Телепортация - Довнар Ежи
– Я приехала з Польщи, попала в авиационну катастрофу и вот оказалась здесь.
– В авиационную? А мы тут ничего про это не слышали. Где, когда? Ну, да ладно, расскажете потом, а сейчас не переживайте, всё пройдёт. Главное, что Вы остались целы и невредимы. Вас подлечат и Вы вернётесь в свою родную Польшу, тем более, что тут совсем рядом – утешил Ромик, постепенно замедляя слова в недоумении, как это можно было попасть в авиационную катастрофу и уцелеть. – Я вот вернулся на родную землю, в город, где я родился, преодолев расстояние в семь тысяч километров, сломал ногу, и то не переживаю. Решил, понимаете, сыграть с ребятами в футбол и вот, на тебе, – невезение. А ведь там, на БАМе, меня ждут. А Вы в нашем городе никогда раньше не были?
– Нет, нигды.
– Советую подольше побыть у нас, погостить, как следует. Городок хоть и небольшой, но интересный. Во-первых, рядом Карпаты, необыкновенной красоты горы. Впрочем, Карпаты есть и у вас. Во-вторых, в семидесяти километрах город Львов, в котором раньше, ещё во времена Польши, мечтал побывать каждый поляк, а в другую сторону Трускавец, где лечебная вода, которой не найдёшь нигде больше в мире. Ну, и потом, в нашем городке обрели начало своего жизненного пути многие выдающиеся люди. – он стал с апломбом перечислять, как бы представляя каждого из них – Ну, например, Валерий Филиппович, сидящий перед Вами, Марианна Мнишек, украинский гетман Петро Конашевич Сагайдачный, Юрий Кульчицкий, первым познакомивший европейцев с кофе, я, наконец. – Ромик громко рассмеялся. – А название, знаете, откуда происходит? От красной ивы, что когда-то густо росла по берегам Днестра: она называлась «самбiр-дэрэво». Но есть и другая легенда. Звучит она так. Катилась по здешним местам королевская кавалькада. И вдруг раздался возглас «Same bory!» – это воскликнула проезжавшая мимо красивейших лесов польская королева Бона.
Услышав это имя, Ханна вдруг почувствовала какой-то внутренний удар, идущий от солнечного сплетения в мозг. Оказывается, оно, это имя, мучило её уже очень давно, притягивая к какому-то определённому географическому месту и давая тем самым понять, что у них с ней, то есть с Боной, родственные души, если вообще не одна, переселившаяся к ней душа. Вот почему её отнесло на целых полтысячи километров, и она оказалась в этом городе, никогда ею не посещаемом, но видимом в своих грёзах уже неоднократно.
Ханна возвращается мыслями обратно в помещение и вдруг ощущает, как сидящие напротив неё собеседники, не вставая со своих мест, начинают медленно приближаться к ней, увеличиваясь в размерах. Наконец они заслоняют собой всё видимое пространство, превратившееся в тёмный туннель. В этот момент посредине туннеля зажигается свет, какая-то необыкновенная по яркости точка, похожая на миниатюрную лампочку или, скорее, на человеческий глаз, и Ханна отчётливо видит идущих по туннелю навстречу ей людей. Одну женщину и четырёх мужчин. Все они разные по возрасту и по-разному одеты: женщина в наряде польской княгини времён короля Сигизмунда, мужчины – кто в одежде мещанина той же поры, кто в костюме интеллигента времён первых советских пятилеток, кто в форме офицера Советской Армии времён Великой Отечественной войны. А четвёртый в монашеском одеянии, с надвинутым на лицо капюшоном и с клюкой в руке. Ну, прямо какая-то фантасмагория, какой-то маскарад, не иначе. Эти пятеро подходят к ней, останавливаются, и монах тычет её клюкой в предплечье. Причём, не просто тычет, а толкает, как бы расчищая себе и другим дорогу. От этого толчка Ханна по невидимым рельсам выезжает из туннеля, рельсы расходятся и по ним разъезжаются на свои места за столом, уменьшаясь до своих естественных размеров, Ромик и Валерий Филиппович. Правда, Валерия Филипповича она подмечает рядом с собой, склонившегося над ней и сочувственно положившего ей руку на плечо:
– Что-то с вами непонятное происходит. Может вызвать дежурного врача?
