Татьяна Мудрая - Дети Древних
Он только посмеивался, пока Марина вытаскивала и грузила на ручную тележку компьютер, кое-как запихнутые в плёночный пакет платья, брюки, футболки и туфли. Мебель — кровать, шкаф, вертячее кресло на толстой куриной ноге и стол с табуретами — была такого же происхождения, как и всё почти в доме: бросовая, свинченная из кусков, наспех покрытая морилкой.
Но зеркало она отчего-то бережно сняла со стены и положила поверх всего, буркнув:
— Не смей у меня кокнуть, понятно?
— Слушаюсь, — он поклонился с шутливой почти-грациозностью. — Надеюсь, документы и нотариально заверенная копия паспорта в натуре выложены на видное место?
— Захотите — отыщете.
Вышла во двор, заперла за собой дверь, ключ демонстративно сунула в старую прятку — щель за дверным косяком. Давно ею не пользовалась: с тех пор, как приобрела дорогое «железо» и стала бояться воров.
— Что ты — «вы» да «вы». Лёва я. Лев. Можно даже — Лев Львович. Уж ты постарайся обручиться вежливости: в аристократических кругах оно принято. Ты вот как думала — кто на мерседес-гелендвагенах ездит: чёрная кость, как ты сама?
Имущество одним хапком забросил в багажник, девушку с барсеткой в намертво стиснутых руках приторочил к переднему сиденью ремнём безопасности:
— Мне без надобности думать, что ты творишь сзади.
И рывком тронул махину с места.
Что-то и в нём самом, и в его технике было непростое, думала Марина, пока они катили по направлению от города. Оба приёмистые. Да, именно: лёгкие, маневренные, будто веса в них всего-ничего. Ей случалось кататься с мужиками похожего разлива во времена, когда было на всё и вся наплевать. Но никакого сравнения. «И язык не тот, и ухватки, — медленно произнесла она про себя. — Хочет закосить под бандита, и только. Старинное „обручиться“ вместо „обучиться“ — и думает, со мной и так сойдёт».
— А могу я спросить, куда ты меня везёшь, Лев?
— Всеконечно, мадам, — почти пропел он, не отрываясь от руля и дороги. — Купюр на всё достанет с лихом. Хотите — вглубь суши, в Европу, хотите — к морю.
— Солёной воды мне хватило за глаза.
— Залили, вроде как. И ушки, и оченята.
«Верно. Куда бы ни приехала, — подумала она, — на любом пляже, на любом берегу стану искать глазами одно и то же и гадать, примерещилось мне или нет. И гадать, что именно примерещилось».
— И куда ж нам порулить от соли, — подхватил вслух Лев, — когда в нас такой водицы аж девяносто процентов? Такое вот тесто на мясных дрожжах замешано.
— Рули куда знаешь, остроумец. Тебе что приказали?
— Идти вслед за господской придурью.
Дальше они почти не разговаривали. Что проку пытать судьбу, если не знаешь, что лучше и что хуже, решила девушка. И не то чтобы ей досталось по жизни всякого-разного — мудрость родилась совсем из другого места. По крайней мере, решила она, задним числом прокрутив кое-какие реплики, в женской консультации, с самого начала на неё смотрели не так. Вряд ли оттого, что хотели развести на бабки.
А больше всего её успокоил, как это ни удивительно, тот многоцветный слэнг, который Лев употреблял, когда хотел остаться в навязанной кем-то роли. Если разобраться, он не влезал ни в какие рамки языкового приличия.
Ну и прибавить сюда то, что в первую же ночёвку в мотеле, где для них оставили два смежных номера, на её карту поступило около полумиллиона долларов, причём канадских.
Завтракали они обычно вместе — манеры Лёвы показались Марине куда лучше собственных. Она-то училась по брошюркам и от нечего делать, а он… Вроде и без затей, не всегда по правилам, но как-то очень уместно. Даже когда среди дня он, съехав на обочину шоссе, водружал между сидений узкий столик, как в самолете, и накрывал его мелкими чашечками со всякой всячиной.
— Закос под Ямато, — ухмылялся при этом.
«Вечеряли» они там, где решали — вернее, он сам решал — ночевать.
— Так куда движем кони? — спросил Лев, когда они в очередной раз сошлись за трапезой. Почти проехав, между прочим, Беларусь.
— Разве я решаю? Думала, ты.
— Решаешь и разрешаешь. Только сама не понимаешь этих дел. Нам нужно купить тебе приличную недвижимость, вот я и выбираю. Литва когда-то считалась «страной замков», только почти все рухнули, а что осталось — государственное. Польские и чешские послевоенные — в большинстве новоделы, немецкие уж больно суровы: кое-что похожее было у тебя на родине. Хотя где тебе было видеть, ты тогда ещё далеко не родилась. Замки на Луаре довольно славные, но дороговаты. Я уж и приценялся к чему поменьше. Так можно до самой Испании докатиться, хотя один парень Дансейни уверял, что самые лучшие замки — как раз испанские.
