Нулевое досье - Гибсон Уильям
– Я подписала через агента. – (Откусывая от тоста и принимаясь недоверчиво жевать.)
– Я хотела быть здесь. Потом он поехал в Нью-Йорк вместе со мной. Не работал тогда. А дальше они начали что-то готовить. К выборам Обамы. Что-то они такое затеяли.
– Что?
– Не знаю. А знала бы, не сказала, потому что обещала молчать. Я просто с головой ушла в книгу. Он стал появляться реже. Потом вообще перестал появляться.
– Тебе хочется его вернуть?
Холлис молча пожала плечами.
– С тобой непросто, ты знаешь? – сказала Хайди.
Кивок.
– Надо бороться. – Хайди встала и, войдя в ванную, выплеснула кофе с виски в раковину. Потом вернулась и налила себе новый. – Чувствуешь себя в подвешенном состоянии?
– Да.
– Это не дело, – сказала Хайди. – Позвони ему. Провентилируй ситуацию.
– Нет.
– Телефон его есть?
– Только для экстренных случаев.
– В каком смысле?
– Если у меня будут неприятности из-за знакомства с ним.
– Все равно позвони.
– Нет.
– Ну и дура. А это еще что за херомундия? – (Ошалело глядя в открытую дверь ванной.)
– Твой душ.
– Шутишь.
– Подожди, когда увидишь мой. А в коробках что? Бетонные плиты?
Коробки так и стояли у стены, где она их поставила вчера, когда забрала у Роберта.
– Прах, – ответила Хайди. – Из крематория.
– Чей?
– Джимми. – (Джимми был бас-гитаристом «Ночного дозора».) – Некому было забрать. Он всегда говорил, что хочет лежать на кладбище в Корнуолле, помнишь?
– Нет, – ответила Холлис. – Почему в Корнуолле?
– Понятия не имею. Может, потому что меньше всего похоже на Канзас?
– Много как-то праха.
– Еще мамина урна.
– Твоей матери?
– Все руки не доходили захоронить. Убрала в подвал вместе с гастрольными вещами. Не могла же я оставить их у муйла? Отвезу обе в Корнуолл. Все равно у Джимми матери не было.
– Ясно, – ответила Холлис, не зная, что сказать.
– Где этот Корнуолл, кстати?
– Я тебе покажу. На карте.
– Пошла я нахер в душ, – объявила Хайди.
12
Оружие подчинения
Кабинет Бигенда, куда наконец провели Милгрима, был без окон и неожиданно маленький. Может, это и не был лично его кабинет. По крайней мере, рабочим кабинетом помещение не выглядело.
Молодой швед, провожавший Милгрима, положил на деревянный стол серую папку и тихо вышел. Стол был совершенно пустой, если не считать помпового ружья, по виду – из замороженного клубничного йогурта.
– Что это? – спросил Милгрим.
– Макет одного из первых совместных продуктов «Тазер интернешнл», который выпускает электрошокеры, и «Моссберга», который делает помповики. – На Бигенде были прозрачные одноразовые перчатки из тех, что продаются рулонами, как полиэтиленовые пакеты. – Оружие подчинения.
– Подчинения?
– Так они его называют. – Бигенд одной рукой взял помповик и покрутил, чтобы показать Милгриму с разных сторон. На вид ружье было невесомым. Полым, из какого-то пластика. – Я пытаюсь понять, аналогично ли это тому, что Роберто Кавалли моделирует тренчкот для H&M.
– Меня засекли, – сказал Милгрим.
– Что? – Бигенд поднял взгляд.
– Сегодня утром меня сфотографировала полицейская.
– Что за полицейская?
– Американская китаянка. Одета как учительница воскресной школы. На свитере вышит флаг Южной Каролины.
– Сядьте, – сказал Бигенд.
Милгрим сел, примостив на колени пакет из «Хакетта».
– Откуда вы знаете, что она из полиции? – Бигенд снял перчатки, смял и бросил на стол.
– Просто понял. Не обязательно из уголовной, хотя тоже не исключаю.
– Вы ходили по магазинам. – Бигенд смотрел на пакет. – Что купили?
– Брюки. И рубашку.
– Мне сказали, Ральф Лорен покупает одежду в «Хакетте». Исключительно сложная концептуальная информация. Вне зависимости от того, верна ли она. – Он улыбнулся. – Вам нравится делать там покупки?
