Сергей Покровский - Жертвы дракона
Подруги сидели в кленовой роще у костра и ждали утра. Это была последняя ночь перед обрядом. Они не могли спать: им было жутко. На другом конце рощи были обе старухи, Лото и Исса. Лото должна была исполнить первую часть обряда, белую, дневную. Исса должна была исполнить вторую часть, ночную, темную. Лото сидела одна у особого костра и варила в глиняной плошке пахучие травы. Иссы не было видно, она скрывалась в темноте. И все, что ей было нужно, — травы и притирания, она давно сварила и приготовила, хотя никто не видел, когда и как. Иссы и ее притираний боялись подруги.
Согласно обычаю, другие женщины в эту ночь не могли присутствовать в роще… Они должны были явиться утром и принять участие в обряде посвящения. Но вместе с испытуемыми сидела взрослая помощница, Аса-Без-Зуба.
Девочки перестали шептаться, — им стало скучно. Костер был маленький, в тихом воздухе безветренной ночи огонек горел тонкою алою струйкою. Илеиль подняла свою русую голову и сказала:
— Спой песню, Элла.
Элла сидела по другую сторону костра; она посмотрела на подругу, и тонкое прыгающее пламя отразилось на минуту в ее сверкающих зрачках.
— Песню? Хорошо.
Пять трясогузок, все дуры, сидели под листьями клена,Нахохлившись, как в дождь.Ястреб сказал: «Я вас замуж возьму,Ощиплю вас до перышка…»
— Страшно, — вздохнула Ронта и боязливо поглядела в темноту.
— Чего страшно? — спросила Элла задорно из-за костра.
— Иссы страшно и тех… — сказала Ронта и указала глазами в ту сторону, где был мужской лагерь.
— О, тех!.. Об Иссе я не знаю и знать не хочу. Но я знаю, что те сделают с нами…
Пять трясогузок…
— Молчи, молчи… — зашикали на нее подруги со всех сторон.
Говорить о мужчинах в связи с тем, что относилось к браку, считалось неприличным даже для взрослых женщин во всю первую половину года, вплоть до осеннего обряда. Если иные и думали о своих друзьях, то они молчали об этом.
— Ушла бы я на край света, — сказала Ронта тихо.
— Куда ты уйдешь? — сурово возразила высокая Яррия. — Бродяги уходят, но женщин-бродяг не бывает.
— Все уходят, — сказала задумчиво Ронта. — Время проходит, и они уходят и никогда не возвращаются назад…
Девушки замолчали.
— Куда они уходят? — спросила Ронта, склоняя голову.
— К племени своему уходят, — сказала Яррия, — на небо, к Отцу. Там тоже есть племя Анаков.
— Я сказку слыхала, — сказала Илеиль. — В той стороне есть место. У самых ног Отца сделана дыра и вбита затычка, и женщины подходят и выдергивают, и смотрят вниз; и если какая-нибудь пожалеет и заплачет, то слезы ее к нам падают росою.
Все инстинктивно подняли головы и посмотрели вверх, туда, где наискось к полночи светилось недвижимое Око Отца. В ночном воздухе мелькали какие-то неуловимые влажные искры, и им показалось, что это слезы тех, небесных женщин.
— Будет вам, — снова вмешалась неукротимая Элла. — Вы говорите о тех, которые уходят. Я хочу говорить о тех, которые приходят.
— Души детские, — сказала Илеиль и усмехнулась радостно. — Малые детки…
Элла посмотрела на нее лукаво и подмигнула левым глазом.
— Малые и большие… Оттуда и оттуда!..
Она указала кивком головы на небо и тотчас же протянула обе руки к северу, туда, где находился мужской лагерь.
— Я люблю их, — сказала она громко, потом слегка потянулась и свела руки вместе. — Всех люблю.
И было так, как будто она сразу заключила в свои объятия всех мужчин и детей.
— Молчи, — сказала Илеиль, но не совсем уверенно. Элла Сорока знала, как будто, действительно, больше, чем другие подруги.
— Дуры вы, — возразила Элла и рассмеялась.
Пять трясогузок, все дуры…
— Трясогузка Ронта, — сказал неожиданно голос сзади, такой же веселый, как у Эллы.
Девушки обернулись. Дило Горбун подполз к костру так тихо, что никто его не заметил. Он остановился перед костром, как полз, на четвереньках, и вертел головою, как будто черепаха.
— Уйди, — крикнули девушки, — зачем ты пришел?
— К вам пришел, — сказал Дило, — мне одному тоскливо.
— Здесь мальчикам не место, — сказала Илеиль. — Это девичья роща.
— Разве я мальчик, — сказал Дило вкрадчивым тоном. — Если бы я был мальчиком, то был бы с мальчиками.
Девушки засмеялись. Это была обычная присказка Горбуна.
— Я вам сказку расскажу, — соблазнял Дило.
— Уйди, не то палки возьмем.
— Расскажу и уйду. О Рунте-трясогузке… Мне одному темно в этом лесу.
— Ну, расскажи, — поколебались девочки.
Их в особенности соблазняла тема рассказа. Имя Ронты с небольшим изменением в Рунта означало: трясогузка. Молодых девушек вообще называли трясогузками за их предполагаемую стыдливость.
Они посмотрели нерешительно на взрослую помощницу. Но круглые глазки Асы тоже горели любопытством, и, ко всеобщему удивлению, она не сказала ни «да», ни «нет».
Пять трясогузок сидели под листьями клена, —
начал Дило нараспев.
— Молчи, дурак, — сказали девушки полусердито.
Дило, по-видимому, хотел начать с присказки и заимствовал ее у Эллы.
— Нет, — сказал Дило.
Пять трясогузок сидели под листьями клена.Пришли пять турухтанов и распустили свои крылья.И сказали: «Спляшем брачный танец.Совьем колесо солнцу, будем плясать брачный пляс.Будьте нам женами, будем нам мужьями…»
По обыкновению Анакских сказочников, Дило наполовину пел, строфу за строфою.
Лунный Дракон пришел к красному солнцу.И сказал: «Солнце, спляшем брачный танец.Будь мне женою, я тебе буду мужем».
— Разве солнце — жена? — спросила Илеиль с удивлением.
— Не перебивай, — сердито сказал Дило. — В то время Солнце было женою.
Солнце сказало: «Я не хочу.У тебя, Дракон, чужое лицо.На твоей шее чешуя стала дыбом.Ты мне не муж, я тебе не жена…»
Дракон рассердился и проглотил Солнце.Вместе с Солнцем проглотил все лучи;На земле и на небе стало темно.Турухтанам и трясогузкам стало темно.Темно свивать колесо Солнцу,Темно плясать брачный танец…
Рунта молодая сказала подругам:«Я поднимусь на небо, я верну Солнце,Я дам свет,Пойду к Дракону в юные жены.Пусть я исчезну, вы будете жить»…
После этого Дило стал рассказывать прозой:
Молодая Рунта поднялась на небо и приблизилась к Дракону. Он дремал, раскрыв пасть после сытной еды. Солнце, большое и круглое, тускло сияло в его утробе.
— Я пришла, — сказала Рунта.
— Зачем? — спросил Дракон.
— В жены к тебе, — сказала Рунта.
— А, хорошо, — сказал Дракон.
— Как берешь ты жен? — спросила Рунта.
— Пастью беру, — сказал Дракон.
Молодая Рунта вошла в пасть Дракона, из пасти в утробу и отыскала Солнце. Она обвязала его травяной веревкой и потащила его вон. Вытащила Солнце в горло Дракона, потом вытащила в рот Дракона, потом вытащила на язык Дракона. И лопнула веревка с таким треском, как падает дерево. Тогда встрепенулся Дракон и тряхнул головою. Круглое Солнце обожгло ему язык и выкатилось вон. Брызнул свет, настало новое утро.
Дило замолчал, девушки тоже молчали.
— А Рунта вернулась? — спросила Илеиль. Дило лукаво посмотрел на девушек.
— Рунта, вот она, — пошутил он, указывая пальцем на подругу Яррия. — Рунта-Ронта.
— Нет, правда!
— Правда, — настаивал Дило. — Вы знаете: предки возвращаются сквозь женское чрево. Так Рунта вернулась…
— Постой, — сказала Элла. — Какую песенку пела молодая Рунта?
«Пусть я исчезну, вы будете жить…»
— Печальная песня.
Ронта сидела и слушала, не шевелясь и не произнося ни слова.
Но когда Элла повторила печальную песню Рунты-трясогузки, ее лицо неожиданно сморщилось, нижняя губа задрожала. Еще минута, и она разразилась плачем, тихим и жалобным, как огорченный ребенок.
Яррия положила подруге руку на шею.
— Глупая, — сказала она. — Ну, не плачь. Это другая погибла, та, молодая Рунта. Ты живешь.
— Нет, — всхлипывала Ронта, — это мне нравится. Пусть я исчезну, вы будете жить. Это хорошо.
Слезы ее падали без конца. Она уткнулась лицом в землю, и плечи ее тряслись от заглушаемых рыданий…
