Что может быть проще времени - Саймак Клиффорд Дональд
Блейна это особенно не поразило, он понимал, что втайне был готов к этому. Так или иначе, с точки зрения Райли это было простейшее разрешение сомнений предыдущей ночи.
На всякий случай Блейн обошел квартал.
Машины не нашел. Приходилось рассчитывать на себя.
Еще немного, и городок начнет просыпаться. надо успеть уйти до этого. Найти какое-нибудь место, где переждать день.
Минуту он стоял, ориентируясь.
Ближняя окраина лежит к востоку, решил он, так как мы въехали с юга и проделали милю-две по городу.
Блейн тронулся в путь, стараясь двигаться как можно быстрее и в то же время не привлекать внимания. Проехало несколько машин, кто-то вышел на порог за газетой, прошел человек — в руке корзина с завтраком. На Блейна никто не обращал внимания.
Дома стали реже, началась последняя улица города. Здесь плоскогорье кончалось, и рельеф пошел под уклон — поросшие лесом бугры и холмы, каждый чуть ниже, чем предыдущий. Впереди Миссури, понял Блейн. Где-то впереди, за последним холмом, шумит могучая река с ее песчаными отмелями и ивняковыми островами.
Он пересек поле, перелез через ограду и спустился в крутой овраг, где меж кустов бежал крохотный ручеек.
Опустившись на четвереньки, Блейн заполз в кустарник. Он нашел идеальное укрытие. За пределами города, и ничего такого, что могло бы привлечь людей: рыбу ловить слишком мелко, а купаться слишком холодно. Здесь его не найдут.
Здесь никто не учует сверкающее зеркало у него в мозгу; никто не крикнет: «Парапсих!»
А ночью он двинется дальше.
Он съел три сандвича, запил кофе.
Взошло солнце. Просачиваясь сквозь кусты, его лучи разбивались на мозаику света и тени.
Из городка слабо доносились звуки — рычание грузовика, лай собак, голос женщины, скликающей детей.
Как я уже далеко забрался после той ночи в «Фишхуке», думал Блейн, сидя под ивами и ковыряя веточкой в песке. Далеко от виллы Шарлин, от Фредди Бейтса. А до сих пор у меня не было времени поразмыслить об этом. То, что было неясно тогда, неясно и сейчас: правильно ли я поступил, убежав из «Фишхука», не лучше ли было, несмотря на слова Годфри Стоуна, остаться и испытать все, что ни уготовил бы ему «Фишхук».
Мысли вернули его к залитой светом голубой комнате, откуда все началось. Он видел ее, как будто был в ней только вчера — лучше, чем если бы был вчера. Чужие звезды мерцали над этой комнатой без крыши, колеса легко катились по гладкому голубому полу, а вокруг стояли странные предметы, которые могли быть и мебелью, и произведениями искусства, и всем чем угодно.
Все предстало перед ним как реальное — неправдоподобно реальное, без резких контрастов и без расплывчатости, со всеми без исключениями деталями и подробностями.
— Вот ты и вернулся! — приветствовал его, приподнявшись, лениво распластавшийся Розовый.
Он действительно был там.
Без машины или тела, без каких-либо приспособлений, только силой разума Шепард Блейн вернулся к Розовому, в его голубую комнату за пять тысяч световых лет от Земли.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Разум увидеть нельзя.
И все же Розовый видел его или чувствовал — во всяком случае, о присутствии разума Блейна он знал.
А Блейна это и не удивляло и не пугало. Он чувствовал себя так, как будто вернулся домой, и голубая комната казалась ему более знакомой и близкой, чем в первое посещение.
— Н-да, — удовлетворенно хмыкнул Розовый, оглядывая его разум. — Неплохая получилась парочка.
Ну конечно, подумала та часть разума, которая еще оставалась Шепардом Блейном, ведь я, или, по крайней мере, часть меня, или даже половина и в самом деле вернулась домой. Потому что на сколько-то процентов возможно, мне никогда не узнать, насколько я и есть сидящее перед ним существо. Я одновременно и Шепард Блейн, путешественник с Земли, и дубликат обитателя голубой комнаты.
— Ну, как дела? — любезно осведомилось существо. Как будто не знает само!
— Есть одна просьба! — торопливо сказал Блейн, спеша объяснить все до того, как ему придется покинуть эту планету. — Одна-единственная. Ты сделал нас как зеркало. Мы отражаем чужие мысли.
— А как же иначе? — удивился Розовый. — Разве можно по-другому? На чужой планете приходится экранизировать от черезчур любопытных разумов. Конечно, здесь, дома, нет нужды…
— Ты не понял, — запротестовал Блейн. — Твой экран нас не защищает. Он только привлекает к нам внимание. Из-за него мы чуть не погибли.
— Этого не может быть, — сердито оборвало его существо. — Погибнуть невозможно. Нет такого понятия, как смерть. Смерть бессмысленна. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Кажется, очень давно была планета…
Стало почти слышно, как существо перебирает пыльные архивные папки в заваленной знаниями памяти.
— Да, — подтвердило оно. — Было несколько таких планет. Это позор. Для меня это непонятно. Непостижимо.
— На моей планете, — сказал Блейн, — умирает все, поверь мне. Абсолютно все.
— Неужели все?
— Ну, точно не скажу. Возможно…
— Вот видишь. Даже у тебя на планете смерть не обязательна.
— Не знаю, — сказал Блейн, — кажется существуют и бессмертные вещи.
— То есть нормальные.
— Смерть не бессмысленна, — настаивал Блейн. — Смерть — процесс, благодаря которому на моей планете стали возможны развитие и дифференциация видов. Она не дает зайти в тупик. Это ластик, который стирает ошибки и открывает путь новым началам.
Розовый уселся поудобнее. Чувствовалось, как он устраивается, собираясь с мыслями, подтягиваясь, готовясь к долгому и плодотворному обсуждению и, может быть, спору.
— Может, ты и прав, — сказал он, — но такой путь слишком примитивен. Это кончится первоначальным хаосом. Есть лучшие решения. Существует даже этап, когда самосовершенствование, о котором ты говоришь, перестает быть нужным. Но прежде всего скажи, ты доволен?
— Доволен?
— Ты ведь стал более совершенен. Ты больше, чем обычный разум. Ты — это частично ты, частично я.
— Ты ведь тоже частично я.
Существо удовлетворенно хмыкнуло:
— Видишь ли, тебя сейчас двое — ты и…; а я — даже трудно сказать, сколько нас одновременно. Я так много путешествовал и нахватался всякого — разумов в том числе. Кстати, многих из них, откровенно говоря, можно было и не брать. Но, знаешь ли, хотя я сам странствую очень много, у меня в гостях почти никто не был. Ты не представляешь, как я признателен тебе за твой визит. Когда-то у меня был знакомый, который частенько меня навещал, но это было так давно, что и не вспомнишь. Кстати, ведь у вас измеряют время, то есть поверхностное время?
Блейн объяснил, как люди измеряют время.
— М-м, сейчас прикинем, — существо начало быстро подсчитывать что-то в уме. — По-вашему счету выходит приблизительно десять тысяч лет назад.
— Когда у тебя был твой приятель?
— Да, — подтвердил Розовый. — С тех пор ты мой первый гость. И ты сам пришел ко мне. Не дожидаясь, пока к тебе приду я. Ты был в машине…
— А почему, — поинтересовался Блейн, — ты спросил меня про наш счет времени? Ведь у тебя есть мой разум. Ты знаешь все, что знаю я.
— Естественно, — пробормотал Розовый. — Все твои знания во мне. Но я еще не разбирался в них. Ты не представляешь, что у меня там твориться!
Еще бы, подумал Блейн. Тут с одним-то лишним разумом не знаешь, как разобраться. Интересно…
— Ничего, — успокоил его Розовый. — Со временем все образуется. Потерпи немного, и вы станете единым разумом. Вы поладите, как ты считаешь?
— Но с отражателем ты и устроил нам…
— Я вовсе не хочу вам неприятностей. Я стараюсь как лучше. И делаю ошибки. И исправляю их. Снимать экран?
— Снимай, — поспешил согласиться Блейн.
— Я путешествую, — рассказывало существо, — не сходя с этого места. Сидя здесь, я бываю, где захочу, и ты не поверишь, как мало встречается разумов, стоящих обмена.
— Ну, за десять тысяч лет ты их, думаю, набрал немало.
