Венсан Равалек - Ностальгия по черной магии

Мало того, один за другим исчезали все, кто еще оставался в живых из нашей группы, что ни день, их тоже находили убитыми, самыми разными способами, а поскольку еврейский погром уже был, первое, что приходило в голову, это что на нас наползает плотный туман, время замка подошло к концу и последний бастион человечества, каким бы хаотичным он ни казался, тоже скоро погрузится в ужас и ночь. Но ничего не происходило, мы пережили эту новую напасть с безучастностью обреченных, которым что завтра, что вчера, в сущности, все равно. Разве что Обсул, осознав, что все колдуны, кроме меня, уже сгинули, тревожился иногда за последствия пророчества, и мне приходилось успокаивать его, напоминая о да Винчи: да Винчи – это художник, художник тут главный, потерпи немного и положись на меня.

Люди, выходившие из зеркал, были прелестны, общение с ними доставляло удовольствие, бесплотные, чуть светящиеся, они всегда готовы были поддержать беседу, сыграть в какую-нибудь светскую игру или спеть. Мазут кончился, аккумуляторы выдохлись, погрузив в безысходную черноту мониторы, на которых придворные прежде упражнялись в стройке, тогда любители переключились на «Монополию», «Тысячу километров» и прочие настольные игры, партию которых мы однажды раздобыли.

Правда, у нас не оставалось особенно много времени играть, сразу после затишья, воцарившегося за погромами и резней, мы столкнулись с новым явлением, окончательно повергшим нас в изумление и недоумение: пятна ржавчины, уже несколько месяцев видневшиеся по краям зеркал, действительно мало-помалу расползлись по камням, по предметам, по некоторым деревьям в парке, и стало ясно, что вся эта мерзкая проказа подвержена изменениям: сначала она превратилась в нечто вроде мха, казалось, – в нем было подспудное кипение, на поверхности пробегали тревожные волны дрожи, а потом возникли более развитые формы, нитяные коконы, и в одно прекрасное утро из них вылупились малюсенькие, но уже совершенно готовые существа; я не сразу их опознал: подойдя ближе на тревожные крики варваров, я обнаружил крохотный, всего в несколько сантиметров, силуэт, глаза существа, казалось, метали молнии, оно громко и непонятно ругалось тоненьким голоском, один из остроготов раздавил его пальцами, призрак испустил дух, и из него полезла синеватая пена. За неделю, как раз к наступлению весны, они заполонили весь замок и его окрестности.

Посмотри на меня внимательнее, Парис, но учти и еще одно: цену победы. Ибо если ты выберешь меня, я сделаю тебя царем всей Азии.

Я не честолюбив, но несправедливости вам не учиню. Отойдите, пусть подойдет Паллада.

Если ты предпочтешь меня, я сделаю тебя непобедимым.

Доблесть меня не волнует, и царство моего отца живет мирно, но не бойтесь, меня нельзя подкупить ни обещаниями, ни дарами, заберите свою одежду и оружие; пусть подойдет Венера.

Существа, повозившись, вырывались из тесного плена паутины и выбирались наружу, сперва насупленные, немного брюзгливые, словно проснувшиеся после сиесты, а потом они присоединялись к нам, декламируя, точно прелестную, грустную оду, нескончаемые поэмы и трагические песни, где они были одновременно и авторами и героями: боги всего мира, из всех уголков планеты, воплощались ныне в странном обличье многих тысяч кукол, дабы поведать нам о своих невзгодах и страданиях, своих невероятных историях и трагических судьбах.

– Это еще что за бардак? – спросил Обсул. – Опять какая-нибудь колдовская чушь?

Я видел Зевса и Посейдона, они ругались и топали друг на друга ногами.

Боги.

Все боги земли, невесть каким чудом ставшие смешными и жалкими.

Все боги, с зарождения человечества и до сегодняшнего дня, когда оно вот-вот исчезнет.

Казалось, нам дали слишком сильное психотропное средство и это очередной бред.

– Нет, – ответил я, – если это и колдовство, то не мое.

Честно говоря, я устал; после ухода остальных моих товарищей, способность воздействовать на физический мир у меня ослабла, мне казалось, что я буксую, что иногда ко мне возвращаются прежние ощущения и я снова смотрю на вещи так же, как когда-то, глупо и эмоционально, придавленный к земле бременем реальности, и иногда даже снова возникала мысль, что я сошел с ума, что это я все придумал – катастрофы, погромы, Обсула и замок, где управляю этим кошмаром по своему усмотрению.

– Нет, – повторил я, – это не колдовство, это что-то другое, я не знаю, почему так получилось.

Все, что мне приходило в голову, – это что, быть может, точно так же, как я стирал, имя за именем, на маленьком компьютере в заброшенном доме нотариуса, память о многих обитателях земли, так и боги явились сегодня дать последнее представление, поприветствовать тех, рядом с кем они шли на протяжении столетий.

Вначале варвары забавы ради убивали их, для смеху, конечно, но еще и опасаясь, что жуткие гномы могут натворить неизвестно что, однако скоро все заметили, что у виновных в таких убийствах на следующий день начинались конвульсии, и они умирали в страшных мучениях.

Здесь были Янус и Плутон, Хрисор, финикийский бог, и Маммона, и Пан. и Мелхом, Геката Амон, Вишну, Шива, Фетида, Бафомет, Астарта, боги из других эпох, боги африканские, австра лийские, папуасские, индейские, боги самые разные, они сыпались как из решета, и каждый создал землю, или людей, или солнце, или хранил тот или иной вид деятельности под своим доброжелательным надзором, или, наоборот, способен был ввергнуть вас в ад, – звери, пьющие кроны из книги «Бардо Тёдоль», и Противные Обезьяны, населявшие древнейшие мифологии, целая армада существ, которых почитали разные народы земли и которых мы наблюдали сегодня в уменьшенном варианте, они метались в отчаянной попытке не исчезнуть окончательно. Варвары, попробовав было их убивать, потом вошли в разум и привыкли к их странному присутствию, Обсул забрал в свое личное пользование тех демонов, какие казались ему самыми могущественными, способными наделить его наконец желанной властью, а я бродил по залам под аккомпанемент воплей невероятных полубогов и мрачных героев позабытых мифов.

В самом их маленьком росте было что-то особенное, что заставляло иначе смотреть на эти великие фигуры (в памяти еще хранились колоссальные статуи Зевса, или Посейдона, или Геракла), встреча с ними в обличье маленьких статуэток, время от времени обретающих жизнь, заставляла относиться к ним почти что нежно, во всяком случае, идея обширных просторов, где обитают высшие духи, ласково подбадривающие нас, бедных, незрячих и невинных обитателей Земли, идея, отдаленно, но вечно присутствующая в сознании, была развенчана навсегда. Нам оставалось жить не так долго, и боги решили прийти умирать среди нас, больше того, прийти умирать в обманчивом обличье отталкивающих карликов.

Однажды ночью мне снова, как в начале потопа, приснилось, что Бессмертные, правящие миром, собираются вместе и постановляют включить на полную мощность красный сигнал тревоги.

Красный сигнал тревоги существовал на случай страшного кризиса.

Небо словно затянулось белой скатертью, прорезанной бесчисленными прозрачными нитями (как предупреждение о неизбежной и невиданной буре) и образовавшей над Шамбором удушливый защитный купол; в течение дня мы нередко начинали задыхаться, воздух, казалось, становился разреженным, и неодолимая тяжесть стискивала грудь, лишний раз показывая, что праздник окончен, что отныне следует обратиться к более серьезным вещам, к менее беззаботной жизни.

Единственным местом, которое, как мне казалось, было защищено от атмосферных флуктуации и смятения, вызванного разбушевавшимися крикливыми гномами, оставалась лестничная площадка с завивавшимися вокруг нее двумя параллельными спиралями; я подолгу стоял на этой площадке, спокойный и умиротворенный, думая о пустоте внутри всего, о том всеобъемлющем вакууме, из которого вышел весь Космос, незримый и бесплотный, словно легкое, нежное дуновение, а затем снова погружался в окружающий хаос, сопровождавшийся постоянными звуками радио, – поначалу оно даже развлекало, а потом начинало действовать на нервы, будто взвинчивающий, безжалостный бурав, – варвары от него шалели, да и Обсул тоже.

Мы с ним переговорили о том, что нам делать, а главное, к чему готовиться, впервые он выглядел растерянным, неуверенным, наркотики, которые он хранил про запас, растаяли как снег на солнце, а с ними и наши мечты о завоеваниях; слоны кончили свой век самым жалким образом, их зажарили варвары, только слоненок избежал этой роковой участи и, явно поняв, что его ожидает, с тех пор больше не показывался; мы оба были как идиоты, меня смущало отсутствие незримых сил, которые до сих пор так удачно мною руководили, а он, с каплей на носу, ныл каждую минуту, что у него ломка, он от этого отвык и ему это не нравится.