Горец. Имперский рыцарь - Старицкий Дмитрий
У генерала загорелись глаза. На щеках выступил легкий нервический румянец. Ноздри затрепетали.
— Охотно за это выпью, дорогой барон. Сегодня же спланирую такой рейд и завтра пойду пробивать его в штабе, пока Аршфорт не уехал.
— Привлеките к разработке принца, — посоветовал я. — Так вам удастся получить столь вами вожделенные ручные пулеметы, даже траншейные пушки. И возможно, «воздушную халву», которую готовят для воздухоплавателей. Весит она немного, места занимает мало, а питательна и сытна. Генерала Моласа привлеките с самого начала — он даст наводки на самые вкусные места. Его зафронтовая разведка хлеб не зря ест. Я в этом уже убедился.
— Человек, — щелкнул пальцами начальник кавалерийской дивизии. — Еще коньяка. Самого лучшего! Барон, вы гений. Вы подарили мне вторую молодость.
Когда я, сидя в кабинете заводоуправления, писал последние списки на отправку, что в какой вагон грузить и кого куда размещать, возле меня скромно топтался Гоч. Уже пару минут. Такое поведение не было свойственно моему порывистому партнеру, и я сам прервал свое занятие.
— Мой друг, что с тобой случилось? Я тебя не узнаю, — покачал я головой.
Гоч еще несколько секунд помялся и наконец родил.
— Савва, я могу взять свою горничную с собой во Втуц? А то… — промямлил конструктор с некоторым плохо скрываемым смущением.
— Конечно, можешь, Имрич. — улыбнулся я. — Ехать нам долго, так что действительно надобно, чтобы рядом с тобой был человек, который бы тебя обслуживал. У тебя же денщиков нет. Кстати, а почему? Ты же теперь такой же офицер, как и я.
— Понятия не имею… — пожал плечами Гоч, притопывая, но уже весело. Глаза его загорелись, и довольный оружейник, оборвав наш диалог на полуслове, чуть ли не вприпрыжку убежал собирать вещи.
Точно он со своей ночной горничной спит, только скрывает это от всех. И чего стесняется? Женщина она красивая. Или боится, что завидовать будут?
Эту ночь я спал в своем салон-вагоне. Его окончательно отремонтировали будвицкие мастера декора, так что даже не стыдно было показать другим. По крайней мере, он уже не напоминал обшарпанное с разномастной мебелью помещение комиссара ЧК, как специально декорированное для съемок фильма о Гражданской войне в России.
Сам салон стал меньше, передвинули купе стюарда с кухней, а на его месте устроили латунный санузел с душем, благо и титан угольный совсем рядом через узкий коридор. Потолок занизили, врезав под крышу увеличенный бак для воды. Окно забрали матовым стеклом, изнутри закрытым латунной же сеткой — чтобы, если разобьют, то голого меня осколками не поранило.
Оба «господских» купе стали двухместными, как в советских спальных вагонах.
Дальний холодный туалет также стал сиять надраенной латунью. А часть примыкающего к нему тамбура обратили в багажную кладовую, так что выход там теперь только на непарадную сторону.
В салоне появилась красивая мебель тропического красного дерева из довоенных еще запасов краснодеревщиков. Письменный стол с телефоном (связь с машинистом) и дорогим чернильным прибором. Длинный стол для совещаний (он же обеденный). И шикарный диван с высокой спинкой у стены напротив. Только что семи слоников не хватало на полочке перед зеркальцем.
Вдоль непроходных окон — узкие комоды для посуды, скатертей и прочих мелочей. На комоде в простенке — медный самовар на медном же подносе со стационарным выводом трубы через стену. Две приятные для глаза люстры с масляными лампами. Шелковые шторы на окнах. Чистота, как на военном корабле. Вся медяха золотом сияет. Не зря я пригрел в стюардах раненого и комиссованного подчистую матроса из отряда Плотто. Хромота бывшему воздухоплавателю сильно не мешает в вагоне. И с матросской формой он расставаться не торопится. Как и с пистолетом Гоча.
Над письменным столом — три фотопортрета работы Шибза: императора, короля и маркграфа. Он действительно настоящий фотографический художник, наверное, один из первых в этом мире. Все портреты непарадные и несколько экспрессивные.
