Макс Мах - Кондотьер
— Да, нет, — отмахнулся Генрих. — Восемьсот фунтов, не более. Разливайте! Итак?
— Правительство обеспокоено положением в провинциях… — Варламов открыл бутылку и стал разливать виски по хрустальным стаканом, но следил, кажется, больше за своей речью, чем за бутылкой.
— Провинции на то и существуют, чтобы беспокоить, — пожал плечами Генрих. — Сначала их приобретают, как триппер, а потом удивляются, что зудит.
— Это вы про Хазарию или Сибирское ханство? — Варламов не улыбался, он был серьезен.
— Вообще-то про Сянцзан и Афганистан, на худой конец, про Померанию и Мекленбург.
— В Сянцзане вы нам не нужны, — покачал головой Варламов. — Зачем? Уж всяко-разно две-три штурмовые дивизии Россия поднять еще может. Армия сдюжит, не сомневайтесь, даже при нашем нынешнем бардаке. А афганцев те же татары с жидами вырежут. Без проблем, как выражается нынешняя молодежь.
— Вот как! — задумчиво произнес Генрих. Он был удивлен, не без этого. Но все-таки не ошеломлен. Чего-то в этом роде он, на самом деле, от всех этих варламовых и ожидал, но даже ему, как выяснилось, не хватило цинизма, чтобы оценить их по достоинству.
«Татары с жидами… Н-да, те еще деятели!» — иудеев в Хазарии хорошо если набиралось процентов пятнадцать, да и те исторически носили прозвище жидовинов, а не жидов, как их европейские единоверцы. Но важнее другое — Хазария являлась частью России с пятнадцатого века, Сибирское ханство — с семнадцатого. Назвать эти земли — а их именования входили и в титулование российских императоров — провинциями все равно, что считать нацменами литвинов или поляков.
«Или малороссов…»
— Ну, а в Хазарии чем я могу быть вам полезен?
— Кое-где поднимают голову сепаратисты…
— Жандармерия разучилась ловить мышей? — оскалился Генрих, принимая у Варламова стакан с виски.
— Не разучилась, — покачал головой собеседник, — но даже самый большой кот не справится с армией крыс.
— Генерал Бекмуратов с такой оценкой отдельного Корпуса согласен?
— Не знаю, право, — пожал плечами Варламов. — Но в Сянцзане наши доблестные жандармы, мягко говоря, опростоволосились. И восстание, извините за выражение, просрали, и удар не выдержали. А ведь там стояла целая бригада! С артиллерией, между прочим, и бронетехникой. Каково!
— Да, удручающе, — согласился Генрих. — А армию, стало быть, вы боитесь использовать из-за ее, так сказать, национального состава.
— Именно так.
— И кем же я, по-вашему, должен командовать?
— У вас ведь есть свои люди? — прищурился Варламов.
— Есть, — кивнул Генрих. — Две-три бригады. Четыре, если вымести всех подонков Европы подчистую. Но это дорого вам станет, да и недостаточно для таких густонаселенных районов. Объявлять вербовку в обеих Америках? Долгая история, и не факт, что ваши «друзья» в Пруссии, Австрии или Голландии не захотят воспользоваться моментом.
— Об этом и речь! Тут медлить нельзя! — оживился Варламов. — Дело следует сделать быстро и решительно, чтобы ни здесь, ни там никто и чирикнуть не успел. Жандармерия, к слову, понадобится, чтобы наших либералов и социалистов утихомирить, а армия на границах потребна. В Европе неспокойно, и не мне вам об этом рассказывать. Сами знаете, небось!
— Все равно не пойму, с кем же прикажете приводить к смирению непокорные провинции?
— С народным ополчением! — судя по всему, иронии, небрежно спрятанной в вопросе Генриха, Варламов даже не заметил.
— С дружинниками Половцева и Семака?
— Их, между прочим, до ста тысяч набирается, и подготовку какую-никакую получили!
— Вот именно, какую-никакую. Мне рассказывали, что дружинники эти, скорее бандиты, чем солдаты.
— А для такого дела, Генрих Романович, солдаты и не нужны. Бандиты даже лучше. Мятеж следует не просто подавить, мятежников надо раздавить. И так это проделать, чтобы и другим неповадно стало. Вы ведь понимаете меня?
— На каталонский манер? — Генрих сделал аккуратный глоток виски и теперь закуривал. — Аля полковник Кейн?
— Скажете, плохо получилось?
— Вообще-то, плохо, — выпустил дым Генрих. — На мой вкус.
— А на мой вкус — вполне! — Варламов взял из потемневшей от времени деревянной, инкрустированной старым серебром сигарницы светлую «кохибу» и потянулся за настольной гильотинкой.
