Море Имен - Онойко Ольга

Тогда Алей окликнул её:

– Ляна!

Поляна обернулась и ахнула.

Круглое нежное лицо её залилось румянцем, руки дрогнули. Поставив сумки прямо на землю, она прижала ладони к щекам и вскрикнула:

– Алечка!

Алей приветственно поднял руку. Он немного недоумевал.

– Алечка! – полушёпотом повторила Поляна.

И кинулась к нему на подворачивающихся каблуках.

Пышногрудая, крутобедрая, она чуть не снесла его с ног, с разбегу кинувшись ему на шею.

– Алечка, Алечка, миленький, – частила она, чуть не плача от счастья, – получилось, получилось, всё как ты говорил вышло! Всё правда! Спасибо-спасибо-спасибо тебе, как же мне тебя благодарить!..

– Что? – испуганно вымолвил Алей.

– Ты самый лучший на свете друг!

– Ляна, да объясни же…

Поляна крепко поцеловала его в щеку, чуть отстранилась и вытерла навернувшиеся слёзы.

– Алечка, – хрипловато сказала она. – Как ты сказал – так и вышло! Уже всё случилось! Понимаешь? Уже!! – и она, не силах сдержаться, подпрыгнула на месте и снова стиснула его в объятиях.

– Ляна! – он оторопело смеялся. – Задушишь!

– Задушу-задушу от радости! Алечка, как же мне тебя благодарить? Это так… это так чудесно! Я когда мечтала – даже не мечтала, чтобы так чудесно было!

– Ляна, не кричи, – смущённо просил Алей. – И так-то… Ляна! – он спохватился. – Я тебя просил никому не говорить? Сегодня иду с работы, баба Медя на весь двор вопит – вот Алечка, который Поляночке судьбу сломал.

– Я бабе Меде не говорила, – деловито отозвалась Поляна. – Я только бабе Речке сказала, но она же моя родная бабушка!

Алей закатил глаза.

– Тьфу ты, горе луковое… – простонал он.

Поляна, наконец, поняла, что досада Алея – неподдельная и нешуточная. Почувствовав за собой вину, она страшно испугалась, отпустила его и отступила на шаг, сжав руки у груди.

– Алечка, – повторила она беспомощно. – Ты… прости, пожалуйста, я же не знала, что баба Речка расскажет… я не хотела… ой, что же делать теперь…

Алей вздохнул.

– Ладно, ладно, – примирённо сказал он. – Ничего страшного. Ты лучше расскажи, что случилось.

– Случилось, – Поляна снова просияла улыбкой, зажмурилась. – Как ты сказал, Алик. Я… я встретила… я полюбила… Я ему рассказала, я его тоже к тебе приведу!

– Что? – потрясённо выговорил Алей. – Ляна!

– Всё! – по-командирски отчеканила та. – Я придумала!

– Что?!

– Ты, небось, опять одни пельмени ешь? Пойдем, – Поляна решительно развернулась, – пойдем, зайдём в магазин, я свёклу докуплю! Я тебе борщ сварю, хоть поешь нормально. Тебя же ветром сдувает!

На крохотной своей кухне Алей сидел за столом, пригорюнившись, как сестрица Алёнушка. Над столом стояла Поляна и резала овощи в борщ. Так-так-так – дробно стучал по доске нож, ш-шух – летело в кастрюлю мелкое крошево, раз-два – орудовали белые полные руки. «Кухонный ты комбайн, – мысленно обзывался Алей, беззлобно, но тоскливо, – горе луковое, бестолковое! Сообразила мне проблем, будто без того мало было!»

От борща он тоже попытался отказаться, но не преуспел – да, сказать по чести, не очень настаивал. Поляна была не чета Осени, у которой пригорали даже пельмени.

С Поляной они дружили давным-давно. «Ещё в детском саду рядом на горшках сидели», – говорила Весела, хотя этой детали Алей совершенно не помнил. Зато в школе они действительно все классы просидели за одной партой. Даже в журнале их фамилии стояли рядом – Обережь и Облакова. Алей всегда решал контрольные в двух вариантах – для себя и для неё.

Потом, уже когда он поступил в институт, Поляна призналась, что классе в восьмом некоторое время всерьёз размышляла, не влюбиться ли в него, – но решила всё-таки не влюбляться.

«Очень ты был хороший, Алечка, – искренне сказала она, – просто чудесный, но как-то неудобно влюбляться в мальчика, который тебе носом до сиськи не достаёт».

