Татьяна Мудрая - Моя карманная смерть, или Заповедник вайперов

— Сегодняшняя тема что — кино прошлых лет? — спросил Жорж.

— Как ни странно, — кивнула Людмила, одновременно делая два дела: разглядывая тех, кто играл роли актеров, и просматривая небольшие объемные изображения на столе перед собой. — Эх, время, время! Столько красавцев, а выбрать надо мигом. Смотри, вон там молодой Бандерас, только без его толстого шнобеля. И в голубом с позолотой костюмчике тореро с алой мулетой поверх него — ах, индпошив, индпошив, индпошив!

— А сейчас шествует ангелическая Марлен Дитрих. Без крылышек, зато в горячо любимых брюках. Еще бы ей верблюдика… или хотя бы олешка на привязи.

— Тебе всё бы дам разглядывать, а нам ныне семейная пара потребна.

— Слушай, а ведь это знаменитая киногероиня войны Севера с Югом. Эх, как я ее в детстве обожал!

— Вот ее и возьмем. Надеюсь, характер оригинала соответствует двойному образу. Дива и стерва, так сказать. Как у тебя с оцифровкой?

— Адекватно.

— Теперь я. Он продефилировал одним из первых. Типичная белокурая бестия с горящими и наглыми глазами, прототип бывал хорош в любых ролях, и белых, и черных. Кумир моей мамочки, да и моим был когда-то до своего фатального потолстения.

— Снова соответствует заявке. Кстати, этот экземпляр тонок и прям, как трость. Или как упрятанный в ней стальной клинок.

— Ну, закругляемся или еще потешим здешнее самолюбие?

— Давай уж потешим. Полчасика от силы осталось.

Сторона 1 усиленно рекомендует представителям Стороны 2 при исполнении теми разрешенных во время проведения Ритуала действий не оскорблять чести, достоинства, нравственных и эстетических чувств непосредственных объектов Ритуала, а также исполнять просьбы указанных объектов в размере, подсказанном конкретными настроениями и определенном финансовыми возможностями указанных представителей…

5 мая 2022 года. Вечер. Москва

Я волоку на себе две одноразовых пленочных сумки с продуктами на пятый этаж. Дом сталинский, без лифта, сносу и реставрации не подлежит, зато выдержит попадание любой бомбы — если когда-нибудь в этом кисельном мире снова начнется война. Архитектурный памятник, туды его в качель. Высокие потолки, просторные холлы, крепкие перила, двускатная крыша с чердаком, так что мой последний уровень ни разу не страдал от протечек.

Вот лампы здесь бьются безбожно, причем эти… долгоиграющие и плохо утилизируемые. Оттого в нашем бронетанковом подъезде и днем, и ночью стоит приятная темнота.

А перед моей дверью — интересный незнакомец.

И не вглядываясь видно, кто именно. Так серебряный гвоздь, вбитый в подошву суеверного ботинка, выделяется среди своих красновато-ржавых собратьев.

— Вы ко мне? — спрашиваю.

— Да, госпожа Наталия Гончарова.

Точно. Мой личный выигрыш в здешней вавилонской лотерее. Молодым без этой дамокловой шаблюки над головой нормально не живется и тем более не размножается, а старая тетка им за всё отвечай.

— Как вы можете видеть, я не ношу этих дурацких меток, смоченных моей пахучей кровью. И на референдуме, кстати, голосовала против частичного открытия границ.

— Я знаю.

— Получается, я ваш приватный выбор?

— Можно сказать и так.

Блин, блин, блинохват, как говаривала моя личная бабуля, представляя, как звонят церковные колокола на помин ее души.

— Лицензия на мой отстрел у вас, я думаю, наличествует?

— Нет, разумеется. Карт-бланш с моим именем наверху, — он показывает бумагу с характерным голографическим свечением. Не подделаешь и ни с чем иным не спутаешь.

— Ну… Здесь устроимся или всё-таки в квартиру перейдем?

Не отвечая, вампир мгновенно помещает себя в задверье и щелкает замками, широко распахивая мой личный портал, принимает из моих дрожащих рук обе сумки и несет к холодильнику.

— «Смерть, помоги нести мою вязанку», — цитирую я негромко, но и этого, надеюсь, достаточно, чтоб ему услышать. И поперхиваюсь моим черным юмором. Проклятая сухость в горле некстати одолела.

Вампир зажигает прямо перед моим носом неяркую настенную лампу с гордым именем «бра» и предстает во всей красе.

Да. Теперь я понимаю, чем таким нехорошим пахло в нашем подъезде.

