Море Имен - Онойко Ольга
Он перевёл взгляд на отца. Лицо Ясеня стало безмятежным и мечтательным. Угас в глазах рисковый лихой огонёк, сменившись другим огнём, могучим и светлым, разгладились саркастические морщинки у губ. Он стал одновременно моложе и старше, и Алей увидел, наконец, того отца, образ которого хранил в сердце десять лет. Весело и ласково глядел Ясень на сыновей, но, как и Летен, он не улыбался.
Один только Иней улыбался Солнцу Слова – лучисто и очарованно, как величайшему празднику. А себя со стороны Алей не видел.
Так они молча стояли, все четверо. Перед ними, играя бликами, простиралось Море Имён, пронизанное лучами до самого золотого дна. На берегу его стояли они и больше не были врагами, потому что под этим светом никто не мог быть врагом – ни другому, ни самому себе.
Потом Ясень позвал, наконец, купаться.
Эпилог
– Вася, – с укором сказал Алей. – Ты бесполезен!
Демиург расхохотался в ответ.
– Я не отрицаю, – произнёс он, присосавшись к бутылке пива. – Я признаю. Впрочем, Алик, если начистоту: я же был тебе не нужен.
– Мог бы оказать моральную поддержку, – ёрнически сказал Алей и поглядел в бутылку на просвет.
– Я оказал! – возмутился Полохов. – Я влез на табуреточку и прочитал стишок. Что ещё я мог сделать в сложившейся ситуации?
– Да, – заметил Алей сумрачно. – Я помню. Только стишка мне тогда не хватало.
Напоследок выяснилось, что во времени Вася путался намного сильнее, чем сам думал. Телефонный звонок, который, как он считал, должен был иметь место спустя неделю после ожидаемого, на самом деле случился через месяц.
Полохов сел на подоконник и опасно перегнулся из окна наружу.
– Упадёшь, – автоматически предостерёг Алей.
– Взлечу, – поправил демиург.
Алей ухмыльнулся.
При небольшом напряжении он теперь мог увидеть Васин личный интерфейс – что-то вроде небольшого лучистого облака, окутывавшего демиурга с ног до головы. Считать с него информацию у Алея не получалось – то ли закодирована она была в Васин персональный формат, то ли плотность её превосходила возможности Алеева восприятия. Васиным глазам эта сияющая дымка представала чем-то явно глубоко и специфически осмысленным, вроде программного кода. Странные манеры Полохова стали немного понятней: он постоянно следил за событиями, происходящими в его тоннеле. «Логично, – думал Алей, – что админы не сидят постоянно у Реки Имён. Река – удалённый сервер, а локальная машина всегда при админе».
– И всё-таки, Вася, – сказал он, – я не понимаю, как ты можешь отрицать тот факт, что ты ангелическая сущность.
Полохов от неожиданности выплюнул пиво и обляпался.
– С-сука! – обиженно булькнул он. – Ну почему ты такой внезапный! Я не привык. Раньше-то я тебя насквозь видел.
Алей злорадно захихикал.
– Это тебе за стишок, – пояснил он, и Вася ответил: «Ы-ы-ы!»
Алею почему-то представилось, как в лоскуты пьяный Вася летит над районом, тяжело помахивая большими белопёрыми крыльями, гнусно матерится и непристойно жестикулирует. Не удержавшись, он мысленно продемонстрировал эту картину Полохову, и Полохов минут пять ржал и плакал, стуча кулаком по столу от невыразимых чувств.
– Нет, – выдохнул он, едва просмеявшись, – нет. Ну чего ты как ребёнок. «Ангел» значит – «вестник», то есть по теперешним временам – курьер. Функционально иногда судебный пристав. А я тебе даже не эникейщик какой-нибудь, я – системный администратор! Разница колоссальная.
Алей иронично сощурился, и Вася посерьёзнел.
– Это порочная практика, – сказал он, стягивая залитую пивом майку, – искать аналогии в мировых религиях. Любая религия, сам понимаешь – тоннель. Ограниченная, несовершенная модель мира, которая изнутри воспринимается как полная и подлинная Вселенная… Аналогий вообще лучше не проводить. Лучше всего даже слов не подыскивать. Это я тебе как филолог говорю. Когда ты описываешь Реку Имён словами, ты создаёшь код физической реальности, который по определению не может выразить Реку во всей её полноте. Асимметричный дуализм языкового знака, типа того. В Клюевском понимании.
