Галина Тер-Микаэлян - Грани миров
— Да, — он кивнул и вновь оглянулся в поисках бесследно исчезнувших ярких книжек.
Тетенька с раскрашенными глазами не отставала:
— Где твоя мама, какой у вас номер комнаты?
Про номер комнаты Антоша ничего не знал и не ответил — этого в их с мамой игре не было. Девушка за стойкой была новенькая и работала первый день, поэтому она окликнула дремавшего за газетой вахтера:
— Михал Никитич, где у нас отдыхающие с ребенком живут?
Храп прекратился, вахтер выглянул из-за газеты и в недоумении поглядел на мальчика осоловелыми глазами.
— С ребенком? Не упомню чего-то. В прошлом году приезжали профессора с внуками, а в этом… Погоди, тебя как зовут-то?
Вот тут и настал звездный час Антона! С достоинством выпрямившись, он отчеканил:
— Меня зовут Антон Муромцев, мою маму зовут…
Но сторож, не дослушав, махнул рукой и прервал его:
— А, Муромцевы! Они в двадцать пятом номере, это в левом крыле. Отведи его туда, а я тут присмотрю, если кто ключи спросит.
Антон вспомнил про пса, оглянулся, но того не было видно — побежал на кухню за косточкой. Девушка, крепко взяв мальчика за руку, повела его на второй этаж, постучала в одну из комнат и, услышав «да», сказанное приятным мужским баритоном, приоткрыла дверь:
— Ваш ребенок там по вестибюлю бегал, я его привела. Вы его заберите, пожалуйста.
Мужчина с женщиной во все глаза смотрели на Антона, и на лицах их была написана полная растерянность. Женщина была очень милой, но, все равно, это была не его, Антоши, мама. Он так и сказал:
— Это не моя мама.
— Стоп! — мужчина поднял руку. — Почему вы вдруг решили привести этого юношу сюда?
— Так он говорит… — девушка багрово покраснела и сердито повернулась к Антону: — Тебя как зовут, ты чего мне говорил?
И вновь Антон приосанился, напустив на себя важность:
— Меня зовут Антон Муромцев, мою маму зовут Людмила Эрнестовна Муромцева, мой адрес: Москва…
Мужчина посмотрел на женщину, та посмотрела на него.
— Так не ваш? И чего мне с ним тогда делать? — растерянно спросила девушка.
— Да ничего, — успокоил ее мужчина, — пусть пока побудет здесь, а вы выясните все-таки, откуда он явился, и где его матушка. И поскорее — она, наверное, с ума сходит.
— Ага, ладно, — девушка поспешно скрылась за дверью, а женщина подошла к Антону и протянула к нему тонкие руки:
— Иди ко мне. Ишь, как весь запылился, где ж тебя носило? И босиком — все ножки исколоты.
Антоша охотно забрался к ней на руки и, зарывшись лицом в черные волосы, попросил:
— Тетя, я пить хочу.
— Петя, налей ему сока. Булочку хочешь? Только умоемся сначала.
Антоша выпил два стакана соку, но булку не доел — сломленный усталостью, он уснул на коленях у черноволосой женщины, привалившись головкой к ее плечу. Она сидела неподвижно, покачивая его и пристально глядя прямо перед собой.
— Златушка, — тихо позвал ее муж и погладил по голове, — я пойду узнать, хорошо?
— Да-да, — женщина словно очнулась, — узнай, Петя, что они там выяснили. Как ребенок вообще мог оказаться в нашем санатории, где мать? Неужели это ребенок Людмилы?
Однако едва мужчина открыл дверь, как на пороге появилась запыхавшаяся старшая администраторша — широкоплечая, полная, с усиками над верхней губой. Она работала в этом санатории уже пятнадцать лет и прекрасно знала Муромцевых, которые почти каждый год приезжали сюда во второй половине августа — врачи считали, что Злате Евгеньевне необходимы солнечные ванны.
— Петр Эрнестович, извините, ради бога, что вас побеспокоили, ошибочка вышла, — гулким басом зарокотала администраторша. — Мне как Катька, паразитка такая, рассказала, так я ей чуть космы не повыдернула, а Михал Никитич тоже хорош! Это из ведомственного санатория мальчишка убежал, «Мать и дитя» называется. Наша главврач сейчас с ихней по телефону говорила — та чуть не в голос рыдала. Думали, говорит, что ребенок утонул, весь персонал на ушах стоит, у всех голова кругом идет, а мать при смерти лежит. А он, поросенок, тут у нас дрыхнет. И как он только к нам оттуда дошел, далеко ведь! Ишь, спит как — носик кверху задрал, — на ее усатом лице неожиданно появилось умильное выражение. — Давайте, я его вниз отнесу, чтобы вам не мешал, главврач машину даст, чтобы Михал Никитич его отвез.
Петр Эрнестович бросил быстрый взгляд на жену.
