Александр Головков - Битва за рай
Потом Сергеевна хотела еще одну карамельку внучке выписать, бросила денежку, а мусоропровод не сработал. Это означало, что теперь и сантехника вызвать было невозможно, чтобы починить механизм. Но никто не огорчился:
— Лучше уж туда, чем оттуда.
— А чтобы и оттуда тоже, Президент нужен хороший.
— Да не Президент, а сантехник…
Монолог Харона с Цербером на поводке
— Посмотри, какая красота кругом. Вечные сумерки. Черные тюльпаны цветут. А воздух-то, воздух!.. Фу. Что, песик, приуныл? Облаять некого? Неправда, мир грешен. Вот у этой горки Сизиф работает. Сизиф, ты здесь? Где? Почему не работаешь? Опять перекур? Что, уже сделал? Чего ты наворочал? Смотри-ка, передовик… Почему камень такой маленький взял? Халтуришь! Бери вон тот! Понятно, большой. Работать так работать. Здесь тебе не санаторий. Я тебе дам помощника! С помощником и дурак сделает. Может, тебе еще и зарплату платить? Тебе сказали это делать. Вот и делай. Сейчас Цербера отвяжу! Да, всю жизнь на одном месте работать будешь. Ты не вниз кати, а вверх. Сколько сегодня камней закатил? А почему так мало? Когда перевыполнять будешь? Боишься, нормы повысят? Ты не о себе думай, а об общем благе. Что значит, на кой… Разговорился… Нужна эта работа. Нужна! Я сказал. Работай, не халтурь, не срок отбываешь, наверно. Что? Ну и что ж, что загробная. Жизнь — она и есть жизнь. Что абсурд? Вся жизнь — абсурд! Камю сказал. Сосед твой. Хватит ругаться. Прописан? Прописан. Какая разница, где жить. Выписать? На волю хочешь? Тебе дай волю. Как это ты не знаешь, что делать? Вон камней сколько… Ну ты загнул! Вплавь через Ахеронт еще никто не перебрался. Перевезти? Ты меня просишь? Я назад не вожу. Я и за взятку не повезу. Что ты требуешь? Льготы? Пенсию? Требуешь создать в аду райские условия? Хлеба и зрелищ ему… Девочек не надо? Какая забастовка? Это тебе не Кузбасс. Революционер… Что ты там еще ворчишь? Цербер, гавкни на него! Так его, в три пасти. Ишь, социализма захотел… Ну, пойдем, много их еще… Вон пятьдесят девиц воду в бездонный колодец носят. Ух, сейчас повеселимся с бабами. Женский труд у нас в почете…
Битва за рай
Мировая война. Бой был страшен. После перестрелки сошлись в рукопашную. Русские и немцы. Возле райского местечка, в котором располагалось село Малая Щедруха. На узком отрезке фронта противники сосредоточили большие силы. И была бойня. С той и с другой стороны погибли многие. В иных взводах уцелело всего по пять человек.
Понятно, те, кто остался в живых, после боя отошли в тыл — помыться, отдохнуть, горе залить да проспаться, чтобы затем с новыми силами. А вот те, кто смертью пал, тем некогда было ерундой заниматься: только выскочит чья душа из мертвого тела, глядь — а тут других таких же больше, чем живых на земле осталось. И всем на небо надо, у всех один путь. Смотришь, вот только что дрался с ним, с гадом, он тебя убил, а теперь сам норовит вознестись, чтобы раньше тебя в рай попасть. Я его хап за штаны:
— Куда летишь? Тебе в ад надо!
А он:
— Hande weg! Mein Gott ist hier! Geht zumTeufel![9]
И снова рукопашная. Я его под дых, он меня мордой об колено, а обоим — хоть бы что, ни одной царапины: души же бестелые. И другие кругом так же помыкались, кто кого к земле оттолкнет, чтобы самому ввысь… Да пустая эта трата времени: сдалась. Там, у ворот райских рассудят, кому куда. Разделились мы тут. Немцы, они во всем порядок любят, построились взводом и строем в ногу — на небеса. А мы как бежали толпой, так и понеслись…
Вот торопимся мы узреть, где на семи холмах небесных град райский, окруженный стенами непревзойденными с вратами узкими для безгрешных… Боимся, в мирное время нелегко человеку в те врата пройти, а каково в наше военное… Там и с других фронтов, небось, и моряки потонувшие, и простые граждане — и поляки, и англичане, и макаронники, и те, кто нынче умер, и кто вчера, кто девять дней назад — всем в рай хочется: христиане же все. Как представили мы толпу несусветную, рай осаждающую, — мурашки по спине: а ну опоздаем, места кончатся или вытолкнут нас из очереди, а то и вовсе не заметят в такой толпе ангелы белокрылые. Спешим: то немцы нас обгонят, то мы их. Вот уж небо кончается — ни холмов, ни стен городских. Дух захватило, приостановились мы, озираемся: то ли заблудились? Куда дальше? Немцы — с нами же — тоже растерянность выражают, в разные стороны в пустоту вселенскую руками машут.