– Нет-нет, не тшеба. Ничего особенного. Просто вы заговорили о людях, родившихся в этом городе, и я их увидела воочию.
– Как это так, воочию?
– Не знаю. Просто увидела и всё. Как живых, идущих по длинному туннелю.
– Вы, никак, ясновидящая?
– Не знаю. Ещё несколько лет тому назад со мной такого не было. Мне даже кажется, что я их могу вызвать сюда, и они явятся.
– Неужели? Вот это да!
Валерий Филиппович после своего восторженного возгласа вдруг осёкся, вспомнил о своей партийной принадлежности, занимаемой им высокой после феноменальных рекордов и выхода из большого спорта должности и, успокоившись, отошёл от Ханки и сел на своё место. Для него вся эта спиритическая мистификация, про которую он не более, как только слышал, была буржуазной забавой, не достойной высокого звания коммуниста: после идеологических проработок перед мюнхенской олимпиадой всех её участников он таких вещей боялся больше всего на свете.
– Я вам больше скажу. Вот сейчас, в данный момент, я слышу в своей голове музыку всех времён и эпох, всех композиторов, которые когда-либо жили и творили. Во мне играет огромный симфонический оркестр, каждый инструмент которого исполняет произведение определённого композитора, но это никоим образом не превращается в додекафонию, а звучит как бы раздельным многоголосием.
– Потрясающе. Ну, а видите Вы всё-таки кого? – зачарованным голосом спросил Ромик.
– Сейчас я вам расскажу.
Она прервалась на какое-то время, мгновенно вспомнив все эпизоды своей жизни, связанные с голосами разных людей, отчётливо слышимых ею, но никогда прежде не встречавшихся на её жизненном пути, с чтением даже не раскрываемых книг, с собственными перемещениями во времени и в пространстве. Ей пришли сейчас на ум прочитанные когда-то истории о людях известных, малоизвестных и неизвестных вовсе, которые обладали, также как и она, этими сверхъестественными способностями. Например, о графе Калиостро, который любил демонстрировать за медиумным столом свой знаменитый опыт с «голубками», производивший на присутствующих неизгладимое впечатление. Калиостро удалось увеличить личную казну князя Потёмкина в три раза, а также вылечить безнадёжно больного ребёнка графов Строгановых. Правда, после этого он был уличён в подмене дитяти и в жульничестве, за что был выдворен за пределы Российской империи. Но, уезжая, оставил свой так и оставшийся неразгаданным трюк с подписью в пограничной книге. Оказалось, что Калиостро пересёк границу одновременно в трёх местах, о чём свидетельствовала его личная подпись, поставленная в одно и то же время сразу на трёх пограничных пунктах. Загадка, так и оставшаяся не разгаданной. Нечто подобное имело место у Саи Бабы, когда его видели сразу в трёх местах одновременно сидящим у кроватей больных. Ханна вспомнила так же об известном польском медиуме Франеке Клуски, который исчез вдруг на одном из проводимых им сеансов. Он сидел на стуле среди участников сеанса, образовавших медиумическую цепочку, то есть, державших друг друга за руки. Когда призрак его потускнел, участники заметили, что стул медиума оказался пуст. Включили свет, но Клуски в комнате не было. Гости выбежали в коридор и в третьей по счёту комнате обнаружили медиума, сидящего на кушетке. Когда его разбудили, он не знал, где находится, хотя помнил о начале сеанса и о погружении в транс. Оказалось так же, что дверь комнаты, в которой проходил сеанс, была заперта изнутри. Ханна вспомнила так же историю с филиппинским солдатом, стоявшим на посту у дворца губернатора Манилы, и оказавшимся свидетелем его убийства. Он вдруг обнаружил себя в Мехико, на расстоянии 17 тысяч километров, и поведал об этом трагическом случае. Однако рассказам его никто не поверил, но когда, несколько месяцев спустя, в Мехико пришёл корабль из Манилы, члены команды подтвердили факт убийства губернатора и даже с теми подробностями, которые приводил солдат. Сегодня в этом не было бы ничего странного, если не учитывать тот факт, что произошло это событие в 1654 году, когда каких-либо технических коммуникационных связей просто не существовало. Или эта история с монашкой, примерно в то же время обращавшей в христианство американских индейцев и не покидавшей при этом своего монастыря, находившегося в Испании.
