Странный приятель.Тайна Врат - Чекрыгин Егор
На Ренки вдруг почему-то навалилось чувство одиночества. Может, оттого, что почти за пять месяцев корабельной жизни он привык, что вокруг него всегда толпа народа, или потому, что с тех пор, как он покинул камеру тюрьмы в родном городишке и начались его приключения, ему вообще не часто выпадала возможность побыть одному. Сейчас же, хоть вокруг него и сновало множество народа, но все эти люди были другие. По-иному одетые, говорящие на непонятном языке, да еще и живущие по совершенно иным обычаям и законам. Так что фактически он был один и оттого чувствовал себя неуютно.
А ведь раньше он так любил одиночество! В детстве и отрочестве Ренки мог часами напролет бродить один по окрестностям своего кажущегося теперь таким крохотным и провинциальным городишка, мечтая о великих подвигах и небывалых приключениях или просто любуясь пусть и привычной, но оттого не менее красивой природой родных мест.
Да уж, приключений навалилось выше крыши. И пожаловаться вроде было не на что — как бы туго ни приходилось, в результате друзья всегда побеждали, получая немалую награду и славу. Вон даже в дремучей Ашаа — и то, оказывается, есть люди, которые знают, кто такой оу Ренки Дарээка! Это ли не предмет для гордости? Вот только откуда же тогда, когда он думает о себе, о том мальчишке из прошлого, появляется это чувство безвозвратной потери?
Почему иной раз шалости и проделки детства начинают казаться важнее реальных подвигов, и едва ли не слезы на глаза наворачиваются при воспоминаниях о в общем-то ленивом и размеренном существовании, что он вел до каторги? Ведь тогда он мечтал как раз о той жизни, что ведет сейчас! Загадка, разгадать которую не сможет, наверное, даже хитроумный Готор.
— Так я слышал, чужеземец, что среди своих людей ты почитаешься великим героем? — раздался вдруг чей-то голос.
Обернувшись, Ренки увидел брата гасиига — Рсчкаана. На сей раз он был без пышной свиты и одет достаточно просто. Юбка и накидка без всяких блесток и драгоценных камней, похожие на наряды снующих вокруг людей. Даже его слегка надменное выражение лица не слишком отличалось от лиц остальных туземцев. Тут даже слуги ходили весьма горделивыми цацами.
— Ну, мне довелось поучаствовать в нескольких сражениях и проявить себя, — осторожно ответил Ренки, не слишком понимая, чего от него надо столь высокой особе. — Ваше… э-э-э…
— Мы называем друг друга просто по имени, так что зови меня Рсчкаан! — улыбнулся королевский брат, и Ренки вдруг понял, что фактически-то они ровесники.
— Тогда я — Ренки.
— Так поведай мне, Ренки, о тех подвигах, которые ты совершил, и местах, где побывал.
— Ну, и что полезного ты сегодня сделал, вьюноша? — гнусавя на манер Профессора, спросил Готор у своего приятеля, когда они вечером встретились в своей хижине, которую теперь уже делили на троих, считая присоединившегося к их компании Гаарза.
— Показал местным кое-какие преимущества шпаги! — горделиво надувшись, ответил Ренки. — Рсчкаан, брат гасиига, зазвал меня на такое место, где воины тренируются и мерятся силами… местное название забыл… Его, оказывается, сильно интересовала моя шпага, а взамен он пообещал показать, как они работают со своей секирой.
— И?.. — подбодрил Готор Ренки вопросом, который тот явно ждал.
— Из двадцати четырех поединков я выиграл девятнадцать!
— Надеюсь, хоть никого не поранил при этом? — осторожно спросил Готор.
— Фи, — фыркнул Ренки. — Конечно, мы дрались учебным оружием и в латах. У них тут, кстати, есть наши шпаги. В той «школе» вообще множество разного оружия висело и стояло вдоль стен. Я названия и половины всех этих штук не знаю. Но, как сказал Рсчкаан, они предпочитают биться своими секирами и кинжалами. И, на мой взгляд, зря! Их секиры, конечно, хороши, но все-таки тяжеловаты, и у шпаги появляется немалое преимущество.
— Ты дрался только с Рсчкааном на всех этих двадцати четырех поединках или там были еще воины? — Кажется, Готора больше волновали не технические характеристики оружия, а психологические особенности людей.
