Темное море - Камбиас Джеймс
– Думаешь, это нам пригодится? – спрашивает Широкохвост, протягивая Одноклешню шумелку.
– Не могу припомнить, чтобы я использовал ее в битве. Но она даст нам преимущество внезапности – не думаю, чтобы разбойники с холодных вод читали Быстроплава 11-го.
– Тогда я предлагаю оставить ее на крайний случай.
– Согласен. Не слышишь, они приближаются? Это самое сложное в любой драке: ждать, когда противник сделает первый шаг.
* * *Грубохват кое-что знает о нападениях на укрепленные жилища, а именно, что лучшая тактика в подобных случаях – внезапность. Появись из холодных вод так, чтобы твое приближение не услышали, отрежь владельца и его подмастерьев от дома – и битва практически выиграна.
Но, если защитники баррикадируются внутри, все меняется. Пусть даже в стенах есть дыры – а у Одноклешня очень старая кладка, – тем легче нападающим получить копье в голову.
Впрочем, даже это лучше, чем пытаться взять дом в осаду. Нападающим всегда нужно больше еды и терпения, чем осажденным. Грубохвату недостает ни того ни другого.
В загонах еще остались ученики, а вокруг лагеря – кое-что из полезных инструментов. Их можно забрать, но Грубохват уверен, что все действительно ценное спрятано в доме. Он подозревает, что и два ученика, укрывшиеся внутри, – лучшие.
Грубохват решает атаковать. Шайка может выставить трех хороших бойцов, а их противники – двое учителей, один из которых деформирован, и два детеныша. Он знает, что стоит Щитобойке попасть внутрь дома, и победа у них в клешнях.
Он дает соратникам выспаться перед атакой. Учителя наружу не вылезут, и Грубохват хочет, чтобы они успели как следует заскучать, почувствовали сонливость.
Он будит Щуплонога и Щитобойку, когда решает, что те достаточно отдохнули, и ведет в бой. Они окружают дом и бросаются сразу с трех сторон, ища уязвимые места.
Щитобойка занимается дверью. Вход завален всевозможным хламом, но он мешает защитникам отбиваться, когда Щитобойка вгоняет мощные клешни в промежутки между предметами и начинает растаскивать завал.
Щуплоног и Грубохват сосредоточиваются на дырах в каменной кладке. У обоих есть копья, и Грубохват велит Щуплоногу просунуть в зазор острие, чтобы расшевелить жильцов. Сам он ведет себя осторожнее и держится в стороне, где его не может настичь снаряд стреломета, бьет копьем по устьям проемов и поднимает шум.
И получает ответ – из дыры высовывается копье и пронзает пустую воду. Грубохват пытается его схватить, но тот, кто держит с другой стороны, успевает втянуть оружие обратно.
После нескольких бесполезных тычков Грубохват пытается отвалить камни вокруг проема. Он выколупывает пару мелких кусков – никакой реакции. Должно быть, те, внутри, заняты Щитобойкой и дверью.
Хватает камень побольше, упирается в стену ногами и тянет. Камень начинает шататься, но затем Грубохват чувствует острую боль: что-то вонзается в сочленение клешни. Он отскакивает и ощупывает пострадавшую конечность. Порез небольшой, такие затягиваются сами, но это заставляет его осторожничать. Он снова втыкает в отверстие копье, чтобы отпугнуть того, кто его ранил.
Изнутри слышны крики, а потом громкий хруст – Щитобойка наконец ломает дверь. Грубохват оставляет в покое зазор в камнях и плывет вокруг дома, чтобы прикрыть напарницу у двери.
И тут раздается ужасный звук, ничего подобного в своей жизни Грубохват не помнит. Высокий, пульсирующий, он перекрывает все остальные звуки, а умолкнув, оставляет его глухим.
* * *Широкохвост слепо шарит вокруг, пытаясь найти Одноклешня. Он совершенно оглох. Кто-то натыкается на него, и он с трудом удерживается, чтоб не ударить. По запаху это Держихватка, и он кладет клешню ей на спину, чтобы успокоить. Помнит, что, когда в дверь вламываются бандиты, Одноклешень стоит слева от него, и движется в ту сторону, ощупывая пространство свободной клешней.
Он находит Одноклешня и стучит по его панцирю:
– Больше нет звука. Я не могу слышать. Нужно выбираться наружу.