Алей расхохотался до слёз. Он всё-таки вытянулся в длину, хоть и позже, чем остальные; теперь Поляна могла посмотреть на него сверху вниз, только взгромоздившись на каблуки. Но образ Облаковой – разъярённой валькирии, лупящей хулиганов портфелем, запечатлелся в памяти навсегда. «Ты тогда нанесла мне моральную травму!» – сказал он ей сквозь смех. «А иначе они бы тебе физические нанесли! – мгновенно отозвалась Поляна. – Хорошо, что ли?»

…Она покончила с шинкованием капусты, смахнула нарезанное в кастрюлю и села, удовлетворённо вздохнув. Алей поднял глаза.

– Я ему сказала, что ты лайфхакер! – со значением сообщила Поляна.

Алей снова уронил голову на руки.

– Ляна, – обреченно сказал он. – Ты что? Зачем?

– Нет, – жарко выдохнула Поляна, навалившись грудью на стол. – Ему можно верить. Он надёжный!

Алей вздохнул.

– Ладно… Расскажи, как ты с ним познакомилась.

Ляна мечтательно прикрыла глаза. На румяных губах её заиграла улыбка.

– Я в центре была, – сказала она, – мылом душистым закупалась и бомбочками для ванн. Пока я в магазине была, дождь пошёл. Такой дождь, прямо ливень! Дождь ещё с утра шёл, везде лужи были, а тут прямо моря стали. Выхожу я из магазина – а передо мной лужища! Никак не обойти. Делать нечего, пошла через лужу. А я на каблуках была. Поскользнулась, упала, мыло уронила, туфлю потеряла… ой.

– И что?

– А он возле машины своей стоял. Красивый такой… только я тогда не заметила, конечно, это я потом заметила, – Поляна засмеялась. – Он подошёл и зонтик надо мной раскрыл. Ой… в общем, он потом меня домой отвёз. А я его чаем напоила. А он… ой, Алечка, я так… я так… я так сильно-сильно его люблю.

Алей улыбался, вплетя пальцы в волосы. Болтовня Ляны, полная охов и вздохов, его забавляла, но думал он о другом, – о том, что цепочка, взламывавшая полянин Предел, начиналась с воды.

– Как его зовут-то?

– Летен. Летен Истин Воронов. Мы женимся, Алечка!

– Что? – тот вытаращил глаза. – Как, уже?!

– Мы женимся! – Поляна перегнулась через стол и чмокнула Алея в лоб. – Он мне предложение сделал. Я счастливей никогда в жизни не была! Я тебе так благодарна, Алечка! И я ему рассказала, что это благодаря тебе я его встретила.

Алей выпутал пальцы из волос и напоказ слегка стукнулся лбом об стол.

– Ляна! – трагически сказал он.

– Да ну, – она засмеялась, потом посерьёзнела: – Алик, я тебя хотела попросить.

– О чём?

– Пожалуйста, взломай для него тоже.

Алей отвёл взгляд, закусил губу. Единожды он уже нарушил слово, данное самому себе, второй раз делать это не хотелось совершенно, – и не только потому, что клятва оборачивалась пустым звуком.

– Ляна, я больше этим не занимаюсь. Я тебе-то взломал… просто потому, что твой Предел такой же милый, как ты сама.

Поляна покраснела и смутилась.

– Ладно тебе, – пробормотала она, рисуя пальцем узоры на скатерти. Встала и начала мешать борщ в кастрюле. – Дай-ка кетчуп.

Алей протянул ей бутылку. Поразмыслил.

– Запредельное, – сказал он, – по природе своей всегда такое же, как сам человек. Но я никогда раньше не видел, чтобы оно было просто любовью. Пусть даже большой, счастливой и до последнего дня жизни.

Поляна поглядела на него через плечо. На щеке её блеснула слеза.

– Это очень хорошо, Алик, – шёпотом сказала она. – Так хорошо… Я бы хотела, чтобы у тебя тоже так было.

Алей улыбнулся.

– Я другой. У меня там что-то другое. Но я ещё не нашёл.

– Ты найди, – Поляна сосредоточенно мешала в кастрюле. – Это очень хорошо… – Она помолчала, а потом встрепенулась, вспомнив: – Алик, я тебя очень прошу, пожалуйста, взломай Лете предел.

– Ляна, я больше этим не занимаюсь.

– Летя… Летен очень богатый. Он заплатит, сколько скажешь.

– Ляна, мне деньги не нужны. У меня хорошая работа. Я просто больше этим не занимаюсь.

– Алик, пожалуйста!

– Ляна, не надо.

Поляна повернулась, схватила его за руки – и внезапно упала на колени, прямо на грязный пол; Алей вскочил в ужасе, ударился локтем о край стола – от боли искры посыпались из глаз. Он чуть не сполз на пол мимо стула. Ошалев, он пытался поднять Поляну, выпутаться из её крепкой хватки, – но ничего не получалось.