Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Дивов Олег Игоревич
Поэтому я не люблю вечера. Глядя на засыпающую Зофью, я всякий раз вспоминаю, чего ее лишил.
Неожиданная мысль прожигает сознание, точно случайная искра от чужого костра: уставшая, вымотанная, на последних запасах пара — Зофья напевала что-то, когда вошла. И не только сегодня. Вот уже несколько дней, как она снова поет, а я пропускал это мимо сознания.
* * *Мой кошмар: убегая от врагов, прячусь в тайной комнате. Но дверь ненадежна, да и замок заело, никак не могу его запереть. Значит, нужно воспользоваться следующим ходом, опуститься на уровень ниже. Энергично кручу колесо люка, но засов при этом не сдвигается ни на дюйм. Враги между тем все ближе, я уже слышу их голоса за той самой ненадежной дверью моего убежища. Наконец удается открыть засов и распахнуть люк. Скольжу вниз, держась руками за металлические бортики лестницы. Переключаю рычаг внизу, чтобы люк захлопнулся, а засов вернулся на место. Никакой реакции. Враги уже в верхней комнате, подходят к люку. Я чувствую запах миндаля, и этот запах как будто пытается схватить меня за горло, протащить по битым осколкам и носом уткнуть во что-то важное. Но я вырываюсь. Бегу к лифту. Лифт косо сбит из прогнивших досок, в центре кабины зияет дыра. Жму кнопку — наугад, потому что цифры давно стерлись. Слышу резкий звон обрывающегося троса. Лифт несется в бездну.
* * *Я как никто разбираюсь в природе снов. Мне нередко приходится искать в чужих перфолентах причины кошмаров и устранять их.
Известно, что для сохранения целостности человеческая перфосистема должна находиться в непрерывном движении — по крайней мере большая ее часть. Во время манипуляций с перфолентами я позволяю себе ненадолго отключать отдельные сегменты, но всякий раз пристально слежу за временем.
Когда человек спит в объятиях стим-станции, его перфосистема продолжает напряженно функционировать. Не получая актуальной информации для обработки, она вхолостую гоняет ленты по валам и практически случайным образом штифтует паттерны. Так рождаются сны.
Зная этот механизм досконально, я тем не менее никак не могу избавиться от неприятного послевкусия, которое оставил мне ночной кошмар, явившийся незваным взамен счастливого и нежного сна о давнем свидании на набережной.
Практичная моя натура ищет и быстро находит правдоподобное объяснение: перфолента, просмотренная вчера, и фантазии, связанные с ее обнаружением, разбудили какие-то секции долговременной памяти, до этого момента благополучно дремавшие в покое и забвении.
Эффект домино. И мне нужно докопаться до первого камня, падение которого спровоцировало обрушение остальных.
Логи Сибиллы Жерар утверждают, что этим камнем, триггером к запуску и моментальной аварийной остановке моего воспоминания, спрятанного в ее голове, послужило некое событие, случившееся пять дней назад в шестнадцать ноль-восемь. Это время окончания первой смены на фабрике, где работает Сибилла.
И не только она.
В первую смену на фабрике работает Зофья.
* * *Фабрика находится с противоположной от центра стороны по отношению к нашему с Зофьей отсеку. Еще вчера я вывесил на двери операционной объявление о техническом перерыве сроком в один день. Надеюсь, этого времени мне хватит, чтобы разобраться в происходящем.
Я не люблю фабрику. Она каждый день крадет у меня Зофью, но дело не только в этом. Меня печалит сама ее концепция, размывающая чистоту идеи Андеграунда.
Фабрика — лучшее швейное предприятие во всем Санкт-Винтербурге. Но каждый выход на смену оборачивается для ее работников соприкосновением, пусть и опосредованным, с грязью верхнего мира. Там, наверху, не прекращается война. И наверняка львиная доля заказов приходит на пошив военной формы. Работа по сути своей мало отличающаяся от пошива саванов.
На этой мысли я спотыкаюсь и останавливаюсь, удивленно глядя вокруг. С ответным удивлениям смотрят на меня унтер-техникеры, занятые починкой газовой трубы.
