Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)
— Да, — кивнул я.
— Так вот тут налицо есть факт несовместимости мыслей.
— Непонятно, — сказал я.
— Как бы вам это объяснить? — она почесала лапкой затылок (или загривок? Я уже сомневался.), — ну вот как разные языки у людей: люди вроде одинаковые, а говорят по-своему. Так и тут. Существа вроде похожие — млекопитающие и вообще… Земля-то одна, следовательно, химизм тот же, — а мысли разные, не подходят друг к другу. Разного размера, что ли… Ну не могу я на вашем языке это выразить, — взмолилась крыса, — Нет у вас подходящих понятий в этой области.
— Однако вы достаточно хорошо знаете наш язык, — я всё же перешёл на «вы». Как-никак разумное существо, пусть и крыса. Незнакомое к тому же.
— Пришлось изучить, — потупилась крыса.
— И даже знаете довольно сложные понятия… Без телепатии всё же дело не обошлось…
— Нет, что вы! Никакой телепатии, — принялась с жаром уверять меня крыса. Я поднял руку.
— Ладно, не надо, хватит. Я вам верю.
А почему бы и нет? Люди ведь обходятся без телепатии, Хотя нам бы она не помешала — столько противоречий разрешилось бы без мучительных объяснений. Хотя… появились бы, наверное, другие… Да ничего, привыкли бы как-нибудь…
— Хотите яблоко? — предложил я.
— Давайте.
Я выбрал спелое яблоко из корзины, осторожно открыл дверцу и всё же с опаской положил его перед крысой, Крыса усмехнулась, показывая зубы:
— Не бойся, не убегу. Ты же меня всё равно выпустишь…
«Вот животное, — подумал я с раздражением — наглые твари!
Крыса грызла яблоко, а я сидел и думал:
«Разумные крысы. Дожили. Вытеснят они нас. Как пить дать вытеснят. У них ведь живучесть колоссальная. А что с этой-то делать?»
Как ни странно, я не удивлялся. Разумная, значит разумная — всё может быть. Почему бы и нет?
— Слушай, — сказал я осторожно. — А может, нам не надо враждовать? Будем сотрудничать.
Крыса помотала головой:
— Бесполезно. Вы, люди, уже обречены, хотя не подозреваете об этом. Вы сами себя уничтожите.
— Атомная война?
— Нет, отходы производства. Нам-то от них ничего не сделается, даже приобретаем некоторые необходимые вещества — для развития мозга, — а вы в них задохнетесь. У вас их очень много образуется. Нам кажется, что вы производите одни отходы.
— С вашей точки зрения, — пробормотал я, — по свалкам бегаете.
— Не только, — крыса отшвырнула в сторону черешок. — Мы бываем и в научных центрах. Отходы есть всюду.
— Но у нас разрабатываются безотходные технологии…
— От отходов никуда не денешься, — безапелляционно заявила крыса, — если не одно будет выбрасываться, так другое. Тепло, например, или радиация. Слышали об аварии на американской атомной станции, — похвасталась она, — совсем недавно? Наши американские коллеги перестарались. Я не поддерживаю необдуманные действия. Не надо спешить и всё произойдет само собой. Пока же нам нужно заниматься своим мозгом, совершенствовать его, всячески развивать. Ну а потом…
Я представил себе острые зубы, рвущие силовые кабели, линии связи, прогрызающие приборы и машины, уничтожающие зернохранилища и библиотеки, и содрогнулся. Всё это могло произойти. Когда крысы станут разумные… А они уже разумные. Да, но не все.
Я взглянул на крысу. Она умывалась. «Грохнуть её чем-нибудь, — подумал я, — одним гадом меньше станет».
— И зачем вы только живёте! — вырвалось у меня.
— А вы зачем? — убийственно ответила крыса. — Не огорчайтесь, таков кругооборот мира. Вы пришли вслед за динозаврами, мы придём вслед за вами. За нами — ещё кто-нибудь. Только вряд ли… Мыши слишком малы и глупы для этого. Они будут нашими слугами.
— Измельчание разума, — пробормотал я.
— Ничего не поделаешь, — философски заметила крыса. — Приходится принимать мир таким, каков он есть.
— Да-а, — я замолчал. Мне вдруг представилось, что за крысами будут кузнечики. Разумные кузнечики, стрекочущие с цветка на цветок. Или пчёлы. А может, скорее, муравьи. У них сейчас тоже зарождается разум — на базе инстинкта. И крысы тоже бессильны будут сопротивляться. От этого стало как будто легче.
— Скажите, — спросил я, — а на американской станции что произошло? Перегрызли кабель, управляющий замедляющими стержнями?
Я чувствовал, что мелю чушь, но остановиться не мог — снова путались мысли.
