Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Дивов Олег Игоревич
— Надоели загадки, — согласился Каравай. — Я, товарищи, если честно, полагал, что мы научились понимать мажоидов. Они, конечно, дикари, но все-таки потомки великой цивилизации. Вроде наших египтян, а? И мне, черт возьми, нравилось, что они слушают нас, хотят жить по-новому, двигать прогресс…
Кудряшов остановил краулер.
— Подозреваю, — сказал он, — что все это время они нас обманывали. Ради вкусных плюшек. Как я и говорил на совещании, в конечном итоге они подчинятся не тому, кто за светлое будущее, а тому, кто сильнее. Шоешос оказались сильнее нас, потому что они ближе, их больше, они не рефлексируют на тему, как бы кому не навредить. Их вообще не волнует будущее, они живут настоящим. Поэтому их цели и мотивация близки красным, а вот наши, очевидно, не всегда.
— Ты не учитываешь один нюанс, — сказал Остапенко.
— Какой же? — спросил Кудряшов, он начал собираться на выход, влезая в доху.
— Появление Кхаса, — ответил Остапенко.
Земляне выбрались из краулера и направились к «дружественному» мажоиду, как назвала его Ирина на совещании. Кхеселети загалдели, с детской радостной непосредственностью приветствуя пришельцев, но Кхас остался невозмутим.
— Хшо хашикхо! — поприветствовал Остапенко мажоида. — Мы пришли сюда, Кхас, чтобы получить ответы на вопросы. И не уйдем, пока не получим. Первый вопрос: почему шоешос умертвили кхеселети? Второй вопрос: почему ты называешь себя кхаших? Третий вопрос: зачем нужны кхаших, в чем работа кхаших?
Кхас надул голосовые мешки и отозвался:
— Шдравсштвуй, Шсаргей. Кхеселети нарукшили шсапрет. Шоешос долшсны прекхрвать нарукшение. Ш-шесть шсолншц блишско. Укходите, пошалуйкхста.
— Я повторю, Кхас, — сказал Остапенко. — Мы не уйдем, пока не получим ответы. Что такое шесть солнц? Почему ты называешь себя кхаших? Чем занимаются кхаших? Как связаны шоешос с кхаших?
Кхас покачал длинной шеей из стороны в сторону, словно жираф, высматривающий молодую листву на деревьях. Остапенко ждал, что мажоид вновь попробует уклониться от ответа или даже спрячется под карапакс, но, вероятно, тот, со своей стороны, решил, что проще будет все объяснить землянам на пальцах, даже если придется нарушить какие-то неизвестные им табу.
— Ш-шесть шсолншц, кокхда Кхсемля и Шсолншце одно, — сказал Кхас. — Кхсемля штановиткся шсвет и окхонь. Вы, кхсемляне, шсвет и окхонь. Шоешос шдали вашс мнокхо дхней, мнокхо кходов. Шоешос выбхирали лукших, самых перкхвых шсреди шивых, выбхирали кхаших для шсгорания кхради Кхсемли. Шоешос шдали, кхсемляне прикхшли, и ш-шесть шсолншц больш-ше кхне кхнушно. Кхсемляне укходят, ш-шесть шсолншц шсгорают шснова. Кхас выбхран кхаших для шсгорания. Кхас кхаших. Лукшие перкхвые кхеселети тоше кхаших, тоше шсгорают. Мы шсвет и окхонь. Укходите, пошалуйкста.
Черные глазки-бусинки Кхаса ничего не выражали, но Остапенко показалось на мгновение, что он увидел в них смертную тоску.
— Ничего не понимаю, — признался Каравай, оглядываясь на спутников. — А вы?
— Я, кажется, теперь знаю, кто такие кхаших, — сказал Остапенко мрачно. — Но лучше бы мне этого не знать…
6
Остапенко догадывался, что никто из администрации базы его не поддержит, поэтому настоял на персональном разговоре с командиром межорбитального транспортного корабля. Разумеется, тет-а-тет их не оставили: в отсек связи явились и Каравай, и Кудряшов, и Тхелидзе, и Ильин. Сеанс с транспортом вела, как обычно, Мисюк. Телетрансляцией из технических соображений решили пренебречь, но Остапенко и без нее легко мог представить себе собеседника и окружающую его обстановку: генерал-майор Гречихин, одетый только в шорты, висит сейчас в тесной радиорубке корабля напротив микрофона, а огромная махина, увешанная стыковочными узлами, баками с топливом, солнечными батареями, теплообменными радиаторами, бесшумно несется сквозь черную бездну, пронизываемую лишь ливнями субатомных частиц да редкими метеороитами.
— Здравия желаю, товарищи, — начал сеанс Гречихин.
— Здравия желаем, товарищ генерал-майор, — вразнобой ответили собравшиеся.
— Что у вас за проблема, товарищ Остапенко?
— Я постараюсь быть кратким, — сказал научрук, — и не буду обосновывать сказанное. Сейчас прошу поверить мне на слово, что все так и есть, а подробный рапорт подготовлю позже.
— Докладывайте, товарищ Остапенко.
— Спасибо, товарищ генерал-майор. После объявления эвакуации красные мажоиды, которых мы справедливо считаем своими союзниками, прервали всяческие контакты с нами. В то же время черные мажоиды, наоборот, начали проявлять несвойственную им активность: вошли в пределы базы и напали на детенышей красных мажоидов. Мы решили по своей инициативе установить причину неожиданного изменения в поведении этих племен. Выяснилось следующее. Черные мажоиды являются доминирующей расой на планете, а красные подчинены им через культ, связанный с нашей Землей. Может быть, этот культ возник по результатам контакта с гипотетическими кочевниками. Так или иначе, черные мажоиды ждали появления землян, которых они считают высшими существами, несущими свет и огонь. Особое значение в этом культе имеет верхнее соединение Земли, то есть когда нашу планету закрывает Солнце. В этот период, а он может длиться около недели, черные приносят в жертву красных, причем не каких-либо произвольно выбранных, а тех, которые с момента рождения демонстрируют выдающиеся таланты. Точно сказать не могу, но жертвоприношение как-то связано с огнем — возможно, аутодафе. Когда мы построили базу, практику жертвоприношений отменили, поскольку религиозная цель черных была достигнута. Однако теперь, когда мы эвакуируемся, эта практика, по всей видимости, будет реанимирована. По крайней мере черные мажоиды своими действиями ясно дали понять, что они снова здесь хозяева и могут распоряжаться жизнями красных мажоидов по своему усмотрению.
— Очень интересно, товарищ Остапенко, — похвалил Гречихин. — Ваше открытие мы, конечно, используем во благо науки. Но вы, очевидно, вызвали меня по другому поводу?
Остапенко судорожно вздохнул, словно перед прыжком в воду.
— Да, — подтвердил он, — по другому поводу. Открытие подробностей религиозного культа мажоидов имеет и практическое значение. Нам нужно отменить эвакуацию.
— Что?! — воскликнул стоявший рядом Каравай. — Ты свихнулся, Сергей!
— Сообщите основания, товарищ Остапенко, — потребовал генерал-майор.
— Мы не имеем права эвакуироваться, — сказал научрук, — если знаем, что здесь продолжится практика жертвоприношений. Мы или другие земляне должны оставаться здесь до тех пор, пока местные племена сами не откажутся от устаревших религиозных традиций.
Остапенко ждал, что Гречихин найдет какие-то слова для возражения, но тот лишь сказал:
— Ваше желание понятно, товарищ Остапенко. Но вопрос эвакуации не входит в сферу моей компетенции. Вам следует обратиться через ЦУП к правительству и изложить свои доводы. Возможно, Москва поддержит вас. Советую поспешить, до открытия межорбитального «окна» осталось не много времени.
— Подождите, товарищ генерал-майор, — попросил научрук севшим голосом, — я обратился к вам, потому что Москва с учетом политической ситуации сейчас ничего не может решать. Там два президента, как вы знаете. К кому из них обращаться? И когда я получу ответ? Мне кажется, именно вы должны взять на себя ответственность за принятие этого решения. Я понимаю, что вы таким образом нарушите приказ, но бывают ситуации, когда приказы нужно нарушать, если мы хотим оставаться людьми…
Гречихин отозвался не сразу, но когда его голос вновь донесся из динамиков, то в нем явно слышались раздраженные нотки:
— Если вы не доверяете Москве, товарищ Остапенко, то вам следует обратиться к новейшему политическому опыту. Мы же изживаем наследие тоталитарного прошлого? И приветствуем народную демократию? Вот и проведите у себя там голосование по вопросу, оставаться или улетать. Я никого насильно в ракету загонять не буду. Дело, как говорится, добровольное. С учетом ситуации. Больше вопросов нет? Тогда прощаюсь до следующего сеанса связи. Скоро увидимся, товарищи!
