Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий
С информацией о двигателе внутреннего сгорания Шербура генерал меня прокатил, сказал только, что тот работал на светильном газе, и больше никакой информации у него нет. А вот Помахаса он мне все же прислал. Чуть ли не бандеролью.
Чтобы унять буйное возмущение известного химика тем, что его «двигают как комод», не спрашивая его желаний, пришлось срочно принять его в Рецкое политехническое общество членом-корреспондентом. Такое внимание всегда действует безотказно на любого ученого. Тем более что доклад Помахаса по проблемам и перспективам органической химии был принят общественностью с овациями на ура. Не то что мой, хотя практически по той же теме – нефтянке. Но каких нервов мне это стоило…
Скажу только то, что к моменту запуска поточной линии минометных мин тротил у меня был в потребных количествах из местного сырья. И после испытаний на полигоне 70-миллиметровый горный вьючный миномет незамедлительно был принят на вооружение рецкой армией в качестве батальонной артиллерии. По четырехорудийной батарее на батальон.
Сам миномет разбирался на три части и легко грузился на одного стирха. Два других горбунка тащили за ним носимый боезапас мин первой очереди – пятьдесят шесть штук. Остальной боезапас путешествовал по горам в обозе.
Кроме того, минометы прочно прописались на стационарных блокпостах перевалов. И теперь обратные скаты складок местности и ущелья не могли быть использованы врагом для эффективного накопления живой силы перед штурмом.
А на полигоне Щолича появилась еще одна унтерская школа. Минометчиков. Капитан твердо решил стать полковником. Школе же принадлежал и рекорд стрельбы из миномета на дальность – два километра триста тридцать два метра болванкой. Вполне прилично для этих времен.
Делалось это оружие на новом заводе в Калуге практически руками пленных, кроме самой бесшовной трубы, которую нам поставляли с севера империи. Как и сталистый чугун для корпусов мин и старые флотские взрыватели. Но так как запас таких взрывателей не вечен и имелся на них конкурент в виде воздушного флота, то постепенно их стали делать слесаря на «Гочкизе», которых высвободили от прежних работ пленные. Заодно удалось эти взрыватели миниатюризировать. Все же минометная мина далеко не морской снаряд главного калибра по размерам.
Но не это привело в административный восторг имперское министерство промышленности, а то, что миномет обходился казне в двадцать шесть раз дешевле дивизионной трехдюймовки. И я был этому очень рад, так как себестоимость изделия была еще ниже раза в четыре закупочной цены. Итог – все в шоколаде.
При этом прицелы на минометы казна закупала отдельно у «Рецкого стекла».
Чтобы иметь отмазку перед военным ведомством о своих левых тратах на НИОКР, еще до минометов я продал казне надкалиберные полупудовые бомбометы с оперенной активно-реактивной бомбой-ракетой, выстреливаемой из узкого стволика с помощью холостого охотничьего патрона десятого калибра. Он давал первый импульс выстрелу и зажигал пороховую трубку в самой ракете. Эти изделия были предельно дешевы и могли клепаться «на коленке» в любой кроватной мастерской. Не были требовательны к качеству материалов. А начиняться такие бомбы могли чем угодно, лишь бы оно взрывалось. Из недостатков были только большой вес дубовой станины и небольшая дальность выстрела – не более восьми сотен метров. А точность напрямую зависела от развитости интуиции наводчика.
Сам я сделал только установочную партию таких бомбометов для войсковых испытаний и отдал военному ведомству открытый патент. И сразу забыл про этого ублюдка. Но к моему удивлению, окопникам Западного фронта новое оружие пришлось по душе, и к осени разновидности бомбометов в империи зашкалили все разумные пределы рационализации, и предложения по его улучшению от окопников не переставали поступать, зачастую дублируя друг друга.
Однако вундерваффе для преодоления позиционного тупика бомбометы так и не стали. Три бревенчатых наката ДЗОТа полупудовая бомба не брала. Не хватало ей пробивной силы. Но открытые пулеметные точки к середине лета у республиканцев исчезли. Траншеи их пехота перекопала «лисьими норами». А так как места для всех в этих норах не хватало, то все чаще при обстрелах республиканцы уводили основную часть пехоты на вторую линию траншей, куда бомбомет не добивал.
Забегая вперед, скажу, что и миномет в окопной войне не явился панацеей. Но вот на открытой местности он стал смертельным оружием для пехоты, которого начали бояться больше всего. Особенно в горах, где часто мимо узкой тропочки другого пути и нет совсем.
Чтобы оправдать дальнейшие сторонние траты казенных денег на НИОКР, я держал в запасе «на отвяжись» систему залпового огня из шести таких бомбометов, перевозимую в разборном виде на обычной телеге. Эффект, правда, от нее был больше психологический.
Моя «моторная группа», привезенная из Будвица, несмотря на режим наибольшего благоприятствования, за все это время так и не разродилась приличным двигателем внутреннего сгорания, годящегося хотя бы на мопед. Даже двухтактник у них постоянно утыкался в неразрешимые проблемы. Хотя ручное магнето и нормальные свечи зажигания уже были в наличии. Я постарался опылить инженеров идеями из будущего, и вроде всё они сделали как надо, вплоть до получения патентов.
Но не работало…
Плюнул я на возможность создать двигатель внутреннего сгорания на доступном светильном керосине и потребовал от Помахаса бензин, хотя бы прямогонный, как из чеченского самовара. А инженерам наванговал карбюратор и принцип четырехтактного двигателя воздушного охлаждения, как на «запорожце». С радиаторами у «Гочкиза» накопился большой опыт на пулеметах.
Болинтер же от своего двигателя не захотел отрываться даже после того, как заработал его моторный завод. Особенно после того.
Городу постоянно требовались двигатели на разнообразные насосы. Даже заправка паровозов водой на железной дороге перешла на водопровод с насосом Болинтера. Благо река рядом. Для этого ему пришлось дефорсировать свой двигатель ради его экономичности. А еще пошли заказы на насосы от водопроводчиков из Втуца… И это были только первые ласточки. Разве что нефтяников мы заманивали сами.
Однако случались и постоянные жалобы потребителей. Напрягали их танцы с бубнами при запуске моторов Болинтера. Паяльная лампа и стальной шарик не нравились большинству заказчиков – муторно, мешкотно, небезопасно… Даже Болинтеру с его самомнением игнорировать настоятельные пожелания эксплуататоров было чревато. И он, как-то посетив мои посиделки с группой «столпов» ДВС, выпросил у меня лишнее магнето и через три недели вернул обратно, сказав, что электричество ему совсем без надобности. Старые двигатели он переделывает на накаливание не шарика, а самой калоризаторной камеры извне, в которой вместо шара поселилась игла накаливания. Паяльная лампа осталась, но она стала на двигателе стационарной, и танцы с бубнами вокруг металлического шарика прекратились. Что с него взять… гений.
И в то же время он строил большие тяговитые двигатели для самоходных барж. На том же принципе.
Баржи мы клепали по одному проекту, как американцы свои «либерти» во время Второй мировой войны. На сухопутном заводе делались взаимозаменяемые детали металлического каркаса, а в сухом доке только собирали его как детский конструктор с обильным применением газовой сварки. Обшивали досками и густо замазывали их горячим варом. Бывший царский мичман давал гарантию, что один каркас переживет несколько таких обшивок.
Наши самоходные баржи – «Калуга-1», «Калуга-2» и «Калуга-3» – так и ходили по реке, неутомимо таскали нам на стройку муку, соль, уголь, известняк, кирпич, чугун, ферросплавы и металлические уголки с предприятий на Данубии, разгружая от этих поставок железную дорогу. Вместо них по «железке» во все возрастающем количестве в город поставляли лес и трубы.
Город эти трубы просто глотал не заметив. Никогда не представлял себе, сколько труб может потребоваться даже в небольшом городишке. Вот и расплачиваюсь теперь за ошибки стартовых расчетов.
