Калейдоскоп - МаксВ
Мы точно поняли, что ему не хватает устойчивости. Увлечение машинной цивилизацией в ущерб культуре, основанной на более глубоких и значимых жизненных критериях, говорит об отсутствии фундаментальных качеств.
А пятое предание показывает нам к тому же, что это племя располагало ограниченными средствами общения – обстоятельство, которое отнюдь не способствует движению вперед. Неспособность человека по-настоящему понять и оценить мысли и взгляды своих собратьев – камень преткновения, какого никакая инженерная премудрость не могла бы преодолеть.
Что сам человек отдавал себе в этом отчёт, видно из того, как он стремился овладеть учением Серемара. Однако следует отметить, что им руководила не надежда вооружить свой разум новым качеством, а погоня за властью и славой. В учении кормыша человек видел средство за несколько десятков лет продвинуться вперед на сто тысячелетий. Только в чём? Ответа на этот вопрос так и не было найдено.
От одного сказания к другому становится всё яснее, что человек бежал наперегонки то ли с самим собой, то ли с неким воображаемым преследователем, который мчался за ним по пятам, дыша в затылок. Он исступлённо домогался познания и власти, но только остаётся совершенной загадкой ответ на простой вопрос – а на что он намеревался их употребить? И как?
Согласно Голубому сказанию, человек расстался с пещерами миллион лет назад. И однако он всего лишь за сто с небольшим лет до описанного в сказании времени нашел в себе силы отказаться убивать себе подобных, что составляло одну из фундаментальных черт его образа жизни. Это ли не подлинное мерило его дикости: миллион лет понадобился ему, чтобы избавиться от наклонности к убийству, и он считает это великим достижением! Еноты вообще никогда не лишили жизни ни одного существа.
После знакомства с этим преданием большинству читателей покажется вполне убедительной гипотеза Весельчака, что человек введён в повествование намеренно, как антитеза всему, что олицетворяет собой Енот, как этакий воображаемый противник, персонаж искусно придуманной социологической басни.
В пользу такого вывода говорят и многократные свидетельства отсутствия у человека осознанной цели, его непрестанных метаний и попыток обрести достойный образ жизни, который упорно не даётся ему в руки, потому, быть может, что он никогда сам не знает точно, чего хочет. Есть над чем задуматься, сидя у ночного костра...
Голубое сказание. Эдем. Глава 1
ГОЛУБОЕ СКАЗАНИЕ. Эдем
Глава 1
…И вот он стоит перед ангаром. Приникшее к земле чужеродное тело, которое решительно не сочеталось с пурпурной мглой Каверны, испуганное творение, сжавшееся в комок от страха перед величием подземного мира.
Существо, бывшее некогда Павлом Окуневым, смотрело на ангар, широко расставив крепкие ноги:
«Чужое тело… Как же сильно я отдалился от людей. Ведь оно совсем не чужое. В этом строении я жил, мечтал, думал о будущем. Его я покинул со страхом в душе, и возвращаюсь также, со страхом в душе.
Меня обязывает к этому память о людях, которые были подобны мне до того, как я стал другим, до того, как обрел жизнерадостность, бодрость, счастье, недоступные человеку».
Ворила коснулся его боком, и душу Павла согрело веселое дружелюбие бывшего енота, осязаемое дружелюбие, товарищество, и любовь, которые, надо думать, существовали всё время, но о которых он и не подозревал, пока оставался человеком, а Ворила – енотом.
Сознание уловило мысли енота.
– Не делай этого, дружище, – говорил Ворила.
– Я обязан, понимаешь, – ответил Павел чуть ли не со стоном, – Для чего я вышел из ангара? Чтобы выяснить, что же такое на самом деле Каверна. Теперь я могу рассказать им об этом, могу принести долгожданный ответ. Иначе всё было зря...
«Ты обязан был сделать это давным-давно, – произнес мысленный голос, неясный, далекий человеческий голос откуда-то из недр его кавернианского сознания, – Но из трусости ты всё откладывал и откладывал. Ты бежал, потому что боялся возвращаться. Боялся, что тебя снова превратят в человека».
– Мне будет одиноко, – сказал Ворила, сказал, не произнеся ни слова, просто Павлу передалось чувство одиночества, послышался раздирающий душу прощальный звук. Как будто его сознание и сознание енота на миг слились воедино.
Он стоял молча, и в нём поднималось отвращение. Отвращение при мысли о том, что его снова превратят в человека, вернут ему неполноценное тело, неполноценный разум.
– Я пошел бы с тобой, – сказал Ворила, – Но ведь я не выдержу, могу при этом умереть. Ты же знаешь, я совсем одряхлел. И блохи заели меня, старика. От зубов одни пеньки остались, желудок толком не работал. А какие ужасные сны мне снились! Маленьким я любил играться с кроликами, а перед уходом, даже во сне кролики прятались от меня.
– Ты останешься здесь, – сказал Окунев, – Я вернусь сюда.
«Если смогу убедить их, - подумал он, - Если получится… Если сумею им объяснить».
Он поднял широкую голову и проследил взглядом череду холмов, переходящих в высокие горы, окутанные розовой и пурпурной мглой. Молния прочертила в небе зигзаг, озаряя облака ликующим светом.
Медленно, неохотно он побрёл вперед. На крыльях ветра прилетел какой-то тонкий запах, и он вобрал его всем телом, точно кот, катающийся по мяте. Нет, не запах, конечно, просто он не мог подобрать лучшего, более точного слова. Пройдут годы, и кто-нибудь из вновь пришедших разработает новую терминологию.
Как рассказать им о летучей мгле, что стелется над холмами? О чистой прелести этого запаха? Какие-то вещи они, конечно, поймут. Что здесь не ощущаешь потребности в еде и никогда не хочешь спать, что нет ничего похожего на терзающие человека неврозы. Это они поймут, потому что тут вполне годятся обыкновенные слова, годится существующий язык.
Но как быть с остальным – со всем тем, что требует новых слов, иного понимания? С чувствами, которых человек еще никогда не испытывал? С качествами, о которых он и не мечтал? Как рассказать о небывалой ясности ума и остроте мыслей, о способности использовать свой мозг до последней клеточки? Обо всем том, чего человек никогда не знал
