Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий
– Разве ты в чем-то виновата? – спросил я, стараясь сдерживаться. Все же это мать наследника герцогского трона, хоть и считается по обычаю моей рабыней.
– Только тем, что меня в тот момент не было дома. Я отлучалась к сыну в загородный дворец.
– Поехали, – сказал я, с усилием вырывая свою руку из ее сильных ладоней. – По дороге все расскажешь.
Я слабо разбираюсь в медицине – кроме поверхностной травматологии, тем более в акушерстве и гинекологии, знаю только, что делать, чтоб дети были. Ясно лишь одно: дочки у меня не будет.
М-да… богатые тоже плачут.
В холле, наскоро скинув шинель, сапоги, портянки и ремни, босой взлетел на второй этаж в нашу супружескую спальню.
Элика не спала. Она полусидела на больших подушках, тупо уставившись большими синими глазами, которые я так любил, в ковер на противоположной стене. Жена даже не откликнулась на мой поцелуй. Не ответила.
Я сел рядом. Привлек женщину к себе, уложив ее белокурую головку себе на грудь, и, не зная, что вообще можно сделать в такой ситуации, запел «Вечную любовь», которую к тому времени успел переложить на рецкое наречие.
– Спой на русском, – тихо перебила меня любимая ровным безжизненным голосом.
Я подчинился и попал исключительно в точку. Со второго куплета Элику так затрясло в истерике и пароксизме рыданий, что я еле ее удерживал в руках. Но это уже лучше бесконечного тупого рассматривания узоров ковра.
В приоткрытую дверь заглянула Альта с вопросом в глазах.
– Можжевеловки… – приказал я. – И соленой закуски.
И продолжил петь.
Пел по кругу, с начала до конца и снова с начала… Долго пел, пока истерика у обессилившей жены не кончилась.
Потом влил в нее грамм сто пятьдесят водки и подождал, пока она заснет у меня на руках. Что-то мне подсказывало, что хуже уже не будет. Я рядом.
Беда не приходит одна. В тот же день фельдъегерь привез от императора указ о моей отставке из военно-воздушного флота. И вообще из армии «с почетом». По сумме ранений… Ага… одна большая такая контузия… политическая. Кстати, уволили, не дождавшись окончания полугодового срока предписанного «лечения».
Но в сложившейся ситуации я был бы несчастней еще больше, если бы мне дали под командование дирижабль и отправили на Северное море бомбить Сиофор – столицу Соленых островов, оторвав от семьи. А так я рядом с любимым человеком, который нуждается в моем тепле. В конце концов, для кого мы все делаем в жизни, хоть в той, хоть в этой?..
Паршиво на душе. Даже подарок Имрича, который прислал мне пару новых «миротворцев», не радовал. Гоч просто сунул их в посылку Эллпе, ответную на мои апельсины, орехи и вино. Пистолеты находились в деревянной шкатулке, оформленной в лучших традициях дуэльной эстетики.
Потом пришел врач, которого я не пустил к жене до тех пор, пока она не проспится. Сон в ее положении – лучшее лекарство. Эскулап легко со мной согласился, что лучше подождать, пока больная сама проснется.
Ожидая ее пробуждения, я приказал накрыть поляну на веранде и потчевал нашего местного Грауэрмана редкой в этих краях огемской можжевеловкой и вел допрос: почему так?
В ответ доктор от медицины разводил турусы на колесах о том, что науке до сих пор не все ясно, что происходит с таинством зарождения новой жизни. И почему она в некоторых случаях не приживается еще до своего явления на свет из утробы матери.
В общем, когда Элика проснулась, доктор, непривычный к крепкому алкоголю северян, был уже никакой, просто дрова, и его со всей осторожностью отнесли в свободную комнату в атриуме. Не посылать же за ним снова. А так проспится и снова готов к эксплуатации.
Меня же водка совсем не брала. Как вода. Я только каменел в своей обиде на весь свет. Что тот, что этот…
Сидел в полутемной спальне, держа Элику за руку. За вторую ее держала Альта.
Наконец что-то наподобие улыбки мелькнуло на бледных, красиво очерченных губах жены.
– Знали бы вы, как я люблю вас обоих… – тихо произнесла Элика, переводя взгляд с меня на ясырку и обратно. – Я окрепну, обещаю… А ты мне сделаешь еще дочку? Обещай.
