Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

– Наша оперная певица столь же почитаема в смерти, как и в жизни. Многие приходят сюда посмотреть на нее. – Голос старухи, подрагивающий от старческой хрипотцы, снизился до доверительного шепота. – А по ночам, в полнолуние, голос мадам Малибран звучит в этом зале. Она поет арию…

Но тут Дюпен перебил ее:

– Позвольте представить вам моего друга и коллегу Эдгара По.

Старуха подала мне трясущуюся руку. Когда я взял ее в свою, я поразился тому, что в этой высохшей плоти все еще бьется жизнь, коей лишено воплощение самой красоты рядом с нами.

– А это знаменитая мадам Тюссо, – продолжал Дюпен.

Я склонился к холодной руке старухи, но не смог заставить себя прикоснуться к ней губами.

– Enchanté[35], мадам.

– Как вам известно, она создала эту грандиозную коллекцию.

Галантность Дюпена преобладала над истиной, и вежливость требовала от меня скрыть правду под непроницаемой пеленой. Почтительно склонившись перед возрастом старухи и непостижимым собранием ее творений, о которых я не знал ничего, я отвечал:

– Безусловно. Поразительная коллекция мадам Тюссо широко известна даже в Филадельфии.

Мадам раздулась от гордости.

– Рада слышать, сэр, – громко, с сильным французским акцентом сказала она. – Очень рада.

Она обратилась к моему компаньону:

– Что привело вас в наш город? Вы нечасто покидаете Париж.

– Тайна, мадам, тайна.

– В Лондоне много тайн, мой дорогой шевалье. И многие из них присутствуют в моем салоне.

Взглянув на меня, она улыбнулась с легкой хитрецой.

– Мы надеемся раскрыть ее, – ответил Дюпен. – Но сначала я должен спросить вас кое о чем. Ведь ваши уши слышали так много секретов, особенно о французах, пребывающих здесь, в Лондоне. Известно ли вам что-либо о пребывании в Англии месье Вальдемара?

Мадам слегка нахмурилась.

– Ах, этот неуловимый месье Вальдемар, который, видимо, способен растворяться в воздухе…

Дюпен поморщился.

– Ваше замечание гораздо более соответствует истине, чем вы думаете. Я располагал информацией, что он очень скоро будет в Лондоне, но сегодняшняя встреча с аэронавтом на воздушном шаре привела меня к мысли, что он уже здесь.

Мадам покачала головой.

– Не могу сказать, Огюст. Я знаю только то, что о нем говорят, но, конечно, найду способ известить вас, если мне станет известно его местопребывание.

– Если вы пожелаете нам что-либо сообщить, мы остановились в «Аристократической гостинице Брауна».

Мадам кивнула.

– Я страшно оскорблена тем, что вы не сообщили мне заранее о вашем местопребывании в городе… Но ничего не могу поделать с собой и прощаю вас, – с улыбкой сказала она и продолжила, прежде чем Дюпен мог возразить. – Через девять дней произойдет некоторое тайное событие, которое может показаться вам важным. Я не могу сказать большего, поскольку поклялась молчать. Но если в это время вы все еще будете в Лондоне, я позабочусь, чтобы вы были приглашены.

Лицо Дюпена озарилось чувством, в котором безошибочно угадывалось предвкушение мести.

– Благодарю вас, мадам. Я, безусловно, буду в Лондоне и никогда не скомпрометирую вас.

Он поклонился и прижал ее руку к губам. Мадам улыбнулась его галантности.

– Месье По так терпеливо ждет, а мы так исключительно невежливы. Позвольте показать вам мою выставку. Немногие обладают вашей способностью действительно понять важность моей работы.

– Вы льстите мне – нам – вашим любезным предложением, – сказал Дюпен. – Настало время познакомить мистера По с настоящими ужасами Эпохи Террора, но без вас – как провожатого – эта история утратит немало достоверности.

Казалось, мадам была тронута загадочным заявлением Дюпена.

– Почту за честь выступить в роли живого свидетеля. Идемте, господа, и будем с великими.

– В самом деле, мадам. С великими.

Дюпен подал ей руку. Они прошли через дверь в другой зал, и маленькая согбенная фигура старухи была полной противоположностью высокой и прямой Дюпена. Я последовал за ними, ступил через порог и оказался в мире пышности и великолепия, мире королей и королев. Генрих VIII, Мария – королева Шотландская, Елизавета I, Карл I, Уильям IV, Георг IV и Виктория стояли предо мной. Зрелище поражало роскошью. Здесь же, точно кукушонок в чужом гнезде, стоял среди монархов Кромвель.

– Золотой зал, – гордо сказала мадам. – История монархии. Я старалась в точности передать детали костюма каждого монарха. Такие подробности могут многое сказать о характере человека. Взгляните сюда. Это подлинная мантия, в которой короновали короля Георга IV. – Она понизила голос. – Изготовить ее стоило восемнадцать тысяч фунтов, а приобрела я ее за триста.

– У мадам хороший глаз на детали и отменная деловая хватка, – отметил Дюпен.

– Вам стоило бы последовать моему примеру, шевалье. Как вы могли заметить, я не из тех, кто следует капризам моды. Моя одежда практична, хорошо сшита и прослужит мне до могилы. – Мадам была одета в простую коричневую юбку, закрытую белую блузу, шерстяную шаль и чепец. – Простите меня, я вижу, что вы очень тщательно одеты, но ваш костюм выдержан в стиле, любимом в Париже более десяти лет назад, и это, конечно, наталкивает меня на мысли.

Я покраснел, представив себе, какие умозаключения сделала проницательная леди, глядя на мою вовсе не щегольскую одежду. Но Дюпен, как ни странно, не оскорбился.

– От ваших глаз ничто не ускользнет. Достаточно сказать, что ваши наблюдения правильны, но, боюсь, для меня слишком поздно пытаться приобрести вашу деловую хватку, так что мой гардероб должен потерпеть и, несомненно, тоже прослужить мне до могилы.

Мадам милостиво кивнула.

– Я рада. Эти фигуры для меня как дети – драгоценны. Может быть, ваше искусство не принесет вам того же преуспеяния, как мое – мне, но это не умаляет вашего мастерства. Теперь идемте. Следующий зал вам и мистеру По будет особенно интересен, я уверена.

Мадам двигалась с невероятной для своих лет скоростью. Я следовал тенью за Дюпеном, а страх следовал за мной. Каждая сцена в следующем зале была создана рукой самой Смерти – было ли то бесчестное убийство, справедливая казнь или повергающее в ужас сочетание того и другого.

– Публика называет это Залом Синей Бороды, – сказала мадам, указывая на первую сцену, представлявшую внутренность амбара и изображавшую молодую женщину, убитую молодым мужчиной. – Уильям Кордер убивает Марию Мартин[36]. Ужасная история. Кордер обещал жениться на мадемуазель Мартин после того, как наградил ее ребенком, но она исчезла. Ее мачехе постоянно снилось, что девушку застрелили и закопали в амбаре. Предчувствия оказались верными. Кордера арестовали, полупомешанного от чувства вины, ему казалось, что он слышит биение сердца своей жертвы сквозь доски пола.

Отвратительная история заставила мое сердце беспорядочно забиться. Мадам смотрела на меня в ожидании комментариев.

– Муки раскаяния могут привести человека на край безумия и за него, – предположил я.

Дюпен кивнул, соглашаясь.

– И заставить признаться, когда мертвые возвращаются, чтобы преследовать своих убийц. – Он показал на лицо Кордера, очень реалистично изображавшее кровожадное бешенство. – Мадам удостоилась привилегии снять с Кордера посмертную маску после того, как его повесили. Представьте себе, сколько узнали ее руки о человеческом характере с помощью таких реконструкций. Ее работа могла бы существенно продвинуть вперед френологию[37].

Почему-то я не счел это привилегией. Мысль о превращении черт мертвого человека в маску смерти была невыносима, как бы ни обогатилась в результате френология.

Мадам указала на следующую сцену, изображавшую двух мужчин явно скверной репутации.

– Уильям Бёрк и Уильям Хэр[38]. Весьма знамениты.

– Они имели обыкновение убивать бедняков, живущих на улицах, и продавать их тела в Эдинбургский госпиталь, – добавил Дюпен, указывая на черепа убийц перед нами. – Отметьте чрезмерное развитие четвертого, пятого и седьмого подотдела мозга. Определенно, воинственный характер в сочетании с разрушительными наклонностями могут привести к жестокому убийству. А если субъект также склонен к алчности, мы с помощью простых умозаключений можем вывести, что мотивом убийства являются деньги.

– Мы также можем рискнуть предположить, что двадцать четвертый и тридцать первый подотделы недостаточно развиты или больны, что приводит к отсутствию сочувствия к себе подобным и недостаточному благоговению перед Господом, – добавил я.

На лице Дюпена отразилась горечь.

– Да, мой опыт говорит, что это вполне возможно. Очень проницательно, По.

– Я почти не знаю френологии, – сказала мадам. – Но в ваших словах звучит правда, как, без сомнения, показывает вот это. – Она показала на главную сцену в зале – гильотину, окруженную несколькими головами. – Вот действующая модель парижской гильотины с настоящим лезвием и люнетом. То были ужасные времена, – прошептала мадам. – Толпы, требующие крови… Невинные, которых заставили преклонить колени перед ее лезвием…