Бриллиантовый дождь - Буркин Юлий Сергеевич
– Она не помнит ничего. Дракон ей заморозил память. Лишь имя матери – Эния и своё, вот всё, что ей известно было… Ты ж имя матери доселе при мне не произнес ни разу.
Мы вышли на ярко освещенную поляну, называемую тут Главной Площадью. Народу здесь было несметное число. Я загляделся на прелестных эльфиек. Черты их нежных лиц подчеркивались изящными украшениями из серебра и жемчуга.
Чистым блеском предрассветных звезд лучились их глаза, а волосы ниспадали искрящимися потоками. Легкими видениями словно бы струились они по поляне, с любопытством поглядывая на меня. И я подумал, что, возможно, закончились, наконец, мои скитания и мое одиночество…
Гэндальф выступил в центр поляны. Ростом он был ниже эльфов, но белая борода, серебристые волосы, широкие плечи и благородная осанка придавали ему истинно благородный вид; а его зоркие глаза под снежными бровями напоминали приугасшие до времени угольки… но они могли вспыхнуть в любое время ослепительным – если не испепеляющим – пламенем.
– Леойла, дочь Энии! Ты здесь? – вскричал он.
– О да, мой господин, – раздался голос нежный, словно пенье флейты. И из толпы выступила хрупкая златовласая эльфийка. Одного взгляда на нее мне было достаточно, чтобы все сомнения растаяли, как дым: конечно же это она, моя возлюбленная сестра! Я даже вспомнил, каким смешным именем я звал ее в кругу семьи.
– Лёлька! – шагнул я к ней, раскрывая объятия. Она шагнула мне навстречу:
– Серг… – она запнулась. – Сергор!
– Да здравствует великий Гэндальф! – выкрикнул кто-то из толпы, а остальные стройно прокричали троекратное «ура». Старый маг, хитро посмеиваясь в усы, успокоил своих почитателей взмахом руки.
– Я здесь ни при чем, – сказал он. – Герой Сергор взял правильный обет: драконов изводить, пока не встретит свою давно пропавшую сестру. Сидел бы он, судьбу кляня, в своём роскошном замке родовом иль наслаждался б жизнью без обетов, он никогда б не появился здесь. Отвага, верность слову и печаль, вот три коня, что гнали колесницу его к победе. Трогательный миг: сестра и брат. Взгляните: не прекрасны ль? Да здавствуют Леойла и Сергор!
– Ура! Ура! Ура! – вновь прокричали жители поселения.
– А коли вы со мной согласны, – заявил Гэндальф. – Я предлагаю пир до петухов. И пусть эльфийки все усилия приложат к тому, чтобы Сергор сестру назад в свой город не увез, а сам остался б тут средь нас любимым новым братом!
И веселье стало набирать обороты! Мелодично запели эльфы-менестрели, аккомпанируя себе на лютнях. Вспыхнул костер, и огненные блики зазолотились на лицах. В мгновение ока на площади были сооружены огромные дощатые столы, а миг спустя они уже ломились от яств и сосудов.
Я рассказывал Леойле историю нашего рода и, шаг за шагом, она вспоминала нашу семью, нашу жизнь до ее похищения драконом, радуясь каждому новому воспоминанию, как ребенок.
Вино тут было поистине восхитительное. И каждый из присутствующих стремился во что бы то ни стало чокнуться со мной. Так что, когда менестрели заиграли менуэт, и какая-то очень милая эльфийка пригласила меня на танец, на ногах я стоял не очень уверенно.
Потом был фейерверк. Потом ко мне подсела черноволосая девушка-человек, и мы разговорились. Звали её Ниина, и она безумно понравилась мне. Люди – грубоватые создания, но именно сочетание природной грубости с благоприобретенной изысканностью делает, порою, человеческих девушек такими притягательными для эльфов.
В то же время, Ниина призналась мне, что никогда не обратила бы внимание на эльфа-менестреля или, например, на эльфа-ювелира. Но то, что я, по ее словам, – «существо полупрозрачное», – дерусь с драконами и побеждаю их, будоражит ее воображение.
Браки между людьми и эльфами невозможны, мы не можем иметь общих детей. Любовная связь эльфийки с человеком грозит ей потерей дара бессмертия. Но даже это случается: страсть оказывается сильнее страха. Что уж говорить о связях эльфов с человеческими девушками, здесь никто не рискует ничем, кроме репутации… Обществом это не приветствуется, оттого и безумно притягательно.