— У меня было восемь противников, — самодовольно ответил Ренки. — По местным правилам проводится три схватки. Тот, кто выиграл две из них, — победитель. Так что, в конечном итоге я выиграл у всех.
— Неплохо! — одобрил Готор. — И как они это восприняли?
— Ну, — впервые задумался об этом Ренки, — вполне достойно, как истинно благородные воины, умеющие ценить чужую доблесть. Никто особо своему проигрышу не радовался, но и откровенной досады или расстройства не выказывал. Они явно учились! — добавил он, мысленно прокрутив в голове прошедшие поединки и вспомнив выражение лиц участников и зрителей. — И теперь знают, как надо действовать против человека, вооруженного шпагой, — добавил он, внезапно погрустнев.
— Ничего, — усмехнулся Готор. — Во-первых, наша ударная сила все-таки не шпаги, а мушкеты и штыки наших солдат. Во-вторых, в свете того, что я выведал у Ксшаа, сейчас акчскаа действительно не слишком-то расположены затевать с нами ссору. Ну а в-третьих, ты ведь теперь тоже знаешь преимущества их секир.
— Кстати, потом они меня на стрельбище позвали, — снова посерьезнев, продолжил Ренки. — Я попал восемь раз из десяти. Но до местных ребят мне далеко: вот уж кто с тридцати шагов пулю ровненько в центр мишени кладет, да и с сотни шагов по ростовой мишени не промахивается! Правда, мушкеты у них были наилучших образцов — нашей и кредонской работы. Но и из своих самострелов эти акчскаа лупят так, что просто загляденье. Серьезные вояки!
— Угу, — кивнул Готор. — Купчина мне сказал, что они почти всегда воюют с кем-нибудь из соседей, так что практики у них хватает. Войны, конечно, не нашим чета. Собираются небольшими отрядами, переходят границу и либо устраивают засады, либо подкрадываются к поселкам. Налетели, постреляли, похватали, что плохо лежит, убежали. Но в целом все это — скорее молодецкие забавы, чем серьезные войны, однако пройти через них должен каждый юноша, чтобы стать мужчиной. Да и потом взрослые мужики продолжают этим заниматься. А каждый отряд у них — что-то вроде отдельной семьи или клана. Я в этом пока еще не очень разобрался. Но родство в рамках одного отряда тут даже закреплено юридически — они отвечают за проступки «одноотрядников», но и заслуги одного означают привилегии для всех. В общем, война у них — это дело постоянное. К тому же считается одним из важнейших развлечений мужчины, как для наших — на охоту сходить.
— А еще что полезного узнал? — поинтересовался Ренки. — А то тут генерал наш переживает…
— Ну, пусть особо не переживает. Торговля с нами — слишком лакомый для акчскаа кусочек, чтобы они не держались за него обеими руками! Так что коварства от них ждать не стоит, но и надеяться, что они какие-нибудь оскорбления спустят… Тут, знаешь ли, такой мир, что иной раз лучше половину племени-народа в драке потерять, чем хоть раз стерпеть обиду. Обиженного посчитают слабаком и разорвут в клочья. Надо, кстати, сказать оу Дезгооту, чтобы офицеров наших на мундиры растряс да и сам своим гардеробчиком поделился. Одежда, что нам подарили, — это большущий знак мирных намерений, вроде как свою кожу тебе предложили поносить, гарантируя защиту и покровительство. Нам, следовательно, тоже стоит местной знати такие подарки сделать, и, по уверениям купца, после этого жизнь наша тут станет намного проще. Я еще и про мешки узнал. Оказывается, у местных они тоже большая и весьма почитаемая ценность. Они ведь раньше, до того как в городе осесть, преимущественно кочевой образ жизни вели. Да и сейчас… Эти войны их постоянные… В джунглях же, как ты сам понимаешь, ни на лошади, ни на верблюде особо не покатаешься, а уж про телеги-кибитки разные так и вообще разговоров быть не может. Так что таскают свое имущество на себе, и хороший мешок — большое подспорье в этом деле. Вот туземцы и научились делать такие вещи превосходно, и они даже приобрели символическое значение! А нам и вовсе была оказана высокая честь получить мешки, сплетенные и сшитые собственноручно женами гасиига. Я и сам офигел! Даже не знаю, чем за такое отдариваться. Ну а ты, Гаарз, чего полезного сегодня делал-видел?
