Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр
Чтобы заказать новую отделку на платье, я посетила цветочную фабрику мсье Амабеля Митчелла на Довер-стрит и с удивлением обнаружила среди мастериц-француженок валлийца, выглядевшего ужасно знакомым. Я не сумела вспомнить, кто он и откуда я могла бы его знать. Примерно моих лет; судя по плачевному состоянию одежды, переживает отнюдь не лучшие времена… Судя по взглядам, бросаемым на меня украдкой, он узнал меня, но, вероятно, слишком стеснялся своего нынешнего положения, чтобы заговорить. Я прекрасно понимаю обстоятельства подобного рода и потому не стала настаивать.
Мы с мсье Митчеллом сговорились о количестве фиалок и шелковых лент для платья, и он отдал заказ именно этому парню. И я немедленно вспомнила, кто это. Не кто иной, как тот самый невезучий валлиец, танцевавший в балете и ходивший в учениках у Галлини! Помните, мы были в Королевском театре и имели несчастье наблюдать за его попытками танцевать? Впрочем, все танцовщики Галлини выступили абсолютно бездарно. Вы наверняка помните провал этого представления: Галлини не хотел давать занавес, несмотря на все шиканье и свист публики, пока зрители не ринулись на сцену, угрожая смертью всем нам? Наш валлиец пережил это ужасное представление, но в конце концов Галлини уволил его, обвинив в краже часов. По закону валлиец не понес за предполагаемую кражу никакой ответственности, но обвинение явно повергло его в теперешнее бедственное положение. Хотя рада сообщить, что в своем новом ремесле наш неуклюжий друг весьма искусен.
Дорогой, мы с Элизой с нетерпением ждем вашего возвращения.
Ваша жена.
Джермин-стрит, 93, Лондон
19 января 1790 г.
Дорогой отец!
Чрезвычайно благодарен вам за приглашение на празднование дня рождения королевы. Как упоительно это было – прийти туда инкогнито, устроить наш собственный тайный маскарад! Сколь забавнее в данных обстоятельствах играть роль вашего сына, чем брата! Уверен, ваши уроки из «обители» помогли мне исполнить мужскую роль намного достовернее.
Переодетый богатым холостым джентльменом, я нашел приют в сущем цветнике – возможно, ярковатом, но весьма усладительном для алчущего взора. Эти отважные букетики наперебой искали моего внимания. Сколько красок, сколько кокетства! Продираясь сквозь джунгли из роз самых разных оттенков, от благородной слоновой кости до первого румянца и далее, через все оттенки розового, до похотливо-красного, я обнаружил, что каждое платье отражает жизненный опыт своей хозяйки лучше всякого зеркала. Ужасно хотелось вонзить клинок в эти пышные лепестки и ощутить, как проникает сталь сквозь тонкий шелк, сквозь блестящую органзу, сквозь мягкую шкурку бархата… Но я, как договорились, выжидал – что толку быть схваченным, подрезая пышно цветущие кусты прямо во время бала? Вместо этого я продолжал исследовать сей чудесный сад. Были здесь эффектные лилии в оранжевом и желтом, величавые дельфиниумы в роскошном пурпурном и синем, но должен заметить, что и изящные фиалки не остались бы среди них незамеченными. Как мне хотелось быть на месте тех блеклых цветов, с которыми вы танцевали весь вечер!
Но вот праздник кончился, и я последовал по Сент-Джеймс-стрит за двумя беспечными цветками (в бледно-розовом и желтом платьях) в сопровождении тучной старухи. Одна из них отставала, очевидно, повредив ногу во время танцев. Приблизившись, я узнал в ней ту девицу из незнатных, что отчаянно строила мне глазки с галереи. «Эй там, вы ли это?!» – воскликнул я. Узнав меня, она улыбнулась в ответ. Но, стоило мне приблизиться и приготовиться нанести удар, она внезапно наклонилась поправить башмак, и удар случайно пришелся ей в голову. Негодница завизжала и пустилась бежать – больная нога ее исцелилась в мгновение ока. Обогнав сестру и провожатую, она отчаянно забарабанила в двери бань Перо. Компаньонки бросились за ней, а следом – и бесстрашный Монстр. Догнав сестру, я дотянулся до ее заднего места. Клинок рассек розовый шелк бального платья, белье и пышную подушку ягодицы. Тут двери бань Перо распахнулись, и женщины ворвались внутрь, едва не сбив с ног молодого человека, воззрившегося на меня в недоумении. Я элегантно поклонился и поспешил прочь под истерические вопли пострадавших дам, разносившиеся эхом по ночной улице.