Шумелка делает их такими же беспомощными, как и нападавших, ее нельзя использовать для защиты, но Широкохвост полагает, что она может прикрыть их отступление.
Ногами и усиками чувствует, как что-то движется над его головой. Разбойники уже в доме?
– Шуми снова, а затем вырываемся из дома, – стучит он Одноклешню. Потом нашаривает и подбирает копье, готовясь услышать ужасный звук вновь.
Он уже глух, так что звук теперь не так громок, но все равно слышен, будто ему в голову воткнули клешню. Держихватка дергается, но Широкохвост держит крепко, а потом срывается с места, таща ее за собой. Он надеется, что Одноклешень плывет за ними.
Крупная самка поджидает их прямо у входа, однако новый взрыв шума застает ее врасплох. Широкохвост отталкивает ее копьем и плывет прямо вверх. Держихватка соображает, что происходит, и больше не отстает. Они двигаются вверх, пока вода не перестает пахнуть дном, и Широкохвосту становится не по себе. Он лишен любой возможности сориентироваться: здесь нечего щупать, нечего нюхать, и он по-прежнему ничего не слышит. Лишь клешня на спине Держихватки соединяет его с окружающим миром. В кои-то веки он почти рад, что кто-то находится настолько близко.
Он плывет медленнее, затем останавливается и сосредоточивается, пытаясь выбрать путь. Выравнивает, насколько может, положение корпуса, ориентируясь на ощущения, и затем плывет, сам не зная куда. Отпускает Держихватку, но усиками чувствует, что она плывет рядом. Он немного удивлен тем, что самка не пытается удрать, но не возражает против союзника.
Какой-то звук! Широкохвост едва различает его. Голова по-прежнему будто закопана в песок. Звук повторяется, на этот раз громче, и теперь Широкохвост его узнает: Одноклешень зовет на помощь. Крик обрывается, и больше ничего не слышно. Широкохвост наугад выбирает направление и устремляется прочь. Держихватка плывет за ним.
* * *Ирона прибыл на станцию спустя десять часов после смерти Гишоры. Он привел с собой еще двух Стражей, использовав последние модули ускоренной высадки, так как подъемник все еще двигался на поверхность с людьми. Тижос отчиталась о произошедшем, пока Ирона стягивал скафандр, заполняя помещение своим запахом.
– Люди выглядят огорченными гибелью Гишоры, – сказала она. – Некоторые из них говорили со мной наедине, пытаясь убедить, что инцидент был несчастным случаем.
– Скажи, осмотрели ли вы тело.
– Да. По всей очевидности, кто-то ударил Гишору несколько раз лезвием, по размеру и форме аналогичным универсальным ножам людей.
– Непохоже на несчастный случай.
– Нет, – признала Тижос. – Кто-то убил его.
– Скажи, могли это сделать люди, находящиеся на станции?
– Мне это кажется маловероятным. Я видела, как Гишора уходил незадолго до своей гибели, и практически уверена, что все люди в это время оставались внутри «Хитоде». Взять с собой Стражей он отказался.
На ее слова Ирона ответил рычанием:
– Меня удивляет, что тебе пришла в голову даже мысль заподозрить в подобном кого-то из Стражей.
– Я неясно выразила свою мысль: имела в виду лишь то, что Гишора решился выйти один, и с ним не было никого, кто мог бы опознать нападавшего.
– Я принимаю твои извинения, – сказал Ирона, потрепав ее по нижней части шеи. – Значит, все выглядит так, что Гишору убили восставшие люди.
– Да, – грустно признала Тижос.
Заигрывание Ироны соответствовало его положению лидера, особенно в момент принятия полномочий, но Тижос не чувствовала к нему никакого влечения. Ей пришлось заставить себя ответить, чтобы избежать конфликта.
– Скажи, ожидаешь ли ты новых нападений.
– Я не знаю. Мятежники могут повторить содеянное, а могут быть так же потрясены, как обитатели станции. Определенно можно сказать то, что люди на «Хитоде» не выглядят способными на насильственные действия.
– Помню, то же самое вы с Гишорой говорили до того, как он умер. Нам пора признать, что они все и способны, и будут прибегать к насилию. С этого момента люди должны оставаться в своих каютах и выходить только для принятия пищи. Больше никаких исследований и работ по обслуживанию станции.