— Может быть. Я точно не знаю, — ответила крыса.
— А похищение урана, — вспомнил я, — случайно не ваших лап дело?
— Нет, — усмехнулась крыса, — это ваши орудовали, люди. А зачем? Стремятся к мировому господству. Глупо. Весь мир будет принадлежать нам. Мы будем всюду, мы есть всюду. Наступит великая Серая эра, — крыса уже ораторствовала.
«А она, должно быть, имеет большой вес среди своих, — мелькнуло у меня в голове. — Что, если…»
Я рассердился на себя. Просить крысу? О чём — о должности секретаря-референта? Они ведь ещё не пришли к власти. Да и потом — они ведь не собираются уничтожать людей, людей просто не будет. Они думают вытеснять нас. А это дело долгое, случится не скоро. Чего мне спешить? Пусть потом кто-нибудь другой просит, чтоб его оставили в живых, а я эту крысу прикончу. Или не надо? Пусть знает, что среди людей есть такие, что надеются на сотрудничество. Они ведь тоже разумные. Почему бы нам не объединиться?
Я так и сказал крысе — ещё раз. Но она, захваченная собственным красноречием, только головой помотала:
— Нет, не может быть и речи. Поверьте мне, мы бы и сами, может, тоже хотели бы, но… Это фатальная неизбежность. Один вид должен приходить на смену другому. Мы постепенно вытесним вас — и всё. Вы даже не заметите. Мы захватим всю Землю…
— А потом и в космос выйдете? — сардонически усмехнулся я.
— Зачем? — искренне удивилась крыса. — Нам и Земли хватит.
— Ну а потом, когда не будет хватать жизненного пространства? На Земле? А ведь мы уже вышли в космос. С нашей помощью вы сможете расселиться на других планетах. Зачем же нам враждовать? Теперь, когда вы тоже становитесь разумными…
— Подумаем, — буркнула крыса. — Я как-то раньше никогда…
Похоже, она в самом деле крепко задумалась.
— Послушай, отпусти ты меня, — просяще сказала она.
«Как золотая рыбка, — подумалось мне. Только исполнит ли она мои желания?»
Перед моим взором предстали легионы крыс, штурмующих человеческую цивилизацию — так будет? Или крыса будет беседовать с человеком за одним столом? Новое домашнее животное… Да нет, не животное. Долгожданный Брат по разуму. Я усмехнулся. Крыса… Ну а что — крыса? Пусть будет и крыса. Разве нельзя? Прилетела бы из космоса — никто бы и не возражал. А тут… Щекотливое дело. Ну, пусть подумает…
— Вот отпущу я тебя, — сказал я, — А ты опять поддержишь борьбу против людей?
— Это бесполезно, — крыса вяло махнула лапой, — все эти разговоры… Наш приход — неизбежность. Вы ничего не сможете сделать. — Мне показалось, я уловил в её голосе какую-то неуверенность, — Это круговорот, обычная биологическая борьба за существование.
— Неужели разумные существа должны бороться друг с другом? — вырвалось у меня.
— Природа поставила нас с вами в равные условия. Но мы лучше приспособились к ним.
Могли ли её слова быть правдой? Я не могу ничего сказать наверняка, не знаю. Может быть. Но я решил освободить её. А что? Это ведь всё равно ничего не меняло.
И я выпустил Крысу.
Я начальник — ты дурак
Хриша включил мозгоотсос. Зачавкали, задвигались гофрированные шланги, перекачивая серую кашицу из мозговых чаш подчиненных к центральному шлему начальника.
Из сопла закапало. Хриша блаженно закрыл глаза, с удовлетворением ощущая, что его чаша постепенно заполняется, и он начинает умнеть…
Он не помнил, что произошло с предыдущим начальником: исчез ли он сам, убрали вышестоящие, или не обошлось без его, Хришиной помощи — всё тонуло в тёмной пучине беспамятства. Это событие произошло до того, как он поумнел, а стало быть, его не было. Если с начальником что-то сделал он, то поступок был чисто инстинктивный, механический. Тогда Хриша поступал не задумываясь, повинуясь бессознательной тяге к светлому, тёплому и чистому кабинету, поэтому ответственности за содеянное нести не мог. Так бледная инфузория туфелька стремится к освещённому пятнышку света, неосознанно понимая, что там она обретёт пищу телесную. Точно так же и Хриша стремился к вожделенному креслу.
Но ныне, опускаясь в кресло и надевая на голову приёмник мозгоотсоса, он действовал вполне осмысленно, его поступки стали более сознательными. Это в первый раз было трудно: шлем сел с перекосом, часть серого вещества пролилась на плечи, выпачкав новенький костюм, который пришлось чистить. Но следы остались до сих пор.