— Отчего же не пригласили его? — Генрих наблюдал за тем, как Варламов раскуривает сигару и думал о превратностях судьбы. Пару дней назад его чуть не убили, случайно перепутав с Кейном. Впрочем, случайно ли? И действительно ли перепутали? Начинало казаться, что нет.
— Кейн — чужой! — пыхнул дымом Варламов. — А вы мало что свой, доморощенный, так еще и с историей. И в Хазарии, может статься, человек не чужой.
— Звучит цинично.
— Зато честно.
— Это да, — согласился Генрих. — Хорошо, я обдумаю ваше предложение, но прежде — огласите цену.
— Всем выходцам из империи, вам, Генрих Романович, в первую очередь, полное забвение прошлого.
— Амнистия? — уточнил Генрих.
— Забвение, — повторил Варламов.
— А на бумаге вы это как оформите?
— Не бойтесь, не в первый раз! Так сформулируем, что и нам спокойно будет, и вас никто по судам не затаскает.
— Я в таких делах на слово не верю, — покачал головой Генрих. — Сначала я должен увидеть документ.
— Хорошо, через… — Варламов задумался. — Через три дня, я думаю. Да, пусть будет три дня!
— Значит, через три дня.
— Так вы согласны? — снова оживился Варламов.
— На что?
— На мое… на наше предложение!
— Я должен все обдумать, и ведь я ничего еще не слышал о гонораре.
— Вам миллион…
— Рублей?
— Золотых рублей, — подтвердил Варламов. — Остальным обычные расценки плюс 15 процентов.
— Двадцать пять.
— Вы с ума сошли!
— Не сошел, но, если вы предлагаете менее двадцати пяти процентов, мне и думать не о чем.
— Китайцы готовы платить вам двадцать пять процентов?
— Право, не знаю! — усмехнулся Генрих. — Но вы заплатите. Впрочем, и я еще не согласился, так что думайте!
* * *Генриха не было полчаса. Может быть, чуть больше. Ей показалось — очень долго. Поговорил коротко с Павлом Георгиевичем и ушел куда-то наверх. Если верить Бекмуратову, в кабинет Нелидова, — чтобы встретиться там со статс-секретарем Варламовым, но самого Петра Андреевича она не видела. Тот, похоже, воспользовался другим входом.
«Знать бы еще, в чем интрига!»
Но чтобы понять «что к чему» и «зачем», не дурно было бы для начала узнать, отчего такой ажиотаж вокруг фигуры полковника Шершнева и зачем, черт побери, премьер-министру понадобился собственный кондотьер! Начать, разумеется, стоило с Генриха.
«Что ж, рассмотрим вводные, как они есть…»
Не претендуя на основательность своего знания, Натали все-таки отнюдь не поверхностно разбиралась в вопросах современной истории, а потому скромный чин Генриха — полковник — в заблуждение ее не ввел. Полковник — не звание, а дань традиции, не более, но и не менее. На самом деле, из того что помнила Натали, получалось, что с тем же успехом Генрих мог называть себя и генералом.
«Как минимум генерал-лейтенант… как максимум…»
Среди людей, начальствовавших в Великую войну над сопоставимыми воинскими контингентами, армиями и фронтами, крепостями, городами и провинциями, легко припоминались и генерал-полковники, и генералы от инфантерии и кавалерии, и даже маршалы и фельдмаршалы, если иметь в виду галлов и австрияков, но отчего бы их и не иметь?
Мысль получилась двусмысленная. От нее Натали сначала едва не бросило в жар, а потом пробило на смех. Она не засмеялась все-таки, но улыбнулась, и улыбка эта не осталась незамеченной.
— У вас хорошее настроение, мон шер? Вспомнили что-то приятное? — рядом с ней, буквально за левым плечом Натали, стояла графиня Нелидова. Невысокая, изящная, все еще более чем привлекательная, несмотря на возраст. На рельефно вырезанных губах вежливая улыбка, в глазах — вопрос.
— Да, ерунда всякая в голову лезет, — честно призналась Натали. — Думала о французах, пришел в голову каламбур, «улыбнуло».
— Господи прости! — притворно ужаснулась Софья Викентьевна. — И вы туда же! Титулованная особа, а изъясняетесь как, извините за выражение, э… работница из-за Нарвских ворот!
— Хотели сказать, как шлюха из-за Московских?
— А что нынче шлюхи за Московской заставой обретаются?
— А черт их знает, любезная Софья Викентьевна, это я так — фантазирую от слабого знания предмета.
— А если серьезно, — улыбка Нелидовой стала еще шире, но во взгляде плескалось нечто уже вовсе безумное. — Вы давно с… полковником?
— Два дня, — как на духу призналась Натали. — Но оно того стоило. Впрочем, вы же знаете.