Шикарное пальто цвета жженого сахара всё в каких-то грязных пятнах, костяные пуговицы ручной работы потемнели и почти все выкорчеваны с корнем, из разъема виднеется что-то уж совсем погорелое. «Павлиний» галстук и муаровый жилет, судя по шелковым махрам. На фирменных ботинках по фунту жженой глины, а брюки как будто наш кооперативный Шарик жевал. Бледные волосы не пойми какого цвета. И изо рта тянет… Ну это уж как раз понятно, чем.

— Я рассматриваю ваш внешний вид как прямое нарушение моих потребительских прав, — строго вещаю я. — Зубной камень с верхних клыков давно снимали? И вообще идите мойтесь, без этого и разговаривать с вами не стану. Нет, не туда, где джакузи, а рядом.

Он послушно заходит в крошечную комнатку с душем и глубоким поддоном, на ходу доставая из кармана некий серый блестящий пакет типа мусорного и сгружая в него свои манатки. Потом крепко завязывает его и вручает мне уже через щелку в еле приоткрытой двери:

— Будьте добры, выкиньте прямо в окно. В общий мусор нельзя.

На серой пленке четко вырисовываются три ярко-желтых треугольника, вписанных в круг. Черрт! Как же это…

— Простите, но сам мешок не фонит, я его у здешнего дворника специально взял, — глухо доносится из-под резкого шума воды, пущенной на полный напор. — Дворник вызовет спецкоманду, а уж та дезактивирует.

Прелестная забота о моем здоровье.

— И, простите еще раз, от вашего мужа не осталось чего-нибудь по моему росту?

— Вы намекаете, что он помер, а не сбежал со всеми носильными вещами, — говорю я, — В этом вы абсолютно правы. Но вам могу выделить лишь стеганый киргизский халат. Ярко-синий. Берете?

Вампир не удостаивает меня ответом. Тогда я достаю описанный предмет из шкафа и демонстративно вешаю на внешнюю ручку душевой, шикарно разостлав подол по полу. Такой халат, кстати, — это верхняя и даже зимняя одежда, но мой любимый этнограф им спасался от холода, что грыз его кости изнутри.

Этот тип соизволяет выйти: вальяжный, ароматный, дышащий моими лучшими духами и своими вампирскими туманами. Всё равно не красавец, скорее наоборот. Белобрысые патлы торчком, как у ежа, глаза как голубовато-белые бельма, рот будто ножом поперек лица прорезан. Э, ладно, в моем возрасте и при моих переживаниях забить на всё — лучшая политика.

— Вас не настораживает это… несоответствие образу? — отчего-то ляпает он. — Вдруг я беглец из-под колпака.

— Милейший, — отвечаю я со зрелым сарказмом, — если я вызову нашего участкового пативена, он заявит, что лицензия — это и есть ваш основной паспорт. Вы же ему в работе латентно помогаете. А еще он заявит, что депортировали как-то одного этакого в края отдаленные, а потом его компатриоты заявили, что паспорт и кредитка покойного просто утерялись, — воришка, скажем, вытащил.

Мы совместно держим паузу. Так долго, что у меня прямо руки отваливаются.

— У меня вроде как есть время, — наконец говорю я, — на составление завещания и прочие забавы.

— Вы кому отдаете квартиру?

— Дочери.

— Живет с вами?

— Да нет, поссорились слегка и с тех пор почти не общаемся. Она, видите ли, была против анклава и за ваш выход оттуда, а я соответственно за анклав и против выпуска.

— Если хотите дополнить вашу пос… вашу волю, — говорит он, — я вправе заверить.

— Там приписка, — отвечаю. — На подругу и ее сынка.

У подруги, кроме мальчишки, на тридцати полезных метрах проживает шестнадцать беспородных псов и кошек. Что поделаешь, если квартирка маленькая, а сердце большое?

Да, что-то не совсем о том мы с ним беседуем.

— Послушайте, — говорю я, — ничего мне такого, собственно, не надо. Это же как хвост собаке рубить в три приема.

— Вы до неприличия не боитесь, — он констатирует факт сухим, как песок, голосом.

— Не ваше дело.

— Моё. Из-за этого у меня…

— Всякое желание пропадает, — вдруг заканчиваю я чужую фразу. Знаете, чем хороши речевые штампы? Они так часто оказываются в самых разных контекстах, наматывают на себя так много смыслов, что в конце концов резко и многозначно умнеют.

— Да! Я не могу — пока не уясню себе, что вы за чудище такое.

Я хочу ответить, как в детстве: «От чудища слышу», — но с какой стати буду оскорблять его при исполнении?

— Тогда погодим, — говорю, — тем более что я голодна, как зимний волк.

И демонстративно хватаю из неразгруженной сумки длиннейший банан.

— Вам бы лучше вина выпить, — внезапно говорит он. — Коньяка «Белый аист». Или альгинатов.

— Я безалкоголик, — отвечаю. — И в чем вообще дело?