Михаил Бочкарёв - Приливами потерянной луны

— А Лирена? Она что, не существует? — Гарри не мог поверить в то, что слышал.

— Лирена — твоя мечта, но она будет, будет в том мире, который ты и мы создадим. Правда, для этого ты должен забыть всё, что было.

— Но как, ведь если я забуду всё, что помню, я перестану быть тем, кто я есть!

— Вовсе нет, Гарри, ты, наоборот, сейчас не тот, кто есть на самом деле.

— А кто же я?

— Ты разум, столкнувшийся с другим разумом. Ваше противоборство привело к возникновению мира, который в свою очередь изменил и тебя. Но это поправимо. Ведь, подумай, — глаз дракона вспыхнул бездонной вселенской пропастью, — ты хочешь вернуться обратно в ту реальность?

Фулмен не знал, что ответить… Здесь он встретил Лирену, познал чистоту мира, здесь он чувствовал себя совсем по-другому, может быть, чужим, но всё-таки этот мир был ему ближе. Он знал это.

— Наверное, не хочу. Мне никогда не нравился тот мир с его злобой и ненавистью.

— Конечно, он и не мог тебе нравиться, потому что он не твой. А этот мир твой.

— Но почему я не могу остаться в этом мире таким, какой я сейчас?

— Потому что ты многое помнишь и знаешь, и это многое не является твоей сутью, а от этого твоя душа будет всё равно не до конца счастлива. Гармония миров состоит в том, что человек должен быть счастлив. И потом, ты будешь знать, что этот мир — твоё создание, а зная это, ты можешь проявить себя совсем не положительно. Поэтому тебе придётся родиться заново. Написать с чистого листа книгу событий.

Дракон протянул Гарри флакон с минклисом.

— Тебе нужно просто выпить это, и всё придёт в норму.

— Погодите! — Гарри вспомнил, что забыл задать мучивший его всё время вопрос. — Но почему тогда вы стёрли луну? Зачем это было нужно?

— Мы? — удивился Заркан. — Луну стёр ты! Это символ незаконченности мира. Это твой собственный намёк на то, что, как бы прекрасна не была эта реальность, она всё же несовершенна, пока ты в ней всё ещё Гарри Фулмен — инспектор полиции. В новом мире, который тебя ждёт, луна будет удивительной и прекрасной, и, всякий раз глядя на неё, ты будешь ощущать, где-то в глубине, в подсознании, что этот мир твой!

— Бери, Гарри. — Дракон снова указал инспектору на сосуд.

Гарри взял с мягкой плюшевой лапы протянутый ему флакон и посмотрел на стоящую вдалеке Лирену и её отца. Он вспомнил всю свою жизнь там, в той реальности, которая теперь казалась лишь пожелтевшим негативом с изображением фрагмента полузабытой, давно не трогающей душу жизни. Одно только прикосновение Лирены к его коже смело перечёркивало всё, что было до этого. Он вспомнил их последнюю ночь, вспомнил, как они сидели с ней в её квартире, вспомнил море и чистоту неба этой реальности. Его реальности! Он понял, что, если не поступит так, как говорит дракон, то он действительно не сможет измениться до конца и сделать Лирену счастливой, и воспоминания о мире, погрязшем в жестокости и смраде алчности, будет камнем висеть на шее всю жизнь.

— Она правда будет такой же, как сейчас, и я её встречу?

— По-другому не может быть! — ответил дракон, моргнув бездонным мудрым глазом.

Закрыв глаза, Гарри подождал несколько секунд и с сознанием самоубийцы в ту секунду, когда его ноги отрываются от края крыши, выпил напиток. Вкус был такой, словно сочетал в себе всё, что только испытывал Фулмен в жизни, он содержал в себе все эмоции, радость и страх, боль и наслаждение, всё, что только способен ощутить человек. Все оттенки вкусов, когда-либо пробованных Фулменом, он будто выпил целый мир со всеми его горами, морями, небоскрёбами, аэропортами, с миллионами людей, гомоном их голосов. Он, как чёрная дыра, поглотил без остатка все краски мира, всю его суть.

Гарри открыл глаза и понял, что висит в воздухе, вокруг него искрился зелёный поток, и сквозь него Гарри увидел Лирену, бегущую к нему и тянущую руки, будто мать, пытающаяся вытащить из окна пылающего дома своего ребёнка. Она коснулась зелёного свечения, и тут же мир померк. Гарри Фулмена не стало. В то же мгновенье исчезло и всё остальное. И спустя неизмеримо малое время, меньшее, чем одна часть поделённой на миллиард секунды, возник новый мир.

— Гарри, малыш! — Мама подошла к кровати сына. Он лежал и смотрел на мир чистыми голубыми глазами, не моргая. Она всегда поражалась взгляду сына, в четыре года его глаза излучали столько мудрости, что, казалось, принадлежали человеку, прожившему целую жизнь. Следом за ней к кровати подошла её подруга Ирсена и ласково поглядела на ребёнка.

— Он не расстаётся с ним, — сказала мама Гарри, имея в виду подаренного Ирсеной чёрного игрушечного дракона. Ирсена подарила его не очень своевременно, Гарри тогда исполнился всего месяц, пожалуй, плюшевая игрушка была для малыша слишком ранним подарком. Но Гарри, как только начал ходить, обнаружил плюшевого зверя и, без труда догадавшись, что подарок принадлежит ему, определил его в свои лучшие друзья.

— Привет, Гарри! — поздоровалась Ирсена.

Малыш в ответ улыбнулся, подруга матери ему нравилась.

— Ну и что же с ним не так? — обратилась Ирсена уже не к Гарри, а его маме.

— Знаешь, — полушёпотом ответила та, — последнее время он говорит странные вещи, я боюсь, может, что-то с ним не так?

— А что говорит?

— Смотри.

Мама наклонилась к Гарри и погладила малыша по белобрысой голове.

— Расскажи тёте Ирсене, кем ты хочешь стать?

Малыш, заинтересованный вопросом, привстал на кровати и, проникновенно посмотрев на тётю, осчастливившею его драконом, спокойным голосом, не свойственным четырёхгодовалым малышам, произнёс:

— Я хочу быть инспектором полиции!

— Кем? — удивилась Ирсена.

— Инспектором, — повторил Гарри, — буду ловить преступников!

— А кто это?

— Преступники — это те, кто нарушает закон, — поучительно ответил ребёнок.

Подруга посмотрела на мать голубоглазого фантазёра удивлёнными глазами.

— Знаешь, ты не переживай, — успокоила она взволнованную речами сына подругу, — дети всегда такие, выдумывают разные несуществующие слова. У них в голове свой мир. Ничего страшного, это потом пройдёт.

— Думаешь?

— Уверена.

— А как зовут нашего дракона, — снова обратилась она к Гарри, прижимающему игрушку к груди.

— Заркан!

–//–