всем.
— Всё понятно?
Торопливые кивки.
— Свободны. Сейчас будем уезжать. Загоняйте всех на телеги.
Люди расходятся, а я говорю Петру:
— Моя машина пойдёт первой. Когда отъедем подальше от столицы — уйду вперёд, но буду поджидать вас каждый вечер.
Он мрачнеет, но я успокаиваю.
— Это не скоро. Дня через три.
Лицо парня разглаживается.
— Да, сколько вас всего?
— Семь десятков.
— Оружие у всех есть?
— Кроме женщин, естественно.
…Местные заморочки…
— Ладно. Двинули.
Расходимся. Он запрыгивает на коня, я лезу в машину. Поворот ключа, взвизг стартёра. Сытое порыкивание двигателя. Слуги даже не высовывали носа на улицу. Боятся? Зря… Двинули. Медленно и неспешно… К обеду одолеваем целых десять километров. Лошади заморены, поэтому могут тащить повозки со скоростью пешехода. Да и мало их. К моему удивлению, по пути попадаются одинокие фигурки тех, кто, как и мы, желает выжить и идёт в Степи. Они с тоской и завистью смотрят нам вслед… В два часа по моим останавливаюсь у небольшого пруда, уже вскрывшегося ото льда. Открываю капот — двигатель едва ли не кипит. Вскоре подъезжает Пётр, вопросительно смотрит на меня.
— Обед. Пусть по быстрому перекусят, дадут отдохнуть лошадям…
…Остановился я именно здесь не случайно — возле воды начинает пробиваться первая трава…
— Тридцать минут на отдых, на то, чтобы сбегать в кустики. Вечером будем готовить горячее, а сейчас — пусть перебьются.
Он кивает, командует. Обоз останавливается, все буквально разбегаются кто куда. Спустя некоторое время возвращаются, теперь бежит следующая партия. Люди что-то жуют, разминаются, но тем не менее порядок соблюдается — я вижу и часовых, и вообще всё делается быстро и чётко. Женщины, вернувшись, забираются внутрь возов, испуганно косясь на нашего 'Воина'. Мои дамы и слуги сгрудились у капота, где на раскладном столике накрыт походный перекус. Наливаю себе из термоса кофе, делюсь с дамами. Слуги отказываются. Им и так не по себе, что приходится есть вместе с господами. Мясо, приготовленное Солой, выше всяких похвал и просто тает во рту. Задумчиво жую, прикидывая, сколько мы будем добираться. Ну, ничего. Главное. чтобы солярки хватило… Через двести километров войдём в зону действия установленной на машине рации. Тогда можно будет связаться с Метрополией. Пока же работает маячок и указатель пути. Время! Даю отмашку Рарогу. Тот командует собираться. Народ быстро, без суеты, упаковывается, и ровно через тридцать минут мы выходим в путь. То ли втянулись, то ли лошади начинают приходить в себя, но мы уверенно двигаемся на Юг. Правда, в прошлый раз пройденное за день расстояние я преодолел за час. Такими темпами… Но и расстояние в сорок километров для беженцев кажется чудом. На ночь спутывают и выпускают пастись лошадей, разжигают костры, на которых готовят еду. Судя по запаху — скромную. Даже без мяса. То ли каша, то ли похлёбка. Но что-то жиденькое. Не дело… Пётр выставляет часовых, повозки сгоняют в круг, внутри укладывается народ. Кто на телегах, кто в наскоро разбитых армейских палатках. Слуги располагаются в своём фургоне, мы — надуваю компрессором плотик и матрасы, как в тот раз. Правда, теперь в нём слишком много места. Женщины жмутся, но деваться им некуда. А надувные матрасы оказываются для них неожиданно удобными. Правда, Хьяма никак не может понять, почему они должны спать в одном помещении с мужчиной. Пусть даже и со мной. Не выдерживаю:
