Ефим Сорокин - Милостыня от неправды
— Ева, зачем ты породила нас, смертных? Кто просил?
— Адам, надо было оставаться мужчиной и не слушать богомерзкую бабу!
— Да еще и ее обвинил! — слышался обвиняющий женский голос и пьяный смех. — Мать греха, выйди к нам!
Ева с болезненного одра посмотрела на вошедшего Адама.
— Неужели им нравится унижать нас? Только что лица наши щадят от плюновения!
— Не знаю, — сказал Адам и подумал: «Может, Ева обратилась не ко мне, а к Богу?» — Я пошлю голубей Еносу и Сифу, пусть пришлют людей, пусть поживут у нас, а когда эти негодяи появятся снова, пусть обуздают язык их! — Адам с обиды всегда говорил эти слова и открывал дверцу голубиной клетки. И когда он снова открыл дверцу, Ева, как обычно, сказала:
— Те, кто кидает в нас яблоки — тоже наши дети! Мир стал тяжелым и несносным. Не хватало только нового кровопролития! Из-за нас… — После этих слов Адам обычно закрывал дверцу голубиной клетки.
Пьяные голоса снова стихли, и Адам снова вышел собирать яблоки. Адам вышел за ворота и вывалил огрызки в пропасть. Хулящие его достоинство и достоинство его жены горожане на каменной ограде обычно оставляли рисунки. Они оскорбляли взор Адама, и он смывал их водой из ручья. Хуже всего, стали рисовать на скале, и Адам по своей старческой немощи залезть туда не мог. «Я не могу забыть хитрости дьявола, оно известно и вам, — мысленно говорил Адам своим хулителям. — Вы же не обвиняете себя, что оставили молитву, — разве я вас не учил молиться? Каин, — Каин! — и тот строил жертвенник и возносил молитвы, — а вы? Пусть его жертвоприношение неугодно Господу, но Каин строил, возносил, — а вы? Вы хуже Каина! А вы говорите, что Бога нет — безумцы! И можно ли издеваться над человеком и изощрять против него язык свой за то, что Господь лишил его ликования с ангелами?» — Так мысленно негодовал Адам, смывая срамные рисунки с каменной стены, и не мог успокоить смятение внутри себя. Из очей его обильно лились слезы. Помутневшие облака шли так низко, что до них можно было дотронуться. В гряде туч, идущих на него, Адам сразу заприметил одну, похожую на черепаху: панцирь с подбрюшьем отдавали иссиня-черным, а голова — из белых облаков. Еловою синеву дальних склонов из хвоста черепахи-тучи орошал дождь. Подбрюшье метало молнии. Осыпаясь дождем, облако приближалось. Слышен был его шум в листве деревьев и в траве. Когда туча проплывала над извилистой тропкой (черепашья голова уже утратила свою четкость — расплылась), дрожащая белая молния ударила в землю, и почти одновременно с молнией сошел (именно сошел, а не спрыгнул и не слетел), — сошел из тучи на приручьевую некошеную луговину ангел и направился к Адаму. В сполохах молний луговая трава отдавала белым металлом. Точно туман клубился в ногах у ангела, скрывая подол его небесной ризы. Адам догадался, что отверсто его внутреннее зрение, а, значит, отверсты небеса, ибо человеку нельзя увидеть ангела телесными очами, нельзя слышать его телесным слухом.
В скальный дом они вошли вместе, только ангел зашел сквозь камни.
— Ты пришел за мной?
— Да, — ответил ангел, управляемый любовью Господа. — Ты, Адам, прожил девятьсот тридцать лет и скоро отрешишься от своего тела. — Адам со светлым мужеством воспринял весть ангела, ибо святым ангелам несвойственно принимать участие в деле, несогласном с волей Господа. — Ты сам должен найти в земле место для своих останков. И место сие останется тайным, ибо кое-кто из твоих потомков попытается завладеть твоей могилой: одни, чтобы обожествить тебя — другие, чтобы надругаться над твоими останками.
Ева тяжело подняла веки, ибо они были налиты усталостью.
— С кем ты говоришь, Адам?
— Ангел пришел за мной и говорит, что я скоро отрекусь от своего тела.
— Я хочу пойти с тобой, Адам, и умереть на твоей могиле.
— Ты больна и не сможешь идти. Я зайду к Сифу, и он придет к тебе и позаботится о тебе.
— Адам, моя жизнь без тебя станет невыносимой. Спроси у ангела, долго ли мне мучиться здесь одной?
— Успокой ее, — сказал ангел, — она ненадолго переживет тебя. Ты, Адам, будешь копать две могилы. Одну — для кожаной одежды Евы. Ее похоронит Сиф.
— …тебя похоронит Сиф. И унесет в свою могилу тайну о месте нашего погребения.
— А на кого мы оставим дом?
Адам присел на край топчана, на котором лежала Ева.
— Ангел, Ева, говорит о другом.
— О чем он говорит, Адам?
— Вместе с последним ударом сердца материальное дыхание будет удалено от вас…
— …дыхание будет удалено от нас.
— Мне страшно, — сказала Ева.
— И мне страшно, — сказал Адам.
— Меня послали в защиту к тем, кто боится смерти, — сказал ангел. — Не стоит ее бояться: для вас это второе вступление в вечность. Но вечное блаженство наследуете не сразу. Здесь тайна!
— Мы не можем знать, что снова наследуем вечность, ибо однажды были отлучены от нее.
По словам Адама Ева догадалась, о чем заговорил ангел.
— Господь снимет с вас кожаные одежды, и вы снова станете тонкими, духовными, какими были когда-то в раю, ибо тот мир недоступен для грубых чувственных тел. Вы, какими были в раю…
— …мы, какими были в раю, никогда не исчезали… но были невидимы и недоступны для самих себя. И не надо бояться безжизненности оставленного тела. Скрытое в земле, оно сгниет, но потом Господь восстановит и его. Но в этом — тайна! Твои потомки, Адам, только гадательно…
— …наши дети, Ева, только гадательно будут предполагать, что делается с душой после выхода из тела, ибо сердце человека падшего мрачно. Мы же, Ева, имеем об этом опытное представление, можно сказать, что мы осязали вечность. Но мы не могли рассказать о ней детям, ибо сие — неизреченно, ибо невозможно описать цвета слепому от рождения.
— …ваш кратковременный путь на земле заканчивается, и не буду скрывать: рассечение человека на две части (материальную и духовную) — болезненно.
— …болезненно. Как будто руку отрывают, — пояснил Адам Еве. — А жить в тонких телах нам предстоит не в раю, но все же Господь присоединит нас к ангелам Света.
Ева улыбнулась.
— Я помню, Адам, ты разговаривал с ангелами как с подобными себе. Ты даже был выше многих из них. Но сейчас мне все равно страшно.
— ?
— Если мы там были вместе, если мы здесь были вместе, — почему Господь не забирает нас в один день?
— Скажи ей, что там вы будете вместе.
— Там мы будем вместе.
— Я буду молиться, Адам, и в молитве мы будем вместе. Я хочу всегда быть рядом с тобой, Адам!
— Иногда мне казалось, что ты устала от меня.
— Неполная тысяча лет — слишком маленький срок, чтобы устать от твоей близости.
Ангел повел Адама к его могиле.
35
Рука Адама устала благословлять домочадцев Сифа. Лицо гостя казалось мертвым, только ветер оживлял седые волосы. Как ни уговаривал Сиф Адама войти в дом, отец отказался. Он опустился на нагретый камень, опустился осторожно, будто боялся что-то разбить внутри себя, опустился как бы в два приема.
— Года моей жизни закончились, и я иду к своей могиле, — через надсадное дыхание, шамкая и шепелявя, сказал Адам.
— Ты уверен, отец, что это надо делать? — подозрительно спросил Сиф, сконфуженный словами отца.
— Ангел ведет меня… — Адам кряхтел при каждом движении. — Ангел сказал, что могила моя должна быть скрыта, ибо после моей смерти найдутся такие, что захотят обожествить меня. И такие, которые захотят надругаться над моими останками.
— Отец, ты часто болел в последнее время. Иногда мне казалось, что ты не встанешь с одра. Помнишь, я хотел отыскать потерянный рай и принести оттуда елей жизни и помазать тебя? Но приходило выздоровление, и ты становился — ну, если не молодым…
Адам поднятой дрожащей рукой попросил Сифа замолчать.
— Ангел ведет меня к могиле, — повторил Адам. — Он сказал, Сиф, что ты похоронишь Еву… где-то рядом со мной… — Адам тяжело поднялся — поднялся и Сиф.
— Отец, но кто же похоронит тебя?
— Меня похоронит Господь. Как — я не знаю. А ты навести мать. Ей очень тяжело. Она хотела пойти с нами, но ангел не позволил ей.
Сиф глядел вслед Адаму. Он шел спотыкающимся шагом. Сиф не узнавал походки отца. Дорога шла с заметным уклоном. Вдруг Адам смешался с высоким кустарником, как смешиваются с толпой, и исчез. Сиф взял топор у одного из правнуков и долго с жадностью рубил дрова, и по спине его было видно, что он чем-то смущен.
Все были в недоумении, почему Сиф отпустил немощного Адама. На вопрошающие взгляды Сиф тихо ответил:
— Ангел повел его умирать. — И, тяжело ступая по вырубленным в скале высоким ступеням, поднялся в свою пещерную комнату.
Лежа на топчане с закинутыми за голову руками (так легче дышалось), слушал, как его дети, внуки и правнуки вверху и внизу переговариваются друг с другом, обсуждая странный приход и еще более странный уход Адама. Сиф чувствовал: впереди бессонная ночь. Он сам учил: нет никакой бессонницы — Господь будит на молитву. Но сейчас предчувствовал: беспокойные мысли не дадут молиться. Сиф смотрел в окно, вырубленное в скале и увитое снаружи плющом. Луна ущербилась. Ушел умирать первый человек, который до своего падения созерцал ангелов… А, может, не было рядом с Адамом никакого ангела? Адам устал от всех нас! Он стар… Раньше стариков почитали. За их плечами был огромный жизненный опыт — они многое могли посоветовать. Сейчас жизнь изменилась. Старики мало что понимают в ней, и к их советам никто не прислушивается. И стариков перестали уважать. Они задают слишком много вопросов, как дети. — Сиф поймал себя на том, что, размышляя о стариках, с горечью думает о себе. — Почему я отпустил Адама? — Сиф ругал себя, что заставил себя уверовать, будто Адам, сопровождаемый ангелом, идет под Богом.