Пляски с волками - Александр Александрович Бушков
И снова – специфика Косачей. После последнего раздела Польши и присоединения этих земель к Российской империи именно через Косачи проходил большой тракт Варшава – Санкт-Петербург, по которому туда и оттуда возили превеликое множество разнообразных товаров и пролегал путь перевозки пассажиров и почты. Так что город, даже не уездный, был крупным торговым центром с большой ежегодной ярмаркой, и в пору расцвета здесь обитало вдесятеро больше народу, тысяч тридцать.
Потом процветание обрушилось. Через несколько лет после освобождения крестьян проложили железную дорогу Варшава – Санкт-Петербург, до сих пор пролегавшую километрах в пятидесяти севернее. Возить по ней товары оказалось и быстрее, и дешевле, туда же отхлынули и путешественники, туда перебралась почта. В какие-то несколько лет город опустился до нынешнего своего убогого состояния…
Что интересно, мой добрый приятель Федя Седых увиденному нисколько не удивился. Оказалось, у них в Красноярском крае когда-то имела место быть схожая картина. В нескольких километрах севернее Красноярска лежал город Енисейск, и через него когда-то проходил главный тракт из Европейской части России. Переместившийся позже южнее, стал проходить через Красноярск, но все равно до самой революции губерния именовалась не Красноярской, а Енисейской. Федя говорил, что видел в Енисейске совершенно ту же картину: множество построенных на века большущих зданий, частично заброшенных. Захолустный райцентр и не более того…
Точно так же обстояло и с Церковной площадью, мимо которой мы как раз проезжали: не вплотную друг к другу, но в прямой видимости вздымались горделиво православный храм, католический костел и лютеранская церковь – опять-таки возведенные с нешуточным размахом. Православных и католиков в Косачах хватало до сих пор, так что оба храма работали (с приходом наших никто их не стал закрывать, не та была политика в отношении церкви), а вот лютеранскую кирху закрыли еще в начале века, когда лютеран практически и не осталось…
За городом Петруша прибавил газу, вскоре свернул с дороги с оживленным движением на узкую проселочную, где не попалось ни встречных, ни попутных машин, не было ни единого человека. Вокруг была, конечно, не чащоба, но с обеих сторон к дороге вплотную подступали сосны и ели с редкими вкраплениями берез. Свежесть, запахи хвои, спокойная тишина… В таких местах плохо верится, что где-то не так уж далеко гремит война.
– Остановишь у спуска, – распорядился я. – У нас ведь не было приказа нестись сломя голову…
Вскоре он остановился у пологого спуска длиной примерно с полкилометра. Вид оттуда открывался великолепный, на несколько километров вокруг, и я им откровенно любовался – впервые был в этих местах.
Внизу, в полукилометре, почти сразу за спуском стоял не просто особняк – и в самом деле «палац», по-польски дворец, фамильное гнездо шляхтичей Косач-Косачинских, когда-то владевших всей округой, в том числе и землями, на которых расположился город Косачи. Громадное красивое трехэтажное здание постройки начала восемнадцатого века, с двумя крыльями, большими полукруглыми парадными лестницами и десятком кирпичных домиков вокруг – флигеля, конюшни и прочие службы, вплоть до псарни. В башенке над главным входом часы, опять-таки оформленные, как выразился бы Остап Бендер, с пошлой роскошью – светло-синий циферблат в человеческий рост, соответствующих размеров ажурные золоченые стрелки, золоченые вычурные цифры. Что ж, шляхтичи былых времен (подсеченные под корень вовсе даже не большевиками, а царской администрацией Александра Второго) знали толк в роскоши и денег на свои прихоти не жалели…
Стрелки уже восемьдесят с лишним лет как застыли на семнадцати минутах четвертого, неизвестно, дня или ночи – кто бы интересовался такими пустяками? С тех самых пор, как тогдашнего «старшего пана»[20], ввязавшегося во второе польское восстание, лишили всей нажитой непосильным трудом недвижимости и со всей семьей определили в сибирскую ссылку, откуда он вернулся лет через пятнадцать, но ничего из конфискованного назад не получил, кроме двухэтажного дома в Косачах, по сравнению с палацем выглядевшего прямо-таки собачьей конурой. Там он, а потом его сын и обитали до семнадцатого года. Сын куда-то пропал после семнадцатого, внучка запропастилась в вихре революции и последующих бурных событий – вроде бы вышла замуж и приняла фамилию мужа, в точности никто не выяснял, не было такой надобности. Одним словом, род пресекся.
С тех самых пор палац и остался бесхозным. Земли перешли к новым владельцам, а вот на домину никто не польстился – во второй половине девятнадцатого века было бы чересчур накладно содержать этакую махину. Перед революцией здесь были постоем солдаты расквартированного в Косачах пехотного полка, немцы устроили здесь склад боеприпасов, а в остальное время палац был необитаем, так что, понятное дело, никто не озаботился починить часы или хотя бы забрать в музей циферблат. В городе ходили вялые слухи, что в палаце обитает привидение кого-то из старых Косач-Косачинских, а где-то в подземельях зарыт клад, но никто никогда не искал клада и не стремился проверить рассказы о привидении. Слишком много таких легенд кружит о старинных зданиях, и насчет призраков, и насчет кладов, но если они, как в данном случае, вялые и особого распространения не получают, ни к каким конкретным действиям не приводят. (Когда мы занялись и палацем, нам подготовили краткую справку о его истории, а заодно и по последним Косач-Косачинским.)
Вокруг палаца далеко раскинулся парк из вековых лип (явно завезенных когда-то сюда из других мест, сами по себе липы в этих местах не росли). Неподалеку от палаца идиллически протекала неширокая медленная речушка с прозрачной водой (Федя Седых говорил, они там ловили и рыбу, и раков). Наличествовали и кое-какие приметы уже обустройства военных лет: вокруг палаца почти безукоризненным кругом шла просека, деревья убраны, а по просеке тянется ограда выше человеческого роста из колючей проволоки на аккуратно вытесанных кольях (очень может быть из тех самых срубленных лип). Это уже немцы постарались, когда устроили здесь склад боеприпасов: просека шириной метров в пять, ограда, высокие деревянные ворота (обе створки со времени драпа немцев так и остались распахнутыми, и меж ними уже выросла трава).
А это уже наше обустройство: аккуратным рядком вытянулись семь больших, выцветших армейских палаток, способных вместить взвод солдат (одна из них, надо полагать, продсклад). Восьмая гораздо меньше – явно для офицеров. Тут же дымит полевая кухня (ну да, время к обеду), и тут же – немаленькая поленница. У ворот стоит «Виллис», должно быть, Федин. Людей не