Обсуждая с Нииной эти проблемы, мы как-то, сами того не заметив, перешли от теории к практике, сперва расцеловавшись после того, как выпили на брудершафт, потом и просто так.
… Я проснулся от дикой боли в затылке и хотел закричать, но обнаружил, что рот у меня чем-то заклеен. Я хотел освободить его, но руки оказались связанными… Светало. Было холодно и мокро. И тут я увидел склоненного надо мной дракона! Я дернулся, надеясь порвать путы и схватить свой меч, но бесполезно, связан я был добротно. Дракон прошептал:
– Тихо, тихо. Сейчас все будет в порядке…
С этими словами он поскреб когтями по моем лбу, подцепил что-то и больно, словно коросту, с чмокающим звуком отодрав, отбросил в сторону. Я догадался, что это «липучка». Это уже вторая липучка, которую он содрал с меня, и я уже начал чувствовать себя не совсем эльфийским князем, а уже немного и музыкантом Сергеем Чучалиным. А дракон был уже почти совсем Какукавкой. Содрав все шесть липучек, он спросил:
– Ты эльф?
Я отрицательно помотал головой.
– Чуч?
Я помотал головой утвердительно. Он сдернул с моих губ скотч, говоря:
– Только тихо, не ори.
Легко сказать тихо! Когда у тебя с губ сдирают скотч, происходит депиляция усов, а это очень, очень болезненно…
– Руки развяжи, затекли! – попросил я.
Он попытался развязать, но сразу не смог, наклонился, подцепил веревку зубами… Наконец, я освободился и со стоном сел. Блин. Второй раз уже за сутки он меня спасает. Я огляделся. Во-первых, я находился на свежем воздухе в кустах. Смутно я помнил, что сюда, подальше от костра, мы ушли с красавицей Нииной, чтобы предаться запретной любви.
Рядом со мной спала здоровенная, несвежего вида, прыщавая девица с липучками на бритой голове, одетая в стандартную голубую пижаму. Впрочем, одетая не слишком. Такая же пижамка была на мне, и вся она пропиталась росой. Так и простудиться недолго.
– Надо быстрее дергать отсюда, пока Гэндальф спит, – прошептал Какукавка. – Пошли за Лёлькой. Ключи от ворот у меня.
– А где она? – спросил я.
– Пошли, я знаю, – шепнул он, распихал веревки по карманам, и мы, выбравшись из кустов, побежали по лагерю.
– Я столько выжрал вчера, – сказал я набегу, – а похмелья нет. Хорошое у них, все-таки, вино.
– Вы воду пили, – бросил Какукавка, – я проверял.
Он остановился возле малюсенького фанерного домика, вековой, наверное, давности:
– Она здесь.
– Одна? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Какукавка. – Тут четыре двухъярусные койки, их тут восемь девчонок.
Охренеть, какая экономия жилплощади в этой сказочной стране. Я тронул дверь, та оказалась незапертой и, скрипнув, приотворилась.
– Давай так, – сказал я. – Кляп в рот, быстро вяжем руки, ноги и тащим. Она лёгкая. А уж «липучки» потом снимать будем.
Какукавка кивнул и мы тихо-тихо, на цыпочках вошли в домик. То ли он какой-то элитный, то ли, просто, он для тех, кто здесь совсем недавно, но, заглядывая на подушки в поисках Лёльки, я видел только очень милые и трогательные девичьи лица, которые не могли испортить даже бритые пятнистые головы.
Вот и она. Нам повезло: на нижнем ярусе. Я стянул с нее одеяло, заметив, как у Какукавки при этом забегали глазки. Оно и понятно, Лелька и в детстве спала только голышом.
Она лежала на боку. Я осторожно сложил ее руки вместе и кивнул Какукавке. Он стал связывать их, а я принялся за ноги. Лёлька чуть-чуть заворочалась, и мы замерли. Но она затихла, и мы продолжили свое дело.
Я взмок от ужаса, представив, что будет, если она проснется. Липучек на мне нет, значит я вне системы и, скорее всего, она увидет, что руки и ноги ей вяжут два дракона, василиска или тролля. Ох и визгу будет!.. А потом нам несдобровать.
Но все обошлось. Я набросил на нее простыню и шепнув: «Если что, держи крепче ноги», – быстрым движением залепил ей рот скотчем. Где его только Какукавка раздобыл? Наверное там же, где и ключи…