Но Монстр не насытился! Перейдя Пикадилли, я поспешил на Довер-стрит, где обнаружил леди, идущую в полном одиночестве невдалеке от той самой цветочной фабрики. Я предложил сопроводить ее домой, но леди замешкалась, и тогда я нанес ей укол в зад, чтобы она поспешила с ответом. «Убивают!» – завопила она. Но я уже растворился во тьме. Две жертвы за один вечер! Надеюсь, ваши приключения, мон пер (mon père), были не менее забавны.
С уважением,
ваш сын, мистер Джордж Ричардсон.
Джермин-стрит, 93, Лондон
20 января 1790 г.
Мой дорогой сын!
С величайшей родительской гордостью прочел я ваше письмо о празднестве и собранном там цветнике. Конечно же, отсутствие на этом балу фиалок – большая потеря, но видеть вас в столь прекрасном костюме и при дивных бакенбардах было прекрасно. К тому же, я неплохо развлекся и собственным выходом в роли мистера Ричардсона-старшего. Возраст отнюдь не умаляет мужских достоинств в глазах дам, если человек богат! К концу вечера мои ноги болели от бесконечных танцев. Хорошо, что королева решила покинуть бал пораньше, иначе я просто не смог бы настичь свою добычу.
После того, как мы расстались на Сент-Джеймс-стрит, мне на глаза попались пятеро дам, присутствовавших на балу на галерее. Вот это задача так задача! Выбрав самую симпатичную, я завязал с ней непродолжительную беседу и направил клинок в ее задницу. Лезвие пронзило шелк платья и белье и вонзилось в сокрытый ими мясистый персик. Не задерживаясь, чтобы отведать сладости сего фрукта, я отправился на поиски новой жертвы и вскоре обнаружил на улице одинокую леди. Я пощекотал ее зад клинком – какой пронзительный визг это вызвало! Поскольку леди тут же пустилась бежать от моих ухаживаний, я удалился в тень неподалеку от Брукс-клуба в ожидании еще одного шанса. Вскоре мимо моего укрытия прошла леди в сопровождении джентльмена. Еще одна дерзкая задача! Клинок блеснул в воздухе, легко прошел сквозь ткань платья и рассек кожу. Как мягка она оказалась и как податлива! Но я не стал задерживаться, чтобы оценить реакцию публики. Я исчез во тьме ночной, вполне удовлетворенный тремя жертвами за вечер.
С любовью,
Ваш отважный отец.
Лондон, 7 июля 1840 г., вторник
Неяркий свет, прохладная атмосфера и тяжесть истории уничтожили хаос внешнего мира. Это место было специально устроено так, чтобы человек забыл здесь на время о повседневных заботах и погрузился в размышления о вечном. Направляясь к месту встречи с Дюпеном, в библиотеку Британского музея, я разглядывал выставленные вокруг экспонаты. Древности в витринах поглощали внимание, однако интереснее всего мне казались не драгоценности из дальних стран, не мумии царей и цариц Нила, которые настойчиво желали видеть модные леди и джентльмены. Притягательнее всего оказались стенды из дерева и стекла, битком набитые диковинками из коллекции какого-нибудь пожилого джентльмена, немало попутешествовавшего на своем веку. В размещении этих предметов не было ни намека на логические либо эстетические соображения: морские раковины Тихого океана, птичьи яйца, окаменевшие обитатели морей, бабочки на булавках… Мне попался целый коридор, уставленный животными, застывшими во времени благодаря мастерству таксидермистов: совы, горностаи, орел, лисица, испуганные кролики и мыши в позах, сообщавших им подобие жизни, сохраненной навеки.
На общем фоне резко выделялась застекленная витрина с крохотными мертвыми колибри, лежавшими одинокой кучкой самоцветов на зеленой бумаге. Время не пощадило их яркие, но хрупкие перья, красота крохотных искристых крылышек увяла. Мисс Лоддиджс уничтожила немалое количество этих прекрасных созданий за время своих орнитологических штудий, и, глядя на крохотных колибри под стеклом, я помимо воли вспомнил об этой леди. После макабрической казни, когда мы, наконец, вернулись в «Аристократическую гостиницу Брауна», я не смог уснуть и отправился в Парадайз-филдс, в Хакни, чтобы встретиться с моей благодетельницей, приглашавшей навестить ее в любое удобное время и осмотреть коллекцию птичьих скелетов, вдохновившую ее написать ту самую книгу, которую я для нее редактировал. Коллекция не слишком интересовала меня – скорее, было любопытно встретиться с женщиной, оказавшей мне неоценимую услугу. Кроме этого, я надеялся снова поработать для нее в будущем. Этот визит, вопреки надеждам, не улучшил моего настроения. Как ни был я благодарен мисс Лоддиджс, ее занятия внушали мне отвращение. И теперь при виде мертвых крохотных птичек, забытых в стеклянной витрине Британского музея, я исполнился ужасной тоски. Передернувшись, я покинул пыльный зал и отправился на поиски Дюпена.
