Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка
Взять хотя бы нашумевшее дело полугодичной давности, когда британские коллеги из Скотленд-Ярда расследовали в Лондоне бесчинства некоего трансильванского графа-вампира. Сколько бессонных ночей, сколько напряжения им пришлось вынести, сколько этот мадьяр[28] тогда им крови попил – как в прямом, так и в переносном смысле слова, — это же уму непостижимо! Кто, спрашивается, будучи в здравом уме, захочет таких приключений, вместо ловли обычных домушников, карманников и прочих убийцев с дебоширами и хулиганами? А ведь, поди, кто-то про то дело и книгу напишет потом, да такую, что читатели поучаствовать в событиях возжаждут!
Так что успокоение в жизни, связанное с поимкой Дэнгё-дайси, я воспринял с огромным облегчением, чего, однако, никак нельзя было сказать о мистере Ланигане, причина чему была довольно прозаична: злодей, казалось бы, вот он, в твоих руках, а сделать с ним ничего нельзя, даже допросить доктор не разрешает. Говорит, что наш шпион-преступник очень уж при аресте пострадал. У старшего инспектора от такого поворота в пьесе происходило обширнейшее разлитие желчи, челюсти он сжимал – аж зуб крошился… В общем, я ему на глаза старался не попадаться. Благо и ставили меня, покуда синяк под глазом проходит, на участки патрулирования, где требования к внешности констебля не столь высоки, как в районах обжитых или часто посещаемых людьми из высшего общества, а туда начальнику наших сыскарей выезжать, как правило, невместно. Ему дела сложные, могущие вызвать резонанс в свете, раскрывать положено.
Правда, попасть в "Оптический театр Рейно" нам вместе с Мэри так и не удалось – не совпали у нас с ней на неделе полностью свободные вечера. Тут я, однако, сумел выкрутиться: во время очередного визита в комнаты для прислуги особняка мисс О`Дэйбигалл, я, посовещавшись с мистером О`Генри, преподнес билеты хозяйке дома, с намеком на то, чтобы сопровождала ее туда именно Мэри. Дело шло к получению сержантских нашивок и свадебным колоколам, и в последнем-то участие нанимательницы моей ненаглядной было отнюдь не лишним: во-первых, женщины суть существа непредсказуемые, склонные менять свои приоритеты и решения в последний момент, чего, я надеялся теперь, старушка не допустит, а во-вторых, контракт у Мэри истекал только через восемь месяцев, и до того времени мисс О`Дэйбигалл могла и не позволить ей выйти замуж, не говоря уже о том, что за ней оставалось право на продление договора еще на год. Оно, известное дело, если уж припечет, невесты при таких обстоятельствах, бывает, попросту сбегают вместе с женихами. Только констеблю-то куда бежать? Особенно если его повышение ждет.
Старушенция подарок приняла благосклонно, побурчав, правда, для приличия, о "всех этих новомодных новшествах" и "наших временах", когда все было "совсем-совсем иначе и куда как благочиннее", однако было видно, что невзирая на свой преклонный возраст она крайне заинтригована, взбодрила ее возможность выйти под благовидным предлогом в свет, который уже и похоронил, поди, ее давным-давно.
Как рассказывала мне впоследствии Мэри, старушка (несмотря на годы остроту зрения не утратившая) была восхищена и потрясена двадцатиминутным представлением до глубины души, причем потрясение это сказалось на ее здоровье самым положительным образом. Она даже нанесла пару визитов и сама приняла нескольких посетителей, а также взялась принимать деятельное участие в судьбе внучек и внуков ее покойной сестрицы.
Ну и уже со слов мистера О`Генри, который мисс О`Дэйбигалл был искренне предан, и улучшению в ее самочувствии искренне рад, я узнал и о том, каким буйным цветом расцвела зависть прислуги женского пола в окрестных домах в отношении моей невесты. Оно и после оперы укусы на локтях не поджили у многих (особенно у тех, кому я когда-то безуспешно пытался уделить внимание), а уж стоило Мэри упомянуть о том, что ее-де жених билет ей в "Оптический театр Рейно" презентовал, да начать пересказ даже не только и не столько самого представления, а больше того, кто там был, да в чем – скрежет зубовный начинался на пару кварталов вокруг.
Медаль же мне тоже покуда попридержали, но это не из-за того, что Старик ее вручать не хотел, или кто-то в Наградном Департаменте противился – нет. И сама медаль "За служебное рвение", и наградной лист на нее, оформленный надлежащим образом, покоились в сейфе мистера Канингхема. Однако вручать ее должны в торжественной обстановке, непременно перед строем, с публикацией калотипического изображения награждаемого в "Криминальных известиях" (нашего департамента официальном издании), а у меня еще синяк вокруг глаза, как у редкого чайнского медведя панды. Запудрить его, разумеется, перед церемонией можно, но как при этом не заставить парней не ржать прямо не выходя из строя – этого, наверное, и сержант Сёкли не знает. Да и прозвище обидное какое дадут, типа Модистки, а мне это надо?
Вот, правда, даже невзирая на неподзаживший синяк, появление моей скромной персоны в окрестностях дома мисс О`Дэйбигалл начало вызывать настоящий ажиотаж среди женской части района. Этак вокруг меня молоденькие служаночки тереться начали, что мне приходилось чуть ли не дворами пробираться – чтобы, значит, Мэри не ревновала. А то увидела б, что я кому-то там из ее, как она называет, "подружаек", корзинку помогаю донести, а та вокруг увивается и липнет всем телом, так и быть непременно скандалу. Поди докажи женщине, что это не я какие-то преференции раздаю, а это их к Мэри завидки берут, и они, сугубо по дружбе, пытаются у нее увести перспективного жениха.
А что? Перспективного! Едва двадцать миновало, в полиции всего год, а уже без пяти минут сержант. Не каждый таким продвижением на служебном поприще похвастать может.
Я, правда, на такие девичьи потуги только посмеивался внутренне. Поздно спохватились, голубушки, нечего было в свое время носом крутить, да с эдаким надменным превосходством разговаривать, "мы-де и получше ухажеров видывали". Вот и милуйтесь теперь со своими кучерами да лакеями, и ждите, когда их карьер в гору пойдет, а я вон свою Мэри люблю, и только ей желаю сделать предложение. Токмо знать про то ей покуда рано.
Но, если отбросить подобные мелочи, жизнь, однозначно начинала налаживаться, и даже ремонт часов, которым я занимался практически весь последний месяц, был успешно мною завершен. Деревянную часть, правда, пришлось заказать у знакомого краснодеревщика, больно уж старые панели корпуса были обшарпанные, но вышло мне это не слишком дорого. Так что теперь я, единственный из всех живущих в доме констеблей, мог похвастаться настоящим маятниковым механизмом с боем. Не с шварцвальдской птахой,[29] и не карманный хронометр, конечно, но тоже вовсе даже неплохо.
Новые деревянные панели на корпус я тоже устанавливал и покрывал лаком сам, и лишь после того, как часы стали не только идти точно, но и выглядеть так, словно только что из мастерской, пригласил соседей полюбоваться результатами трудов.
Этакая моя "рукастость" среди жителей нашего полицейского общежития вызвала ко мне неподдельное уважение: не гвоздей, поди, нарубил и не ножик выточил, а со сложной механикой управился. Осматривание соседями часов и обсуждение их достоинств, порой и немного завистливое, плавно и как-то незаметно перетекло в празднование. Я не поскупился, и в честь такого торжественного повода достал пару бутылок однозернового виски, давным-давно прикупленных на всякий случай на вискокурне мистера Коффи (поддержал дело бывшего коллеги,[30] так сказать) и предложил мой успех малость спрыснуть. Добрые соседки тут же, буквально моментально, накрыли во дворе большой стол, натаскали кто чего, мужчины тоже извлекли на свет божий, кто эля, кто бренди или рома из своих упрятанных от жен запасов, а Леган Стойкасл и вовсе расщедрился на горшочек сакэ, когда-то приобретенного им у мистера Сабурами. Тут же, в большом котле, из доброй половины этого всего и остатков хранящегося в погребе варенья был организован пунш, а в другом, на несильном костерке, началось приготовление стобхэча.[31]
Посиделки удались на славу и затянулись до самой темноты, притом те из соседей, кто возвращался с дежурства, присоединялись к общему празднованию, внося свою лепту из напитков и угощений, а когда Леган принес скрипку, так и танцы начались. Дежурный патруль к нам во двор даже заглядывал, чтобы подивиться – что за праздник у нас такой, да по какому поводу.
В потреблении горячительных напитков, конечно, никто особо не усердствовал. Многим, и мне в том числе, на следующий день надо было заступать на службу, да и попросту не принято у нас тут напиваться допьяна, так что утром, сколько сержант к нам не принюхивался, ничего неблаговидного не нашел.
— Тэкс, Вильк, часовых ты мой дел мастер, — резюмировал по результатам осмотра мистер Сёкли. — Чтоб тебе время тянулось подольше, становишься сегодня на спецпост, охранять недоубитого тобой ниппонца. В палату никого, кроме доктора и сопровождающих его сестер милосердия не впускать, наружу тоже не выпускать никого.