На противоположной стене над диваном — картина маслом с проплывающим над городом «Черным драконом». Ее Тавор, пока бегал по городу, увидел на рынке и сразу купил не торгуясь. Знал, шельма, что мне понравится. Неплохой художник, жаль, денщик не догадался его фамилию спросить.
В принципе меня и прошлый салон удовлетворял, но приходится соответствовать образу крутого фабриканта. Тут и деловых партнеров принимать случится, а те судят исключительно по одежке. Пока я военной формой спасаюсь от совсем корявых понтов.
Большой мощный довоенной имперской постройки паровоз на пяти осях — одолжение от Бисеров, должен потянуть мой последний состав. К нему перед салон-вагоном прицеплены пять неотремонтированных паровозов и платформа с тремя компактными паровыми машинами с вертикальным котлом. Эти машины механики мне выломали в отстойнике из побитых маневровых паровозиков — есть у меня идея сделать на их основе гусеничный трактор. Пока трактор…
Паровоз этот я обязался принцу отправить обратно с составом лимонов. И как можно скорее. Принц даже полностью авансировал мне эти закупки. Хорошо, что я догадался взять с собой в путь свой почтовый вагон с сейфом, иначе куда бы я положил такую кучу серебра. Из прибыли я вез обратно только долю Вальда. Остальное овеществилось в товаре.
Пришлось, пользуясь правами хозяина, взять дополнительно несколько ручных пулеметов с завода (официально — на испытания новых стволов в горах). Только в почтовый вагон занесли пару. А то не дай ушедшие боги опять имперские «махновцы» дорогу перекроют.
За салон-вагоном — почтовый вагон с личным багажом и охраной. Два пустых товарных вагона для закупок в Гоблинце. И вагон третьего класса для сманенных в Рецию переселенцев.
Предпоследний мой грузовой состав с паровозом, который добыл для меня Молас (за очень дополнительные услуги с моей стороны) отправили прошлой ночью. Тавор убыл старшим эшелона с частью охраны.
Место моего денщика все теснее занимал стеснительный и аккуратный реций Ягр, а разбитной и проворный огемец Тавор чем дальше, тем больше превращался в моего личного порученца. И эта служба ему больше нравилась. Тем более что после задвигания меня в резерв я не заставлял его больше носить не любимую им флотскую форму и разрешил пришить к мундиру реальные, а не бутафорские знаки различия. Тут уж я сам удивился, увидав на нем погоны фельдфебеля. Быстро растут люди на стезе «стука». Главное, правильно выбрать, кому стучать.
Кстати о переселенцах. Когда я приглашал к себе на работу механиков с путейского отстойника, то я даже не предполагал, что реально таких беженцев придет к моему отъезду столь много.
Огемцев.
Удетов.
Куявцев.
И даже цугул.
С женами и детьми.
Все бывшие путейцы — работники паромной переправы, разъезда и станции при них. Выгнали их ко мне война, мороз, голод и неустроенность.
Пришлось еще три пассажирских вагона срочно доставать. Бросить тут этих людей мне совесть не позволила, когда я в силах дать им кров, работу и заработок без потери ими человеческого достоинства. Люди они все работящие, не креаклы какие. На втором разъезде от Втуца у меня всем работа найдется.
А «кто есть ху» из них — в дороге проверим. Озадачим человека Моласа разработать для них единую анкету. Не зря этого неприметного офицера в массу переселенцев внедрили под видом телеграфного связиста. (Не того связиста, кто провода тянет, а того, кто этими проводами руки за спиной связывает, как шутили на моей родине.) Вот и назначил я его старшим над этим табором на время пути. А кто ему сказал, что будет легко?
С Маарой все же решил проститься лично, а не посылать денщика забрать оставленные мной у нее в «приюте» вещи. Иначе, посчитал я, как-то не по-мужски будет. Уподоблюсь нашкодившему школьнику.
И не ошибся.
Встретила меня чаровница радостно, ласково и даже очень мило поблагодарила за хорошую новогоднюю ночь. Попыток тащить меня сразу в койку не проявила. Притворно огорчилась, что мне пора уезжать «уже сегодня». Сказала, что всегда рада меня видеть у себя в гостях. Ласково поцеловала и добавила:
