Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)
Монт усмехнулся: в присосках лучше двигаться по ровному, в когтях — по неровному. Но с присосками было бы лучше, особенно если бы их объединить с когтями. Тогда на ровных участках он бы пользовался присосками, а на неровных, трещиноватых — когтями.
Привязав верёвку к первому крюку с кольцом, Монт осторожно пополз вверх. Он вспоминал предыдущие восхождения, которые когда-либо проделывал: и на Севере, и на Юге, и на Западе, и на Востоке.
На Севере он, по сути, учился лазать по скалам. Там учились все, несмотря на то, что на Севере самые гладкие Стены. Но зато Север дольше освещался солнцем, и потому хорошо заметны впадины, углубления и трещины, которые потом, в темноте, придётся распознавать лишь пальцами.
На севере жили странные люди. Они словно поставили целью жизни научить как можно большее количество людей скалолазанию. «А чем ещё заниматься в Долине?» — удивлялись они, когда их спрашивали, почему они так поступают. И это несмотря на то, что здесь больше света, и лучше всего росли растения. Или, может, именно поэтому у местных больше свободного времени: им не приходится много ухаживать за посадками, вот и занимаются скалолазанием. Но и из них никто не добрался до верха Стены.
Западную Стену Монт вспоминал со странным чувством. Сюда поднимались охотнее всего, низ Стены весь исцарапан когтями скалолазов и истыкан крючьями. Многие пытались взобраться наверх именно здесь, забывая о том, что западная Стена забирала и больше жертв. Была она коварной, и, казалось, надёжно вбитый крюк неожиданно вырывался как раз тогда, когда в нём становилась наибольшая необходимость, бросая хозяина вниз на десятки метров. Порой вслед за первым вырывались и следующие…
Но не поэтому у западной Стены погибали чаще. Вступали в действие законы статистики: западную Стену пыталось штурмовать больше людей, поэтому и погибших больше.
На Юге… На Юге очень темно и холодно. Там Стена поднималась круче прочих, да вдобавок часто покрывалась водяной пленкой. А подниматься по мокрой скале чрезвычайно тяжело, практически невозможно. Это знает любой начинающий скалолаз.
Воды на Юге было столько, что из-под каменных осыпей выбегали ручьи и ручейки, сливаясь в небольшую речушку. Она причудливо петляла по Долине и в конце концов иссыхала на подходе к дальнему Северу, разобранная для полива многочисленных сельскохозяйственных угодий и высушенная теплом светила.
Монт бывал и на Востоке, где поднимался неоднократно — но много севернее, чем сейчас. Именно на Восточной стене и был участок отца — это всё, что отец счёл необходимым сообщить Монту поначалу. Но Монт и сам, после долгих размышлений, понял, почему подниматься по Восточной Стене выгоднее: она ниже Западной! Просто удивительно, как до этого никто не додумался ранее. Именно поэтому солнце освещало её не так долго. Или… многие считали, что несколько сот лишних метров не стоят нескольких лишних часов в темноте?
А совсем недавно отец рассказал ему, что именно на Восточной Стене он когда-то добрался до начала расселины в скале, причём на значительной высоте, после шести ночёвок! Он увидел расселину, но не смог подобраться к ней.
— И вот там-то, — говорил отец, — мне кажется, и можно подняться.
— Да, расселина — это хорошо, — соглашался Монт. Но сам думал: неужели на двух основных Стенах — Восточной и Западной — на всём их громадном протяжении, находится всего-навсего одна-единственная трещина, способная вывести человека наверх? Неужели нет других, и неужели не было людей, которые не нашли хотя бы одну? А может, такие были, и есть? Но во всём виновата проклятая скрытность, из-за которой каждый узнавший что-то новое наглухо закрывал его от других и не делился ни с кем, ну, может, кроме членов своей семьи.
Или же правы те, которые утверждают, что выхода из Долины нет нигде, и что если бы он был, его бы давно обнаружили.
— Не в силах человека подняться на Стены, — утверждали они. — Для того и созданы Стены, чтобы показать ограниченность возможностей человека.
Похоже, они были правы: разве появлялись в Долине новые, неведомые доселе вещи?
— Если бы кому-то удалось найти выход наверх, разве он промолчал бы об этом? — спрашивали одни.
— Он отыскал выход — и ушёл, — возражали им.
— Кто ушёл? — спрашивали скептики. — Расспросите все семьи: разве кто-либо исчезал бесследно?
