Горец. Вверх по течению - Старицкий Дмитрий
— Хорошо. Вернемся к тому утру. Вы выехали с полигона сразу после завтрака.
— Так точно.
— Примерное время?
— Начало девятого.
— Вы никуда не заезжали по дороге в город?
— Как можно?! Иначе бы я не успел на экзамен. И так Ласка шла самой ходкой рысью всю дорогу.
— А куда вы заезжали до экзамена уже в самом городе?
— Только в винный погребок и еще в одну мясную лавку за копченостями. Вечером в кругу фельдфебелей должны были отметить мой аттестат. Обмыть, так сказать.
— Вот план города, — ротмистр вынул карту из планшетки. — Покажите на нем, где находятся эти лавочки… Хорошо… А теперь ваш маршрут между ними.
И вот так по каждой мелочи.
Но никакой новой информации из этого общения я не вынес. Надеюсь, что мои инквизиторы тоже.
М-да… А вот доктора в тот день я так и не дождался.
27
На следующий день с самого утра, еще до завтрака, меня посетил наконец-то настоящий врач. В золотом пенсне на носу и даже в белом халате, из нагрудного кармана которого торчала деревянная трубочка стетоскопа.
Доктор быстро разобрался с моей раной. Сказал, что динамика заживления положительная. Перевязал меня снова. Уже по-нормальному, без этого дурацкого приматывания к телу левой руки, отчего я сразу почувствовал себя лучше. Все же играть в каплея Плотто не входило в мои жизненные планы, хотя я сильно зауважал моряка, когда оказался в его шкуре. Мне до его ловкости пользоваться одной рабочей рукой никогда не подняться.
Пожелав мне скорого свидания завтрашним утром, врач, торопливо собрав свой саквояж, покинул мое узилище.
Меня покормили завтраком и вывели на получасовую прогулку наматывать круги вокруг флигеля в сопровождении двух кирасир при палашах и револьверах в кобурах. Забавное, должно быть, зрелище. Особенно со стороны.
Потом продолжился вчерашний допрос ротмистром. Также в виде доверительной беседы двух искателей истины.
Наконец я не выдержал и задал мучивший меня всю ночь вопрос:
— Господин ротмистр, вы вчера сказали, что я подозреваюсь в шпионаже, но так и не объснили мне, в чем выражаются ваши подозрения, — попробовал я вытянуть немного информации из своего инквизитора.
— Дойдем и до этого, фельдфебель. Как только я проясню для себя некоторые нюансы, так сразу… Не буду вас держать в неведении лишнее время. Вот, к примеру, я очень интересуюсь такой деталью: вы специально поджидали капитан-лейтенанта Плотто во дворе казармы?
— Нет, — ответил я совершенно честно. — Я встретился с ним там случайно. Даже не встретился. Точнее, это он меня окликнул. Со спины. А так я мог его и не заметить. Стыдно сказать, но я любовался своим аттестатом об образовании и думал о том, как он мне может помочь по службе.
— Угу, похвальные мысли, — кивнул ротмистр. — А что было дальше?
— Капитан-лейтенант попросил меня подбросить его до полигона, там его ждали дела. И я согласился. Место в санках было. Лошадь у меня сильная.
— А что за дела возникли у капитан-лейтенанта Плотто на вашем полигоне? Вы это знаете?
— Простите, господин ротмистр, но пока я не увижу вашей подписи о том, что вы обязались хранить военную тайну, связанную с этим проектом, боюсь, я ничем не смогу удовлетворить ваше любопытство.
И даже скрестил руки на груди, показывая тем самым, что мой ответ окончателен.
— Даже так? — ухмыльнулся ротмистр. — Отдаете ли вы себе отчет, фельдфебель, что мы все-таки контрразведка и охрана государственных и военных тайн — это наша стезя и обязанность перед отечеством и императором.
— Тем не менее, господин ротмистр, я не буду говорить об этом ни с кем, кто не имеет соответствующего допуска. Покажете мне допуск к этой теме на себя, тогда и побеседуем с полным моим расположением, только без записей. Мало ли к кому они могут попасть потом.
— Плохо же вы думаете о нашем департаменте.
— Отнюдь. Просто прикидываю, сколько в нем народу, не имеющего этого допуска, к которому могут попасть эти записи.
— А у вас такой допуск есть?
— Конечно, господин ротмистр. Иначе бы меня не могли привлечь к этому проекту.
— И какова ваша функция в этом проекте?
— Скажем так, консультант.
Предчувствуя дополнительные вопросы со стороны контрразведчика, поднял руку и твердо сказал:
— Больше ни слова об этом, пока я не увижу вашего допуска.
— Хорошо, — согласился ротмистр. — Но все же, почему именно к вам напросился капитан-лейтенант в санки? А не взял, к примеру, разъездной служебный транспорт.
— Я его об этом не спрашивал.
— Вы давно знакомы с Плотто?
— Давно. Еще по работе в армейском штабе в одном отделе.
— Куда вы заезжали до выезда из города?
— Только на квартиру к Плотто и в лавочку букиниста.
— Чья была идея посетить букиниста?
— Моя. Мне требовалось, пользуясь оказией, сдать не нужные мне уже учебники. Капитан-лейтенант против недолгой задержки не возражал. Я не столь богатый человек, господин ротмистр, чтобы отказываться даже от малых денег.
— Вот как? Интересная мысль… Это я про деньги… — усмехнулся ротмистр. — А пока начертите на плане города маршрут, по каким именно улицам вы ездили, а также отметьте местонахождение квартиры Плотто и лавки букиниста.
После того как я проделал требуемое, прочитал и подписал протокол, ротмистр встал, щелкнул крышкой серебряных часов.
— На сегодня у меня все. Приятного аппетита, фельдфебель. Да, доктор прописал вам для восстановления кровопотери после ранения красное сухое вино. Когда бы вы желали его получать, в обед или ужин?
— И много там того вина? — улыбнулся я.
— Не очень. Всего четверть литра за один прием в день.
— Тогда лучше в ужин. И у меня еще одна просьба как узника этого замка…
Ротмистр выгнул правую бровь.
— Не могли бы вы обеспечить меня свежими газетами или книгами?
Ротмистр несколько секунд подумал, усмехнулся и сказал:
— Вы как-то проявляли повышенный интерес к нашей древней литературе, не так ли? Думаю, «Сагу о княгине Милолюде» я вам достану. Естественно, в современном издании.
Вот сволочь! В учебнике писали о том, что это самый сложный древний трактат не только для толкования, но даже просто для чтения современным человеком. Бог с вами, ротмистр, у лейтенанта Наполеона Бонапарта на губе только свод Римского права был на латыни, и ничего, он выжил. Даже императором стал.
После обеда приперся щеголь-лейтенант, заявивший, что сейчас его очередь вести мой допрос.
Стенограмму вел все тот же бесцветный «Акакий Акакиевич». Как всегда молча, незаметно и аккуратно.
Нахальный дворянский вертопрах принял картинную позу, рисуясь, и пафосно заявил под протокол:
— Фельдфебель, вы полностью изобличены в пособничестве врагу. Запираться бесполезно. Я обладаю неопровержимыми свидетельскими показаниями, достаточными для того, чтобы военно-полевой суд назначил вам расстрел в качестве меры наказания. Так что лучше бы вам сотрудничать со следствием, тогда, может быть, наше заступничество смирит гнев судей, и вы отделаетесь всего лишь пожизненной каторгой.
Какое счастье, что доктор мне руку отвязал. Как бы я тогда смог рукоплескать одной ладонью?
— Браво, браво, лейтенант, брависсимо! — Лицо мое, наверное, лучилось от удовольствия. — Вам бы на подмостки, в Королевскую оперу, большую карьеру бы сделали. А здесь вы просто хороните свой замечательный талант лицедея. Осмелюсь только поинтересоваться: а кто именно эти ваши лжесвидетели?
— Да ваши же подельники, фельдфебель, братья Пшеки. Они очень обижены на вас за то, что вы подло убили их старшего брата. Они с вами так не договаривались. И мать их припомнила, как вы появлялись у них на хуторе, деньги привозили. Так что у меня против вас целых три свидетеля. Для суда достаточно.
Ну что они меня постоянно смешат? Это просто пародия какая-то. Не допрос ведут, а петросянят.
— Что я сказал такого смешного? Тут вам плакать впору, — взвизгнул лейтенант. — Ваш же сослуживец нашел при обыске на хуторе деньги, которые вы им заплатили. Пятьдесят золотых — гигантская сумма для крестьян.
