Надя Яр - Евангелие от Йохана
Он помолчал и добавил:
- Убьёт Вас она, если Вы в самом деле её вернёте. Сожрёт, скорее всего. Буквально. Видели, как собаки трупы грызут? Вот так же. Мёртвые часто голодны, возвратившись к жизни. Они едят живых. И заражают, кусая - укушенный умирает и восстаёт как голодная нежить.
Джон поднял свой капюшон и пошёл к двери. В проёме он остановился.
- Сделайте одолжение, Ланге - хотя бы не здесь. Не на поверхности населённой планеты, где столько пищи для драугров. Если Вы решите всё-таки заняться некромантией, сделайте это на корабле. Или на станции на орбите звезды - чем дальше от гипертрасс, тем лучше. Тогда, если Вас съедят, я, может быть, успею вмешаться и предотвратить ещё одну гекатомбу. - Он поёжился, словно от холода. - Сообщите мне, где, если сможете пересилить своё недоверие. Это бы сэкономило жизни. Бывайте.
Ланге
Когда Йохан Риттер убрался, адмирал Рейха ещё долго сидел у постепенно гаснущего огня, бездумно исследуя пальцами ножку пустого бокала. Разговор выжал из него все силы, и Ланге чувствовал, что подняться не в состоянии. Ему ничего не хотелось, а в голове всё плыло и проваливалось куда-то, как в полусне. Но в то же время ему стало гораздо лучше, как в раннем детстве, когда случалось что-то болезненное и он плакал.
Он нашёл силы вызвать слуг и приказал подготовить ванну и постель. В голове прояснилось, решение принялось как бы само собой, и он даже о нём не думал. Надо было отдохнуть, собрать силы на завтрашний день.
Может ли штатсшеф крупного государства просто так взять и исчезнуть на несколько дней? Ещё как может, если окружение его достаточно надёжно. Обычно правителю исчезать не нужно, опасно или невыгодно, но вероятность государственного переворота в деловом, хорошо отлаженном Рейхе стремилась к нулю, и Ланге не колебался, перенося свой недельный отпуск с сентября на май. Восьмое, первый же будний день после праздников.
Сопровождать его будет только кот.
Поначалу Ланге подумывал, не взять ли с собой свою пожилую любимицу, пеструю и пушистую кошку Гретхен, но всё же решил оставить её. Гретхен было семнадцать лет, стара уже для таких приключений. Поэтому чести сопровождать адмирала - и, если Риттер окажется прав, умереть вместе с ним - удостоился один из бесчисленных безымянных дворцовых котов, рыжий сын рыжего патриарха Михи, паши всех хвостатых красавиц в восточном крыле. Котик вырос у штатсшефа на глазах, ел с рук, доверял ему и безропотно позволил посадить себя в большую комфортабельную переноску.
- Руди Ротбарт, - назвал его Ланге. - Теперь у тебя есть имя.
Руди загадочно сверкнул глазами, лёг на мягкую подстилку и сложил перед грудью лапы.
Ланге заранее составил список всего, что понадобится ему на станции, начиная с бластера и заканчивая кошачьей едой, туалетом и наполнителем. Цель присутствия Руди во всём этом предприятии была чисто утилитарной: кот должен был послужить живым индикатором подселения демона, которое Ланге обещал Риттер. Адмирал плохо представлял себе, как животное должно среагировать на нежить или нечисть, но полагал, что это будет больше, чем обыкновенный испуг. Ну и, конечно же, лететь навстречу року было приятнее в компании такого добродушного живого существа. Ланге не собирался брать с собой ни единого человека, и самым трудным во всём этом деле казалось убедить охрану остаться, когда он взойдёт на борт своего персонального катера "Фалькенкопф".
Стараться ему не пришлось. У сходен ждал Юрген Ройтер, шеф СБР. Они взошли на борт вместе и смотрели, как молчаливые техники в шлемах и масках устанавливают стазисную камеру в грузовом отсеке. Когда те ушли, Ланге пробежался по кораблю сканером. Ни единой живой души, кроме Руди Ротбарта в своей переноске и их двоих. Штатсшеф протянул Юргену функциональный знак своей власти - старший командный ключ.
- Я сохраню его для Вас, - сказал Ройтер.
- Вы знаете, зачем я лечу?
- Я был бы профнепригоден, если б не знал.
Разумеется. Ройтеру было сорок семь лет, и тридцать один из них он посвятил спецслужбам. Тридцать пять, если верить столичным легендам. Ланге всматривался в невыразительное бледное лицо. Если он, адмирал, не вернётся, полковник и бывший шпион Юрген Ройтер получит в руки всю власть. Его признание Тайным Советом - формальность. И он связан с Тёмными.
Могло всё это быть искусно сотканным обманом, чтобы избавиться от него, упрямого старика, используя его самое уязвимое место?
- Могло бы, - ответил мыслям штатсшефа шеф СБР, - но нет, адмирал, это не заговор, я не путчист.