«Саваны» — очень странное слово; я убежден, что оно мне знакомо, но память, подбросившая его в поток мыслей, отказывается давать ему определение.
Непроизвольно трясу головой, чтобы сбросить наваждение, — и тотчас вспоминаю, что аналогичную привычку давно подметил у кошки Афины.
Фабрика между тем все ближе. И с каждым шагом все сильнее моя к ней неприязнь. Фабрика — компромисс, на который пришлось пойти нашему маленькому сообществу, возжелавшему уединения. Мы получаем от верхнего города все, что необходимо нам для выживания: фрозилит, пар, газ, технологии, материалы. И с лихвой расплачиваемся за это трудом самых честных и усердных работников, к каковым я без сомнений причисляю любого жителя Андеграунда.
Чтобы наша община оставалось такой же чистой, как в день основания, чтобы пороки и искушения верхнего мира не проникли внутрь через единственную доступную ему дверь — через фабрику, — мы выстроили стену. Этой стеной стал механизм для автоматической замены перфолент, который я назвал автомехом. Разумеется, я предпочел бы не доверять такую тонкую работу машине, но доверять ее неподготовленному человеку еще опаснее, а сам я никак не справлюсь: фабрика работает круглосуточно.
Автомех, к радости, показал себя замечательно. Он установлен на проходной, и задача его элементарна. Каждому работнику перед началом смены монтируется миниатюрное устройство, служащее двум целям. Во-первых, оно содержит в себе программную перфоленту с необходимыми для работы навыками. Во-вторых, блокирует связку кратковременной и долговременной памяти. Вся информация, полученная человеком внутри фабрики, пишется на чистые перфоленты, которые вместе с блокиратором и программой швейных навыков изымаются и уничтожаются автомехом по окончании смены.
Я ежемесячно провожу профилактический осмотр механизма. Дальше, на саму фабрику, не захожу никогда. Мне неуютна идея о том, чтобы доверить свой внутренний мир машине. Но того хуже — потеря воспоминаний, пусть бы даже это были воспоминания о непростом трудовом дне за швейной машинкой.
Если я хочу найти точку бифуркации и расшифровать послание, обнаруженное в голове Сибиллы Жерар, мне придется изменить своим принципам.
* * *С неприятным удивлением обнаруживаю, что изменить личным принципам гораздо труднее, чем изменить принципам общественным. Я шел к фабрике с твердым намерением позволить автомеху сделать со мной то, что делает он с каждым рабочим. Но, придя на место, понял — не смогу. Меня оправдывает только соображение, что посещение фабрики, воспоминания о котором заберет автомех, было бы бессмысленным актом.
Что ж, есть другой путь.
До планового осмотра механизма еще неделя, но несколько дней назад (пять, снова эти пять дней!) мне принесли записку с информацией о мелком сбое в системе. К ней прилагалась перфолента с отчетом. Изучив ее, я выявил простейшую логическую ошибку, тотчас выправленную самим автомехом. Машины, как и люди, накапливают усталость: на микрометр смещаются шестеренки, неточно ложится в колесо перфорация транспортной дорожки; происходит сбой. Как и у людей, у машин имеется предел, до которого проблемы решаются автоматически, и система самостоятельно возвращается к равновесному состоянию. Нечто подобное произошло и с автомехом пять дней назад. Но у меня есть заявка, а значит, и железный повод появиться на фабрике и покопаться в механизмах проходной.
Я проектировал эту систему. И знаю, как ее отключить.
Но прежде придется отключить человека — дежурного техникера у входа. Сегодня это старик Лето, который не так давно был у меня на приеме.
Выражаю обеспокоенность его внешним видом. Предлагаю экспресс-диагностику. Проворачиваю переключатель в позвонке.
Обездвижить человека очень просто.
С машиной дело обстоит чуть сложнее, но и здесь я справляюсь не более чем за три минуты. Как всякий разумный инженер, я предусмотрел возможность экстренной деактивации.