— Мы с мужем сейчас сами отвезем мальчика, Анна Петровна, — тихо сказала Злата Евгеньевна.
«Ох ты, горькая, — с жалостью подумала администраторша. — Не всякой красоте, видно, счастье дано. Своего ребеночка судьба не подарила, такты чужого увидела и глаз не сводишь. И печальная какая! Нет, не надо к чужим детям сердцем прилипать — потом больно будет». Вслух же она с нарочитой суровостью вновь стала ругать Катьку:
— И надо же — сколько вам теперь из-за этой Катьки-дуры беспокойства! Потащила его к вам, а ей нужно было перво-наперво мне доложить. Ох, Катька — дура дурой! Давайте, давайте мальчонку — пусть лучше Никитич его довезет, а у нас время чая скоро, чего вам теперь в «Мать и дитя» на машине трястись?
И Анна Петровна потянулась было, чтобы взять спящего Антошку из рук печальной женщины с прекрасным лицом, но Петр Эрнестович отстранил ее и неожиданно широко улыбнулся:
— Не надо ругать Катю, Анна Петровна, ничего страшного не произошло, а чай мы выпьем, когда вернемся. И никакого беспокойства для нас тут нет — это, кажется, наш родной племянник.
Администраторша широко раскрыла рот от удивления и не сразу его закрыла.
Проснувшись на следующее утро в своей палате, Антоша не мог понять, почему его персоне нынче уделяют столько внимания. До завтрака зашла медсестра и взяла кровь из пальца, потом его больше часу осматривали два врача — выстукивали, выслушивали, разглядывали порезы на ногах. Мама, правда, была очень печальная и почти с ним не разговаривала — один раз только крепко обняла и заглянула в глаза. Палатная нянечка тетя Груша, зайдя к ним делать уборку, отчего-то прослезилась и расцеловала его в обе щеки, а встретившийся на пляже сторож, что побил собаку, хотел погладить по голове, но Антоша от него сердито отстранился и сурово сказал самое некрасивое слово, которое узнал только вчера:
— У дяди триппер.
Сторож очень удивился, но не обиделся, а почесал затылок и звучно расхохотался:
— Нет, малый, триппера у меня нет. Выпить люблю, это да, а с триппером здесь строго, стриппером сюда на шаг не подпустят — десять раз проверят.
Однако главный триумф ждал Антошу в песочнице. Близнецы окружили его, наперебой предлагая свои лопатки, а старшая близняшка Верочка с восторгом сообщила:
— Дяди втера в воду прыгали — тебя искали.
Одна лишь толстушка Лена не выказала никакой радости — с видом глубочайшего презрения она вздернула нос и выпятила нижнюю губу:
— Подумаешь! Я завтла, если захочу, то тоже утону! — и не захотела играть с Антошей в мяч.
Он опечалился, но грустил недолго — перед обедом на пляж пришла медсестра и снова отвела его к доктору, который очень интересно стучал по коленкам блестящим молоточком, а коленки от этого забавно прыгали. После тихого часа же капризница Леночка вообще была позабыта, потому что к ним с мамой приехали гости.
Их привела главный врач, и Антоша сразу узнал вчерашних мужчину и женщину. Он очень обрадовался и сначала хотел подбежать к женщине, но взглянул на мать и каким-то шестым чувством почувствовал, что она растеряна. Даже голос ее слегка дрогнул, когда она на веселое приветствие гостей робко ответила:
— Здравствуйте.
— Как дела, беглец? А ну, бей пять, — сказал мужчина и с серьезным видом протянул Антону руку ладонью вверх, а когда тот изо всех сил шлепнул по ней своей ладошкой, похвалил: — Удар хороший, стало быть, жив-здоров.
— Вот результаты сегодняшнего обследования, профессор, — очень почтительно произнесла главврач, протягивая ему какие-то бумаги. — Результаты анализов только что привезли — все в норме, как видите. Терапевт, невропатолог и дерматолог его сегодня осматривали и тоже не нашли каких-то изменений. Ноги только исцарапаны.
— Я думаю, — весело откликнулся мужчина. — Мы с супругой сегодня решили пешком к вам прогуляться и видели, по какой дороге он вчера топал. Ничего, до свадьбы заживет. Благодарю вас, доктор.
Главврач извинилась и ушла, отговорившись делами, а Людмила робко проговорила:
— Да вы садитесь, чего вы стоите?
Они сели за стол, и Антоша хотел уже подбежать к черноволосой женщине и забраться к ней на колени, но тут, к его величайшему огорчению, заглянула воспитательница, почтительно поздоровалась с гостями и спросила:
— Антоша сегодня будет учиться? А то уже все ребята собрались.
Антон надеялся, что мама попросит освободить его сегодня от занятий, как в тот день, когда у него болела голова, но Людмила тихо сказала:
