Фебус. Недоделанный король - Старицкий Дмитрий
– Поня-а-атно… – разочарованно протянул бастард. – Вопрос снимается. Подозреваю, что парню сейчас совсем не до войны. Когда эта инфантерия свадьбу играть будет?
– Свадьбу? – задумался я. – Не скоро. Не девку же крестьянскую замуж отдаю. Пока послы приедут из Сантандера… пока брачный контракт распишем… Да и с местом самого торжества решить надо не просто так, а политически. Но в любом случае это случится уже после моей коронации.
– Так что с моими людьми? Так и будут стоять в засаде без смены? – А бастард-то о своих людях заботлив, как я посмотрю…
– Их покормили? – осведомился я.
– Да. Спасибо твоим полевым кухням. Вовремя, сытно и вкусно. Сам с ними завтракал.
– Тогда пусть еще немного потерпят. Совсем немного, – решил я и сменил тему: – А что посольские? Есть с их стороны активность?
– Никакой. Как вчера заперлись в отеле, так и сидят там, носа не показывая. Две пушки, Франсуа Гастоныч, это… две пушки. Особенно на узких улицах. Пример Бонапартия для меня заразителен. Я мог бы выбить их ворота ядрами и взять этот чертов Тамплиерский отель на шпагу, но считаю, что потери среди моих людей будут в этом случае неоправданными. Там же не горожане заперлись, а вполне себе псы войны, из которых половина – рыцари.
– Что у них там с едой?
– По опросу недобитых в воротах гасконцев, на неделю им там хватит всего. А вина – так и на месяц. Так что решать надо этот вопрос кардинально и быстро. Даже без колодца они продержатся – река рядом.
– Гонцов еще куда-нибудь посольские посылали?
– Пытались. Но я на реке с другого берега твой десяток валлийцев поставил. Со второго раза они своими длинными луками напрочь отучили франков от такой незрелой идеи. А вдоль берега там еще двадцатка хинетов шарится. На тот случай, если кто-то все же речку переплывет. Можно их там и постоянно держать… Но время, сир, время…
– Тогда, будь добр, Жан Жаныч, позови там кого-нибудь из «предбанника». Ты прав, решать этот вопрос надо быстро. Но как?..
Явившемуся на вызов дежурящему по моей приемной вицеконде Сезару де Базану я, перейдя на язык франков, приказал позвать ко мне сержант-майора и заодно привести ко мне из башни посольского графа де Сада. И не самому за ними бегать, а пажей послать.
– Что собрался делать, сир? – спросил бастард, когда за моим оруженосцем закрылась дверь.
– Послать к Пауку одного из его же посольских и предложить обмен всех на всех. Как мои люди, что томятся в башне Плесси-ле-Тура, приедут сюда, так его людей и отпустим обратно. Это, я думаю, будет справедливо. Он первый начал.
– Ага… – засмеялся бастард. – Как говорил Джон Рэмбо: «Не на мне первая кровь!»
– Не говори, подружка, у самой муж пьяница, – попытался я пошутить, как в двадцать первом веке.
Но не получилось, бастард не прореагировал никак.
– Нет, мля… ну почему я не попал в кого-нибудь попроще… – завел я слезницу. – Гулял бы сейчас по волнам, пиратствовал бы да флибустьерствовал, открывал новые земли… Вошел бы в историю, как тот же Колумб или Элькано, а не возился бы с этой бухгалтерией, – подкинул я со злостью стопку бумаг и пергаментов на столе.
Бастард посмотрел на меня как на маленького.
– Интеллигент ты, Франсуа Гастоныч, вот что я тебе скажу. Все бы тебе по щучьему велению да по твоему хотению. Я тебе как на духу: в море сыро, валко, тесно и вонюче. И это еще без шторма. Пища плохая, витаминов нет. Цинга у матросов – самое распространенное заболевание. Да и баб там нет, а пидорасов мы сами за борт в море выкидывали. Ну погуляешь ты год-два по волнам, зипуны собирая, а потом, как любил повторять незабвенный Остап Ибрагимович: «Ваши желтые кудри примелькаются, и вас просто начнут бить». Ты думаешь, я от хорошей жизни пиратствовать стал? Меня родины лишили изначально. Гоняли по всей Гаскони, как зверя лесного. Нового сюзерена – ко мне ласкового, угробили. А Паук на меня ни на день не прекращал охоту. Ему любой Арманьяк на свободе спать не дает. Так что… – Бастард пальцами забарабанил мотив по столешнице и напел, фальшивя: – «Когда воротимся мы в Портленд, клянусь, я сам взойду на плаху, вот только в Портленд воротиться, не дай нам, Боже, никогда». Вот и мотаюсь я по городам и весям: «…я менял имена, я менял адреса…» Я к тебе – даже не зная, кто ты, приперся за патентом приватира только потому, что мои люди стали потихоньку превращаться в самых обычных пошлых пиратов, а это чревато… скатыванием коллектива вассалов в примитивное урлатание, каковое присутствует в любой ОПГ.
– Но ты хоть повоевал… Поплавал… Вроде всем доволен был.
– Франсуа-а-а Гасто-о-оныч… – протянул бастард, как киношное «Семен Семеныч…». – А что мне было делать… изгнаннику… извергу… человеку в розыске и в бегах?
– Тогда зачем тебе Арманьяк? Там будет то же самое. Война… Возможно, даже гражданская.
– Понимаешь… если человек выглядит как Арманьяк, чувствует себя как Арманьяк и действует как Арманьяк, то это значит, что он этот Арманьяк и есть. Поэтому мне и нужна страна Арманьяк… Потому что у каждого человека должна быть родина. Вот так-то, Франсуа Гастоныч. За восемь лет здесь во мне ни черта русского не осталось. Гасконец я! Разве что не такой хвастун, как остальные. Ты вот тут всего три месяца, а себя уже баском ощутил. Песни на эускара поешь. Батасуну создаешь. К Ваньке номер три в Москву ты почему-то не побежал. Тут остался. Невозвращенец…
– Да… Кстати, о Ваньке, – бастард сам напросился с русской темой, – ты на тот год к нему великим послом поедешь с моими вассальными мурманами. От Наварры. Пора торговлю с Востоком налаживать с севера, раз с юга ее турки перекрыли.
Вот тут морду бастарда стоило сфотографировать. И потом рассматривать эту фотку, когда приступ сплина навалится, чтобы оттягивало.
– Так там же, сир, итальянцев – как собак нерезаных. В Москве, я имею в виду – сегодняшней, торговлю заморскую они всю держат, если я не ошибаюсь?
– Держали… До того как османы у генуэзцев все колонии на Черном море отобрали и проливы перекрыли пять лет назад. Так что остался у русских только один заморский партнер – Ганза. А что это за партнер – тебе рассказывать, думаю, не нужно. Сам насмотрелся.
Бастард согласно кивнул, выразительно зыркнув. Ну точно… не мог он там – на северах, с ганзейцами не схлестнуться.
– Франсуа Гастоныч, ты имеешь в виду плыть мне туда северным путем вокруг Скандинавии? Как англичане при Ваньке Грозном? – только и спросил он.
– Именно, – подтвердил я. – И не только плыть. И не только торговать. А установить нашу монополию на торговлю с Русским Севером. Вот поэтому поедешь послом к Ивану Великому и Зое Палеолог. На нее особое внимание – она в Италии долго жила и наши европейские порядки хорошо знает. И помни, что главное – не пустить туда «наглосаксов».
– Да сейчас им не до того, – возразил мне бастард.
– Это сейчас, а как кончится Война роз, то сразу они начнут искать новые рынки.
– Корабли нужны будут особые, – задумался бастард, – там же во льдах плавать…
– Ну скажешь тоже, Жан Жаныч… Я же тебя не на Грумант посылаю и не на Новую Землю. По пути только Белое море замерзает. А зиму ты в Москве проведешь. За это время тебе там холмогорцы корапь какой хошь построят. А мурманы, пока ты в Кремле прохлаждаться будешь, обратно вернутся и с новой партией товара следующей весной будут там, где потом будет стоять Архангельск. Если повезет, так две ходки успеют сделать. Твое первое дело – маркетинг. А компанию по торговле с Русью я тут сам за это время создам, – и усмехнулся: – Товарищество на вере.
– А что, кроме меня, туда так уж и послать некого? – Бастарду что-то не шибко хотелось уезжать из Гаскони далеко и надолго.
– Можно и кого другого послать… – согласился я, – но не нужно. Нет в тебе католической спеси к схизматикам. К тому же ты нынешний средневековый русский язык знаешь, хотя бы понимаешь его лучше, чем современный нам украинский. А они про то не знают. Приставят к тебе толмача из Посольской избы. А ты в два уха слушай… и на ус мотай. Московиты они такие… хитрые.