Согласно тем же легендам, Ройтер, как Йохан Риттер с учениками, умел читать мысли, чувства и много ещё умел. Он действительно не путчист, решил Ланге: Ройтер был известен не только своей преданностью Рейху, но и, что для наследника власти даже важнее, верностью лично штатсшефу. Ланге был четвёртым правителем на протяжении полковничьей карьеры; Ройтер ни разу ещё не принял участия в интригах против действующих первых лиц. Какой бы их воля ни была, он беспрекословно её исполнял.
- Полагаете, я вернусь? - спросил его Ланге.
- Знать это я не могу. Я только надеюсь.
Как всякий верующий. Почему Тьма так добра ко мне, вопрошал себя адмирал, когда "Фалькенкопф" всплывал через атмосферу к бессветному космосу над головой; почему Свет недобр? Потому что мои устремления злы? Иметь работающее правовое государство, которое защищает граждан, и просто любить человека - зло? К бесам такую религию. К демонам.
Что же, сейчас увидим, насколько добра Тьма на самом деле.
Ланге дал бортовому ИИ координаты цели и выпустил из переноски Руди Ротбарта.
Предстояло три дня пути до станции "Лорелея".
Отряженные с ближайшего пограничного поста техники провели предыдущие несколько дней, активируя реактор и восстанавливая энергоснабжение давно покинутой станции, и теперь она звала цепочкой огней, круглая и пустая, как скорлупа, когда "Фалькенкопф" вышел из гиперраума. Дальше Ланге действовал почти механически, отрабатывая свой план пункт за пунктом. Корабль он поставил на автопилот и послал на орбиту вокруг той же самой луны, над которой плыла "Лорелея". Вызвать его назад к станции мог только сам он, Ланге - голос и опознавательный код, ряд чисел. Он ещё раз проверил бластер, продырявив из него перегородку в станционном гараже, и прилепил к зубу капсулу с ядом. Как бы то ни было, он не окажется в заложниках у Тьмы.
Далеко ходить Ланге не стал. Проверив мостик "Лорелеи" и силовые поля - всё, разумеется, было исполнено так, как он приказал - адмирал установил гляйтваген со стазисной камерой в изоляторе в медицинском отсеке. Потом вернулся на "Фалькенкопф", забрал сумку с вещами и переноску с котом и отвёз их туда же.
- Ну, Руди, вылазь, - Ланге открыл животному дверцу.
Кот высунул из переноски голову и водил ею туда-сюда. Ланге погладил пальцем его широкий покатый лоб и занялся подготовкой. Её униформа и полотенца, стакан и графин с водой - вот и всё, что нужно. Еда, душ и всё остальное на корабле. Постель вот только - ...
Он застелил свежим бельём одну из коек, достал свой комм и проверил список.
Нет, ничего не забыл.
Альберт Ланге шагнул к стазис-камере и сдвинул крышку.
В вечности в этом гробу из энергий и стали ничто, разумеется, не менялось. Адмирал Сита Сандани была укрыта промокшим кровавыми пятнами покрывалом, укрыта наспех. Врачи пытались до последнего её спасти, восстановить пробитое сердце и обезвредить яд, которым убийца смазал кинжал. Они проиграли битву за считанные минуты и не успели снова одеть умирающую - умершую - в гимнастёрку и китель. Сита попала в стазис полуобнажённой, и Ланге, как тысячи раз до того, смотрел на прямую линию медицинского покрывала, болезненно белую на её почти чёрной коже, чуть ниже ключиц. Лицо её будто сосредоточилось на себе, взгляд ушёл в ничто - глаза были почти закрыты. Но не совсем, меж век оставалась щель. Окружившее Ситу поле тускло светилось, смывая чёткость; Ланге почувствовал, как когда-то, в первые скорбные годы, головокружение и опаску ввергнуться в омут, в это остановленное время гроба, где нет воздуха, боли и тлена - и одновременно желание так упасть. Он был бы с ней, они были бы вечно рядом, вне времени осязая друг друга, далёкие, словно древние звёзды.
Он протянул руку, ввёл код и отключил стазис.
Сита была совсем тёплой. Тёплая, мягкая и почти живая - в её времени, в рамках существования тела, она только что умерла. Ланге поднял её из контейнера камеры и застонал от боли - его позвоночник, бёдра и кости таза отказывались нести какой-либо груз, переломанные и зажившие кости кричали. Лечил его тогда Йохан Риттер, и он же спас - пробрался среди огня и обломков внутрь гибнущего корабля на бескрайнем космическом поле боя, вытащил, вынес и исцелил. Было невероятно больно, но Ланге не жаловался - Риттер спас только его, незаменимого ученика адмирала Сандани, штатсшефа и полководца, гибель которого обрушила бы фронт. Остальных, сколько их там было, магистр Света оставил спасаться или умирать как смогут.