– Не понимаю этого, – ответил Милгрим. – Но мне нравятся их брюки. И некоторые рубашки, что попроще.
– Чего вы не понимаете?
– Про англичан и футбол.
– В каком смысле?
– У них это всерьез? У «Хакетта»?
– Вот за это я вас и ценю. Вы без усилий зрите в корень.
– Так всерьез?
– Некоторые считают, что двойное отрицание равносильно утверждению. Где эта женщина вас сфотографировала?
– В кофейне возле гостиницы. Севн-Дайлс.
– И вы сообщили…
– Вам.
– Не говорите больше никому. Кроме Памелы. Я ей скажу.
– Оливеру не говорить?
– Нет, – ответил Бигенд. – Оливеру ни в коем случае. Вы с ним сегодня разговаривали?
– Он велел мне оставить телефон в номере, включенным и на зарядке. Сказал, что должен его перепрограммировать. Я еще туда не возвращался.
Бигенд уставился на розовый помповик.
– Почему он розовый? – спросил Милгрим.
– Сделан на три-дэ-принтере. Не знаю, почему там все розовое. Наверное, цвет по умолчанию. Телефоны – проект Оливера. Поэтому не забывайте, что вас могут прослушивать, будь то разговор, эсэмэс или мейл. Впрочем, мы в Англии, а здесь так и так могут прослушивать всё.
– Вы не доверяете Оливеру?
– Не доверяю, – ответил Бигенд. – А пока продолжайте заниматься своими делами, будто не заметили, что вас сфотографировали.
– А какие именно у меня дела?
– Вам понравилась Холлис Генри?
– Она мне показалась… знакомой, что ли.
– Она пела в рок-группе. «Ночной дозор».
Милгрим вспомнил большую черно-белую фотографию. Плакат. Холлис Генри (моложе, чем сейчас) стоит, поставив на что-то ногу, коленкой вперед. Узкая твидовая мини-юбка, преимущественно из распоротых швов. Где он это видел?
– Вы будете работать с нею, – сказал Бигенд. – Новый проект.
– Переводить?
– Вряд ли. Тоже по поводу одежды.
– Тогда в Ванкувере… – начал Милгрим и осекся.
– Да?
– Я нашел сумочку. В ней была крупная сумма денег. Телефон. Бумажник с карточками. Ключи. Сумочку с бумажником, карточками и ключами я бросил в почтовый ящик. Деньги и телефон оставил себе. Вы начали звонить. Я вас не знал. Мы стали разговаривать.
– Да, – сказал Бигенд.
– Поэтому-то я сегодня здесь?
– Да.
– Чей это был телефон?
– Помните, в сумочке лежало кое-что еще? Черный пластмассовый блок, примерно в два раза больше мобильника?
Милгрим кивнул.
– Это был шифратор. Мой. Сумочка, которую вы нашли, принадлежала моей сотруднице. Я хотел знать, у кого телефон. Оттого и позвонил.
– А почему вы звонили снова и снова?
– Потому что вы меня заинтриговали. И потому что вы отвечали. Потом у нас начались разговоры, которые привели к встрече и, как вы говорите, к тому, что вы сейчас здесь.
– Это обошлось вам… – Милгрим задумался, – дороже, чем «тойота-хайлюкс»?
У него было чувство, будто на него смотрит психотерапевт.
Бигенд легонько склонил голову набок:
– Не уверен, но, возможно, да. А к чему это?
– Вот и я хочу спросить, к чему? Отчего вы так поступили?
– Я слышал про клинику в Базеле. Очень дорогая, с очень неоднозначной методикой. Мне было интересно, получится ли у них с вами.
– Почему?
– Потому что я любопытен и могу себе позволить удовлетворять свое любопытство. Врачи, смотревшие вас в Ванкувере, мягко говоря, оптимизма не выказали. Я люблю трудные задачи. И даже в тогдашнем своем состоянии вы были потрясающим переводчиком. Позже, – Бигенд улыбнулся, – стало ясно, что вы примечаете много интересных подробностей.
– Меня бы уже не было в живых, да?
– Насколько я понял, да, если бы вы слишком быстро завязали, – ответил Бигенд.
– Чем я могу вам отплатить?
Бигенд потянулся было к помповику, словно хотел постучать по нему пальцами.
– Не считайте, что должны отплатить мне жизнью. Я удовлетворял свое любопытство, и то, что вы живы, – просто побочный продукт.
– Столько денег…
– Цена моего любопытства.