Конечно, я пообещал. Со всем жаром. При этом прекрасно понимал, что две подряд беременности для ее юного организма не есть хорошо. И что в следующий раз беременеть у меня жена будет только после восемнадцати лет. Путь для этого мне придется презервативы «изобрести».
Капитан Милютин Щолич благополучно для меня провалил экзамены в Академию генерального штаба и очень удивился, когда Главным управлением кадров генштаба был направлен к нам в Калугу для строительства полигона по подготовке штурмовиков для Западного фронта. После окончания стройки ему приказано возглавить как сам полигон, так и учебный процесс на нем. Все, как мы заранее договаривались с начальником ГАУ.
Я же, соблазнив капитана дармовой рабочей силой пленных, совместил военный учебный полигон с испытательным автодромом для нашей дорожной техники и новых гусеничных машин. Места пока вокруг много. Но… лучше, когда все под присмотром.
– Согласен, но только при условии, что ты проведешь к полигону железную дорогу, – продавливал свои требования капитан. – Как мы без нее и у Многана намучились, сам помнишь. Хоть узкоколейку на конной тяге, но обеспечь.
Чувствовалось внутреннее недовольство капитана тем, что его выдернули как морковку из привычной грядки и собираются неведомыми интригами мне же и скормить. А вот перспектив своих он пока не видел, так как в последнее время свой карьерный рост рассматривал только сквозь призму возможностей выпускника Академии генерального штаба. И условия свои он ставит так, чтобы от его услуг отказались.
А я соглашаюсь.
Мне на калужском полигоне не абы кто, а именно Щолич нужен. Талант у него учебный процесс организовывать.
– Будет тебе «железка». И не декавилька, а ветка нормальной колеи. Кстати, как сам Многан поживает? – спросил я его, разливая вино и придвигая поближе к гостю немудреную закуску.
– Поймал старик удачу за хвост, – завистливо процедил капитан, принимая от меня фужер. – Уже подполковник. А полигон называется теперь Королевским учебным центром. В отставку выйдет полковником и потомственным дворянином. Только вот передать титул ему некому. Детей у него нет и, по-видимому, уже не будет. А ты, я смотрю, уже майор, – кивнул Щолич на мои полевые погоны на френче.
Я только вздохнул.
– В отставку император кинул мне капитан-лейтенанта. Списали меня, Милютин. Вчистую, – пожаловался я. – Страшен я для врагов, а для своих, выходит, еще страшнее. Так что служу я теперь по гражданской части. Город строю…
– А я уж тебе, Савва, было, позавидовал, – сознался капитан, снова разливая по фужерам красное вино производства моего поместья. – Но ты – это не мы… не серая скотинка, которая живет только службой. Тебе и без службы есть чем жить. Так что давай за твою удачу и выпьем.
Я давно понял, чего Щоличу не хватает для успешной карьеры. Не умеет он себя начальству правильно подать. И по натуре слишком одиночка для такой только с виду простой организации, как армия. Но парадокс в том, что только армия и дает ему возможность карьеры. Однако генералом ему точно не быть. Куража не хватает.
– Ничего, Милютин, не упивайся грядущими бедствиями, – ободрил я его. – Край тут богатый. Женим тебя удачно. В последние годы много появилось молодых вдов с хорошими земельными владениями. А парень ты видный. Сделаешь герцогу учебный центр, как в Будвице, тоже полковником станешь.
Сидели и квасили мы в моем салон-вагоне, в котором я жил, когда находился в Калуге.
– На одних штурмовиках? – не поверил мне Милютин. – Не смеши, Савва. Я тут сгнию в капитанах, как Многан годами на своем полигоне гнил. Так бы и сгнил он, если бы не война.
– А что? Война уже кончилась? – удивился я.
– Вроде нет, – откликнулся капитан.
– Так в чем же дело? Тут в тридцати километрах филиал «Гочкиза», между прочим.
– И? – выпрямил спину капитан так, что блеснула в уходящем солнце его единственная медаль «За полезное» на широкой груди. А в глазах появился осторожный блеск. Все, что связано с «Гочкизом», в последний год сулило просто невероятные возможности.