И, действительно, таких случаев не было, никто не объявлял о пропавших родственниках. А если кто и пропадал на несколько дней, предупредив, что собирается подниматься на Стену, то либо возвращался в положенный срок, либо его находили под Стеной, покалеченным или мёртвым. Лишь несколько случаев за всю память стариков говорили о бесследных исчезновениях… но Монт предпочитал не верить сплетням. И всё больше и больше склонялся к мысли, что выход из Долины найти очень сложно. Во всяком случае, в одиночку.
«Вот если бы собрались лучшие скалолазы, — мечтал он порой, — и чтобы помогали друг другу… И чтоб им было не зазорно пользоваться чужими крючьями и чужой верёвкой…»Но не всеми старыми крюками можно пользоваться: высокая влажность воздуха приводила к быстрой коррозии, и крюки из обычного железа не могли долго сохраняться в скале и ломались при малейшей нагрузке. Тут нужны специальные крюки, из специального железа. А секрет их изготовления знал далеко не каждый кузнец.
Монт подтягивался, отыскивая очередной крюк с кольцом, просовывал в него верёвку, закреплялся, отдыхал и вновь продолжал неустанное движение наверх. Пока он пользовался отцовскими и дедовскими крюками, вбитыми им ранее, приберегая свои на попозже. Крючья лишь чуть потемнели от времени, но не поржавели. Их Монт получил в подарок. Предки не жалели денег на спасительный металл.
Но где находился участок деда, Монт не знал. Может быть, отец продолжил его восхождение. «А руны? — спросил он сам себя. — А руны стёрлись».
Иногда Монту казалось, что если бы никто не скрывал от других наиболее удачное место, то, может, выход из Долины был бы найден ещё при жизни деда.
«И если бы оставляли верёвку, — думал он, — то в следующий раз другим было бы легче подниматься. А чтобы верёвки не боялись сырости, их можно было бы… смазывать гусиным жиром! Ведь гуси совсем не намокают, когда купаются в воде. Почему никто не додумался до этого? А может, кто-нибудь и додумался, но хранит секрет и никому не раскрывает. Не потому ли и снимают верёвки?»
Но затем Монт спохватился: по скользкой верёвке нельзя взбираться, если сорвёшься с крюка! Ему стало стыдно: почему он не подумал об этом раньше?
Вбитые в скальную стену крючья закончились. Далее приходилось двигаться самостоятельно, не опираясь на помощь прошлого.
Но ему неожиданно повезло: он добрался до узенького карниза, что поднимался с лёгким уклоном вдоль Стены и, осторожно переступая, принялся пробираться по нему. Тут идти можно, не забивая крючьев, а лишь разматывая за собой страховочную верёвку, да ту, за которую можно потом втащить вьюк с припасами. Что он и сделал, остановившись в месте, где карниз начал исчезать, уходя в Стену. Здесь он вбил очередной крюк и закрепился.
Хитроумный замок, удерживающий вьюк от падения, но не препятствующий движению верёвки вверх, щёлкнул, и Монт, опираясь на заблаговременно вбитый крюк, к которому привесил систему блоков, легко втащил груз наверх.
Монт посмотрел вниз, на расстилающуюся под ним панораму Долины. Она ещё не расстелилась полностью: западной Стены видно не было. Вернее, не видно подножия западной Стены. Но и то, что можно разглядеть, скрывалось в густых облаках. А самый верх Стены увидеть нельзя никогда: он постоянно скрывался либо в туманной дымке, либо в солнечном сиянии на облачном слое.
Длинное и узкое солнце вспыхнуло над Долиной: светило достигло зенита и осияло клубящуюся в вышине мглу, трансформирующую солнечные лучи в ровный неяркий свет. Потому-то и стремились люди к нему, что был он недостижим, непостижим и неведом. Но, по крайней мере, им было куда стремиться. Ведь и у холмов есть вершины, и острые пики не уходят на бесконечную высоту. Значит, и у Стен должны быть края.
Подъём замедлился: Монту приходилось не просто продевать верёвку в кольцо крюка, не просто подтягиваться и переползать от одного крюка к другому, с одного уступа на другой, но пришлось и пустить в действие широкий пояс с крюком, и, постоянно перецепляясь, продолжать движение кверху. Он зацеплялся карабином пояса за кольцо последнего вбитого крюка, отыскивал упоры для ножных когтей — какие-нибудь малозаметные трещинки и впадины — затем точно так же разыскивал подходящее место, куда можно вбить очередной крюк, вбивал его, продевал в кольцо страховочную верёвку, подтягивался — и всё начиналось снова.
Подтянув тюк с провизией, Монт решил перекусить, а потом двинуться дальше.
