Андрей Измайлов - Фантастика из журнала «Энергия»
И снова Олфайри не почувствовал, как черная дыра поглотила его. Он любил новые впечатления, и ему казалось несправедливым, что человека сжимают до нулевого объема и бесконечной плотности, а потом не остается никаких ощущений. Но изменить он ничего не мог. Вновь для Олфайри создали умирающую звезду, и тоннель черной дыры вынес его в лабораторию на Хиннеранге.
Там по крайней мере Олфайри видел, что находится на другой планете. Красноватый оттенок солнечного света, четыре луны в ночном небе, сила тяжести в два раза меньше, чем на Земле. Казалось, он может подпрыгнуть и сорвать с неба один из четырех плывущих по нему бриллиантов.
Хиннерангийцы, невысокие угловатые существа, с красновато-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик извивающихся нитей, говорили низким шепотом, а их слова напоминали Олфайри язык басков. Однако маленькие приборчики мгновенно переводили непонятные звукосочетания на язык Данте. Переводные устройства произвели на Олфайри гораздо большее впечатление, чем сам Провал.
— Сначала мы избавим вас от боли, — сказал хирург.
— Блокируете мои болевые центры? — спросил Олфайри. — Перережете нервные пучки?
Ему показалось, что хирурга позабавили его вопросы.
— В нервной системе человека нет болевых центров. Есть лишь рецепторы, которые принимают и классифицируют нервные импульсы, поступающие от различных органов. А затем реагируют в соответствии с модальностью полученного сигнала. «Боль» всего лишь обозначение определенной группы импульсов, не всегда неприятных. Мы изменим контрольный орган, принимающий эти импульсы так, что они не будут ассоциироваться с болью. Вся информация по-прежнему будет поступать в мозг. Но то, что вы чувствуете, уже не будет болью.
В другое время Олфайри с удовольствием обсудил бы с хирургом нюансы хиннерангийской болевой теории. Теперь его вполне устроило то, что он мог загасить огонь, бушующий в горле.
И действительно, боль исчезла. Олфайри лежал в люльке из какого-то клейкого пенообразного материала, пока хирург готовился к следующему шагу: удалению поврежденных тканей, замене клеточного вещества, восстановлению пораженных опухолью органов. Олфайри свыкся с блестящими достижениями техники, тем не менее операции хиннерангийцев представлялись ему чудом. Вскоре от его шеи осталась лишь тоненькая полоска кожи. Казалось, еще одно движение луча-скальпеля, и голова Олфайри отделится от тела. Но хирург знал свое дело. Когда операция закончилась, Франко мог говорить сам, без помощи вживленного прибора. Он вновь обрел гортань, голосовые связки. И сердце его гнало кровь по новым органам.
А рак? С ним покончено?
Хиннерангийцы не успокоились. Они охотились за дефектными клетками по всему телу Олфайри. Он узнал, что колонии раковых клеток обосновались в его легких, почках, кишечнике. Врачи потрудились на славу. Они удалили Франко аппендицит и подлечили печень, чтобы она до конца дней справлялась с белым миланским вином. Потом его послали на отдых.
Олфайри дышал воздухом Хиннеранга и наблюдал за четырьмя лунами, пляшущими, как газели, на небе незнакомых созвездий. Тысячу раз в день он прикладывал руку к шее, еще не веря в тепло вновь обретенной плоти. Ел мясо неизвестных животных и с каждым часом набирался сил.
Наконец, Олфайри пригласили в лабораторию и тем же путем вернули на Пересадочную станцию.
— Вы немедленно приступаете к работе, — сказал Вуор. — Теперь это ваш офис.
Они находились в овальной комнате с розовыми излучающими свет стенами. За одной из них находилась лаборатория, в которую прибывали просители. Вуор показал, как действует переключатель, открывающий визуальный доступ в лабораторию с любой стороны.
— В чем будут заключаться мои обязанности? — спросил Олфайри.
— Сначала я покажу вам Пересадочную, — ответил Вуор.
Олфайри пошел следом. Ему казалось, что станция представляет собой вращающееся в космосе колесо, разделенное на многочисленные отсеки. Но отсутствие иллюминаторов не позволяло подтвердить или опровергнуть это предположение. Размеры станции не поражали воображение. Значительную часть ее занимала силовая установка. Олфайри хотел бы осмотреть генераторы, но Вуор увлек его дальше, к маленькой каюте, где ему и предстояло жить пять лет.
Инопланетянин явно спешил. Молчаливые фигуры встречались им в коридорах, представители пятидесяти цивилизаций. Почти все могли дышать кислородной атмосферой станции, но кое-кому приходилось надевать маски, и оттого они казались еще более загадочными. Некоторые кивали Вуору, с любопытством разглядывали незнакомца.
Наконец, Олфайри и Вуор вернулись в офис с розовыми стенами.
— В чем будут заключаться мои обязанности? — повторил Олфайри.
— Вы будете встречать тех, кто прибыл на Пересадочную станцию с тем, чтобы попасть на нужную ему планету.
— Но это же ваша работа!
— Была, — ответил Вуор. — Мой срок истек. Должность становится вакантной, и вы займете ее. Как только вы приступите к работе, я уйду.
— Вы говорили, что я буду заниматься административной деятельностью. Организовывать, планировать…
— Это так и есть. В каждом случае вы должны учесть мельчайшие детали. У вас неограниченные возможности. И вы должны объективно оценить, кого послать дальше, а кого отправить назад.
У Олфайри задрожали руки.
— Я должен это решать? Дать жизнь одному и приговорить к смерти другого? Нет! Мне это не нужно. Я не бог.
— Я тоже, — сухо ответил инопланетянин. — Вы думаете, мне нравится эта работа? Но теперь я могу не думать о ней. Мой срок истек. Я был богом пять лет, Олфайри. Но вот пришла ваша очередь.
— Дайте мне любую другую работу. Неужели нельзя поручить мне что-то иное?
— Конечно, можно. Но эта должность подходит вам больше всего. Вы не боитесь принимать решения. И еще, Олфайри, не забывайте о том, что вы — мой сменщик. Если вы не согласитесь на эту работу, мне придется остаться до тех пор, пока не найдется подходящий кандидат. Я достаточно долго был богом.
Олфайри долго молчал, вглядываясь в золотистые глаза-щелочки, и впервые, как ему показалось, смог истолковать их выражение. Боль. Боль Атласа, несущего целый мир. Вуор страдал. И он, Франко Олфайри, мог облегчить эту боль, переложив непомерную ношу на свои плечи.
— Вашу просьбу удовлетворили, приняв во внимание, что вы согласились поработать на Пересадочной станции. Теперь вы знаете, что вам надо делать. Это ваш долг, Олфайри.
Олфайри понимал, что Вуор прав. Что бы они предприняли, откажись он от предложенной должности? Вернули ему опухоль? Нет. Подобрали бы другую работу. А Вуор остался бы в розовом офисе. Страдающий инопланетянин подарил ему жизнь. И он не мог отплатить злом за добро, хотя бы на час продлив срок Вуора.
— Я согласен, — ответил Олфайри.
Ему пришлось кое-чему научиться, прежде чем приступить к исполнению новых обязанностей. Работал он много, а отдыхал лишь несколько часов в день. Но он жил. И мог предвкушать будущее, раскинувшееся за пятью годами.
Просители шли один за другим.
Не всем требовалась медицинская помощь, но каждый имел достаточно веское основание для путешествия по Провалу. Олфайри разбирал их просьбы. Его никто не ограничивал. Он мог отправить всех к желанной планете, если бы счел это необходимым, или вернуть назад. Но первое означало бы безответственность, второе — бесчеловечность. Олфайри судил. Он взвешивал все «за» и «против» и, удовлетворяя просьбы одних, отказывал другим. Число каналов было большим, но не бесконечным. Иногда Олфайри представлял себя регулировщиком транспорта, иногда — демоном Максвелла.
Отказы переносились болезненно. Некоторые просители впадали в ярость и выкрикивали бессвязные угрозы в его адрес. Другие спокойно говорили о вопиющей несправедливости с его стороны. Олфайри привык принимать трудные решения, но его душа не успела окончательно загрубеть, и он сожалел о том, что просители относили отказ на его счет. Кто-то должен был выполнить эту работу, и Олфайри не мог отрицать, что находится на своем месте.
Естественно, он не был единственным диспетчером Пересадочной станции. Поток просителей направлялся в разные офисы. Но в сложных случаях коллеги приносили решение на его суд, и за ним оставалось последнее слово.
Пришел день, когда перед ним появился гуманоид с красновато-коричневой кожей, конечности которого заканчивались венчиком извивающихся щупалец, обитатель Хиннеранга. На одно ужасное мгновение Олфайри подумал, что перед ним — хирург, оперировавший его шею. Но сходство оказалось чисто внешним. Проситель не был хирургом.
— Это Пересадочная станция, — сказал Олфайри.
— Мне нужна помощь. Я — Томрик Хориман. Вы получили мое досье?
