Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий
– Сколько они ходят?
– На учебных тягачах прошли уже почти триста километров, и пора менять. Лысеют. Может, нужна другая марка стали? Какая? Мне трудно сказать, я не металлург, ваша милость… Но она должна быть устойчива к истиранию.
Я черкнул себе в блокнот этот вопрос для памяти. Задам его при случае Муранту. Пусть мудрит с рецептом. Но сам подумал, что если до фронта доставлять броневые коробочки по железной дороге, то трехсот километров надежности для фронтовой операции хватит. А если еще и запасную гусянку на борт взять, то… Вполне достаточно.
– К паровым машинам претензии есть?
– Нет претензий, ваша милость, – отозвался Апин, главный инженер по моторам в этой группе, один из немногих рецких горцев, ставший инженером. – Котлы, машина и прочие механизмы уже отработаны в производстве. Детские болезни все выявлены, и наши пожелания заводчане учли.
Что ж, неплохо. Честно говоря, я ожидал худшего. Но не зря я подбирал себе этих «непоседливых» и «неудобных» инженеров, которые в обычных производственных условиях империи заранее были обречены на положение аутсайдеров. Они также это понимают и стараются.
Покивал я с умным видом и продолжил:
– Теперь главный вопрос. Какой образец из всех прототипов, по вашему мнению, фаворит? Вы же с ними круглые сутки тут возитесь.
– Ваша милость, это только мое особое мнение, – обратился ко мне одноглазый инженер-ветеран с Солдатским крестом на левой поле́ гражданского сюртука. – Но мой опыт войны на Западном фронте говорит о том, что гаубицы важнее пушек в наступлении на полевую фортификацию. Я бы поставил на длинную базу четырехдюймовую гаубицу. Или даже короткую пятидюймовую. Добавил бы только дополнительные опоры, как на орудиях, установленных на железнодорожные платформы, для устойчивости.
Мне стало интересно. Такого технического задания я не давал.
– Как вас зовут? – спросил я.
Именно его я не нанимал. Это уже, видимо, инициатива самого Хорна в пределах его компетенции. Впрочем, я с самого начала постановил так, что инвалиды войны имели приоритет при зачислении на работу в мои структуры.
– Отставной инженер-капитан Кобриц, из Лое. Имперский гражданин. Приехал к вам сюда по объявлению в газете.
– А что вы скажете на то, чтобы поставить на нашу платформу миномет?
– Слаб калибром, ваша милость, он для наших платформ.
– А если поставить миномет калибром в сто двадцать миллиметров, который собирается производить концерн «Лозе»?
– Такой миномет, ваша милость, можно ставить и на основную нашу платформу, и даже без особого бронирования. Ему на самый передний край не залезать. Стрелять он будет через голову пехоты.
– Вы в каких войсках служили?
– В артиллерии.
– Вот и прекрасно, капитан Кобриц, вы и будете главным разработчиком обеих систем навесного огня. Пока не привезут нам большой миномет, используйте пока наш. В рамках минометной школы. Щолич, вы не будете против?
– Нет, Савва, не буду. – По глазам начальника полигона можно было прочесть организацию новой унтерской школы минометчиков-самоходчиков как очередную ступеньку карьеры.
– А вот я, ваша милость, вообще исключил бы из программы полугусеничную платформу, – заявил Хорн.
– Обоснуй, – потребовал я.
Эту платформу я нарисовал им, основываясь на опыте первой половины двадцатого века. И немцы ее использовали, и французы, и американцы, да и в СССР проводили опыты. Даже шофер царя Николая Второго полковник Кегресс добился успеха со своими резинотканевыми гусеницами. А после революции в эмиграции он активно работал у Ситроена, обеспечив тому все трансконтинентальные автопробеги.
– Там, где по дорогам пройдет обычный колесный рутьер, эта полугусеничная машина только дороги попортит, но никакого преимущества иметь не будет. А по бездорожью она сильно уступает просто гусеничным образцам. К тому же она обходится дороже в производстве, да и строиться будет дольше. Требует дополнительной оснастки на заводе. И вообще мое мнение такое, что чем меньше платформ для самой разнообразной техники, тем лучше.