Видим, на краю неба сидит мужичонка замухрышистый и наплевательски ко всему относится. Мы к нему:
— Мужик, как нам в рай попасть?
Он флегматично:
— В город на семи холмах небесных со стенами неприступными, тот, что в Библии описан?
— Ну, да.
— Сказки это все еврейские.
У немцев лица вытянулись:
— За это мы их не били.
Мужичонка снова плюнул с края неба в мрачную бездну:
— Библию-то евреи придумали, а вы и поверили… христиане вы. Эх, и что же это делается в мире? Разные народы друг друга истребляют, как вы вот, и — на небо: где тут рай еврейский? А рай-то там остался, на земле. Библию-то по-еврейски читать надо было, с умом. А там написано: рай существует для живых, а не для мертвых. Стало быть, рай — на земле. Только надо уметь его создать. А так, как сейчас, — этак все народы друг дружку истребят, одни евреи останутся.
— А Бог?
— А что Бог? Бог — он и на земле, и на небе.
Почесали мы тут — кто лоб, кто затылок… Какой-то йог в позе «лотос» поднялся снизу, повисел у нас перед глазами недолго и снова вниз опустился.
— И куда нам теперь?
— Раньше надо было думать. А теперь что? Небо необъятно, всем места хватит. Мало здесь что ли таких как вы? Да не только христиан — и мусульман, и безбожников…
Разбрелись мы печальные, кто куда. Что делать, коль все так обернулось: и жили мы, и умирали, и все — зря. Замешкался я, слышу — постучали негромко, и голос мужичонки того:
— Абрам, открывай, пока никого нет — твоя очередь дежурить.
Скрипнул засов, вспыхнул, как звездочка, неяркий светильник, выхватив из тьмы узкие двери, в которых скрылся мужичонка. Из двери, поеживаясь, вышел такой же мужичонка, только заспанный. Снова скрипнул засов, все стихло и померкло. Мужичонка сел на край неба и стал плевать вниз.
Хотел я вмешаться да не решился: кому я нужен в чужом раю?
Что, если усовершенствовать мир?
В то время вряд ли кто предполагал, что событие, которое совершается в Новокузнецке, существенно изменит судьбу России, США и всей Земли. Часы у почтамта показывали… Впрочем, это неважно. На Кремлевских курантах тогда было… Очевидно, на четыре часа меньше. Важно, что тот мужик с крылышками в черном, сидевший на скамейке парка Гагарина, рассуждал примерно так:
— Железный век человечества сменился атомным, в котором люди довели до совершенства остроумие грабежей, насилия и убийств, когда смысл бытия извращен, и люди не знают, зачем они живут, чего хотят, когда они боятся встречных на улицах, а дома — себя, своих родных, друзей и партнеров по бизнесу, и когда они думают при этом, что в их страданиях виноват господь Бог или по крайней мере агрессивная окружающая среда.
Судя по высказываниям на эту тему различных российских и иноземных деятелей, собиравшим у телевизоров и на митингах весьма пестрые аудитории, люди выродились, подобно динозаврам, и их эпоха должна закончиться. Он так решил.
В ближайшем кинотеатре демонстрировался фильм «9½ недель», увидеть который однажды — уже несчастье в жизни. Но в зале собрались зрители, чтобы увидеть фильм во второй, а то и в третий раз. Мимо по улице прошла группа девушек, судача о модных вещах, малоприкрывающих тело, высоко отзываясь о низменных состояниях души, о прекрасном в половых извращениях и о достижениях в упадке нравов — студентки, будущие педагоги. Во всем мире дела обстояли не лучше. Увы, человечество не могло дольше существовать. А значит, пора.
Время остановилось. Где-то в мировом пространстве взорвалась психотропная бомба. Небо лопнуло. Волны обошли Землю. Люди бросились к водоемам — озерам, речкам, болотам, колодцам, морям и океанам — и все потонули. Даже те, кто был в пустынях, захлебнулись глотками воды из фляжек или бутылок. Остальные умерли от жажды. Земля очистилась, она была готова принять существ следующей эпохи.
И пока время стояло, мужик, сидевший в парке Гагарина, соображал, какими существами должна заселиться Земля.
Приходилось выбирать из того, что осталось, — никто не намеревался снова замешивать глину для вылепки Адама. А на Земле осталось немало животных, птиц и насекомых. Но, боже, какими они все стали зависимыми от цивилизации, пока царствовал человек! Голуби, питающиеся отбросами из городских мусорных контейнеров, зайцы на сельхозугодьях, пумы в зоопарках… Можно было, конечно, попробовать избрать для продолжения жизни кого-то из них — например, крыс или тараканов… Но ведь творцу не все равно с кем жить.