– Дао, выраженное словами? – уточнил Алей с улыбкой.
– Становится тоннелем, – кивнул Вася.
Без майки демиург выглядел плачевно. Торс у него был одутловатый, вялый и настолько бледный, словно Вася никогда в жизни не выходил под солнце.
Алей поразмыслил и выпил ещё пива.
– Но у них есть названия, – полувопросительно сказал он. – У Реки, у Нефритовой Электрички.
– Угу. Кто-то когда-то не удержался и назвал их. Для них это не проблема. Это проблема для нас.
Алей упёр палец в середину лба.
– Н-да, – пробормотал он. – А ведь раз есть сисадмины, значит, где-то должен быть и главный инженер. И айти-директор со разработчики.
Вася хохотнул, но даже в смехе его слышалась доля уважения.
– Это суровые люди, – сказал он. – Суровые, но справедливые.
…Море Имён, сказал он позже, заключает в себе абсолютно всё. Всё, что может и не может существовать, бесконечное множество Вселенных и их теней. И то, что видел Алей – тоже своего рода интерфейс, предназначенный для людского восприятия. Даже человеческий разум – в некотором смысле тоннель. Наверное, есть и для него Предел, который можно преодолеть и выйти тем самым за рамки человечества. Но это уже совсем другая история.
– А Воронов? – спросил Алей напоследок. – Я не ломал его Предел, и сам он его тоже не преодолевал. Я даже не смог понять, восстановился он после расщепления, которое устроил мой отец, или нет. Летен видел Солнце Слова. Он теперь такой… не знаю даже, как описать. Он изменился. И что теперь с ним будет?
Вася хмыкнул. В глазах его зажглись весёлые огоньки. Он выкинул пустые бутылки в мусорное ведро, вернулся к столу и встал над ним в подобии величественной позы. Странно, но при этом Вася отнюдь не выглядел комично или нелепо.
– Летен, – сказал демиург торжественно, – теперь Помазанник Божий. Причём в прямом смысле – Божий, буквально. Я и не вспомню, когда Росе в последний раз так везло.
В офисе Ялика полным ходом шла подготовка к квартальной презентации. Убрали перегородку, разделявшую Правь и Навь, настраивали проектор. Перед белыми щитами для рисования стоял Мир Сиренин, и на лице его отражалась мучительная внутренняя борьба. И практически, и теоретически щиты предназначались для деловых записей. После презентации должно было начаться большое совещание отдела, мозговой штурм, пространство на стенах требовалось, чтобы записывать идеи. Но на щитах опять с поразительным художественным мастерством написали картину: на этот раз – группу «Битлз» на концертной сцене. Стереть битлов Миру Сиренину не давали сердце, совесть и ностальгия. Наконец, подошла хладнокровная Осень и сказала старому хиппи, что его ищет Светел Тишин. Мир Сиренин тяжко вздохнул и послушно удалился, а Осень взяла губку и стала стирать маркерный рисунок.
В рекреации у дверей Прави и Нави собирались люди. Программисты катались по длинному коридору на самокатах: глаза у них стекленели от глубокой задумчивости, и лучше было не попадаться им на пути. Ручей и Тайна принесли с первого этажа огромный ватманский лист и стали прилаживать его на стену. Лист был озаглавлен: «Чтобы сделать мир лучше, надо…» Внизу предполагалось приписывать ручкой.
Спустились из мансарды Ворон Вежин и День Вьюгин.
– Они нам сейчас об успехах отчитаются, – ворчал Ворон, – а у нас вчера в Геобазе Атлантида появилась. По-моему, это провозвестие конца света.
Ягуар-Стародубцев в ответ саркастически фыркал и хлестал по бокам несуществующим пятнистым хвостом.
Алей сбегал пообедать заранее, чтобы успеть на презентацию, и не рассчитал время. Зато он занял лучшее место в Прави, катался на крутящемся стуле от стены к стене, отталкиваясь ногами, и вносил свою лепту в хаос.
Стерев великих музыкантов, Осень обернулась к Алею. По-всегдашнему спокойное лицо её сейчас было особенно безмятежным, и Алей заподозрил неладное.