— Не паясничай.
— И не думаю. Это ты нос кладёшь на квинту, а я незатейливо радуюсь жизни.
Марина не поняла ничего, кроме того, что её с какого-то рожна захотели приободрить. А её сторож уже откровенно углубился в свой ноут на батарейках.
— Права ты насчёт замков. Не так дорого, как потом налоги накладно платить, — сказал в экран. — Как за щенка охранительной породы: стартовая цена неважная, всё равно потом летят клочки по всем закоулочкам.
— Никогда не имела собаки.
— Как, а я?
Он коротко рассмеялся. Потом вдруг спросил, напоказ округлив тёмные глаза:
— Ты ведь любишь всякую древесность? Тогда надо в Швейцарии шале подыскивать, ближе ничего не получится. А всякие достопримечательности побоку.
— Вот, смотри. Не понравится — другое возьмем, — произнёс Лев через неделю скоростной езды и кружения по серпантинам.
Прислонившись спиной к горам, стоял огромный особняк: на каменном цоколе, под бурой черепичной крышей в два ската, сам же — позлащенный солнцем. В ясных окнах блестело утро, вокруг среднего этажа вилась галерея с узорными столбиками.
Марина освободилась (последнее время Лев перестал запирать её на хитроумную застёжку) вышла на упругий газон.
— Трава под ногами, горы в вышине. Вода кругом пресная, как ты и хотела. Озеро у подножья скал, названием вроде Комо. Зайдёшь внутрь?
— Какие горы. Непонятные. Что это за пик вон там: знаменитый?
Трехгранный, будто наконечник копья, слегка изогнутый, грозный, едва припорошенный снегом.
— Самый из них главный. Монте Червино, или Маттерхорн. Это его так ледники сплюснули, когда он из них вылуплялся в давние времена. Мы его зовём «Кабаний Клык».
— Кто «мы»?
— Мы.
Внутри комнат располагалась мебель, не старомодная, не старинная — такая, которая ненавязчиво становится частью тебя. Современная с тобой самим, кем бы ты ни был, подумала девушка. Притом необыкновенно чинная и высоко о себе думает. В цокольном этаже — монолитная плита для готовки, обложенная кирпичами, блестящая латунная утварь над кухонным столом, иссеченным выразительными шрамами от ножей, сейчас воткнутых в особые дубовые ножны. Здесь никто, кроме кухарки, и не вздумает снимать пробу или перехватывать на скорую руку. Священнодействие совершенно не того рода, чем в обеденной зале с её круглым столом, отполированным, как зеркало, горками с веджвудским фаянсом, запертым внутри, и стульями, похожими на трон. Соты книжных полок по стенам кабинета на первом этаже, ниша для чего-то объемного — телевизора, монитора или гораздо более древних предметов? Камин такой, что ли, переделанный? Даже невиданно мощные дубовые перекрытия, свисающие с потолка мансарды, и распоры свободных стен, в отдалении от которых стояла широкая кровать, казались вполне уместными.
— Горы молодые, — произнёс её спутник. — Необходимы рёбра жёсткости.
Марина поняла так, что это про сами Альпы. Или про костяк того каменного кабана, который прячется у них внутри, под слоем вечного снега, земли, трав и лугов.
— Ну и как решишь? — спросил Лев, прервав её задумчивость.
— Уборки много, — ответила она. — А вообще красивый дом.
— Копия тебя самой или как? Лучше бы первое.
Вопрос был такой неожиданный и так совпадал с мыслями, что она чуть вздрогнула.
— А прислуга сюда прилагается. Решишь беспрекословно — сей же миг познакомлю.
— Тогда… Давай знакомь.
— Аликс! Александра Петровна! Прошу вас.
Вошла стройная, изящно подвитая старуха в узких брюках и свитере — на морщинистом и почти безбровом лице с тонкими губами карие глаза буквально сияли.
— Вот, Марина Валдисовна, прошу. В таком случае положено изречь, что управительница дома — по жизни одна целокупность с ним самим.
— Лёв, ты бы хоть соблюдал временную стилистику, — ответила она. — Каких-то словесных обрывков понатаскал изо всех времен. Марина Валдисовна неведомо что о нас подумает.
— Ой, да неважно, — ответила девушка. — Вы русская? Я так рада.
— Во всяком случае, знаю этот язык получше нашего мальчика, который то и дело путается в контекстах. Мне ведь такую легенду придумали, что беженка из горячей точки, и заставили вызубрить, чтоб само от зубного протеза отскакивало. А в мои суровые годы первым исчезает заученное. Так что новый паспорт хоть и не предъявляй — имеет мало шансов совпасть с натурой.