– Это существенный аргумент, – согласился я. – Боевая машина должна быть недорогой, простой в производстве, понятной в эксплуатации и ремонтопригодной в чистом поле. Я поддерживаю ваше мнение. За унификацией будущее.
– Куда девать эту платформу? – спросил Хорн. – В утиль?
– Какой еще утиль? – возмутился я. – В заводской музей.
– У нас такого нет, ваша милость, – ответили чуть ли не хором.
– Нет? Значит, будет, – улыбнулся я как можно шире. – Давайте договоримся так. В музей отправляем каждый наш заводской образец по одной штуке. Надо оставить потомкам не только наши достижения, но и наши заблуждения.
– Может, все же перейдем к обеду, господа? – напомнил начальник полигона недовольным тоном на правах гостеприимного хозяина. – А то его повторно уже подогревали.
Элика, терпеливо скучавшая все то время, которое я тратил на инженеров, и вяло разглядывавшая игрушки больших мальчиков, наконец-то за столом огребла полной ложкой заслуженные комплименты от руководства полигона и инженерного состава. Воспрянувшая духом жена после обеда изъявила желание пострелять из пулеметов, что и проделала на рубеже унтерской школы, переодевшись в чистый комбинезон механика, который ей подогнали инженеры.
Постреляла от души, чем посрамила многих курсантов. Особенно в стрельбе из ручника. Моя школа!
К вечеру вернулся из Втуца Гоч и попытался грузить меня проблемами пулеметного производства. Но мне было не до него – собрались на совещание руководители городских служб, обсуждавшие очень скучные вопросы водоснабжения и канализации. Я обязан был там присутствовать как распорядитель кредита, ибо за утвержденную смету мы уже давно вылезли. А когда совещание закончилось, Гоч уже спал, как и Шибз, с которым они успели доквасить. Гады. Никакого чувства товарищества…
Элика молча и терпеливо весь день отсидела со мной все заседания. Ни одного каприза. Только с ленивой истомой спросила, отходя ко сну:
– И так у тебя каждый день?
– А то! – откликнулся я. – Только без награды на ночь.
– А на завтра ты что придумал? – лукаво улыбнулась жена.
– На завтра я созвал управляющих всеми моими предприятиями сюда, в отель. Отдам им ценные указания. Навьючу заданиями и наконец-то отвезу тебя в Отрадное.
– Правда, что ли? – радостно вспыхнула она взглядом.
– Нет. К сожалению, это неправда, моя милая. Совсем из головы вылетело, что завтра во второй половине дня еще проводы дирижабля. Мероприятие, которое мне пропустить никак нельзя. Дипломатия… мать ее.
А сам подумал, что неплохо было бы мне с Плотто помириться. Но вот как?
Утром мне привезли долгожданный пропеллер. Да еще в трех экземплярах. Новенькие, отполированные, вкусно пахнущие ясеневой стружкой. Аж зуд в лапочках… Нацепить его на этажерку и полететь, но… других дел за гланды.
Так что я еле-еле высидел мною же назначенное совещание с управляющими. Утвердил их планы вперед на квартал. Насчет денег только указал пальцем на юг – в сторону нахождения Альты и главного офиса ее банка.
– Она наш финансовый управляющий, так что лишнюю монетку не разбазарит, – закруглил я совещание. – За работу…
В ответ на потуги некоторых моих наемных вип-персон пообщаться непосредственно «с самим», так сказать, персонально, отрезал:
– Все остальное после моего приезда. Подождет. Если вы все запамятовали, так я напомню, что у меня идет отпуск по ранению. Мне лечиться надо.
Вроде пристыдил.
И откинулся на спинку кресла, пережидая, когда управляющие освободят помещение.
Все же неплохой зал совещаний получился в моем отеле. Длинный овальный стол на двадцать четыре персоны из дорогущего красного сандала. Кресла из того же привозного из тропиков дерева. Вдоль окон рядок стульев для референтов. Филенчатые деревянные панели красного горного ореха в рост человека, в одном дизайне с распашными дверями. Выше панелей по стенам побелка с росписью рецкими национальными узорами. Две люстры гнутой бронзы, свисающие на цепях с деревянных декоративных балок.
