Алексей Толкачев - Рассказы
Машинист
— Вась, слышь!
— ?
— Щас пьяный машинист склад открывал…
— Ну?
— Там стоят трапы, хуяпы, все наши деревяшки!
(Из утренней беседы механиков, чинящих эскалатор в метро).
Часто бывает — утром в метро едет поезд. Едет, едет, сонный. Сидящие пассажиры, кто не спит, читают. Стоящие, кто не спит, лениво ругаются. В тесноте они и в обиде. Бабушка говорит: «Скорей бы уж взорвали всю Москву совсем, на хер! Чтоб в метро свободней стало». А гражданин ей отвечает: «А все из-за новых русских! Зимой понаставят машин в гаражи и ездят на метро — вот и давка!»
И вдруг где-то посреди черного тоннеля между станциями поезд, ни с того, ни с сего, останавливается. И сразу тишина. Тихо-тихо. Замолчали все. Только что ты орал что-то громко на ухо спутнику, и — враз тишина! Слышно, как у студента в другом конце вагона в наушниках плейера музыка играет. Потом кто-нибудь возмутится. «Господи!» — скажет… На работу опаздывают люди. Кто-то в институт. Но это «Господи!» звучит робко так, скромно, вполголоса. Тихо под землей…
Поезд постоит минуту-другую и едет дальше.
Зачем он останавливался посреди тоннеля? Чего ждал?
Он пропускал детей. Через пути переходили дети.
Подземные дети ходят, в основном, конечно, ночью. Но немного еще и утром. Вечером очень редко, днем — никогда.
Идут они, и сами не знают, куда. А выглядит так, словно детский сад переходит проезжую часть по пути в парк, что неподалеку. Чтобы малыши среди зелени поиграли. Или школьники идут в тот же парк физкультурой заниматься. Только ведет их не воспитательница и не физрук, а плюшевый мишка.
Мишка с оторванной лапой. А сам большой, под два метра! Вырос как-то… А был в детстве меньше ребеночка размером и с двумя передними лапками. Да, у мишки тоже было детство. Теперь он взрослый. Водит детей под землей. Огромный стал. Да его и увидеть можно! Ну, не его самого, его и детей только машинистам видно, а вот тень его на стене тоннеля, если ехать в начале первого вагона, иногда видна. Посмотрите, если хотите. Я, когда узнал, стал приглядываться и несколько раз видел.
Такие вот дела. Ясно теперь, почему все машинисты метро алкоголики? То-то… После смены — сразу полный стакан. Глядишь, немного отпустило. Посидит, покурит и еще грамм сто. Дальше — потихонечку… Поплачет — и еще пятьдесят, поговорит с собой вслух, и еще. Посидит так, посидит, в бутылке на донышке останется — не допивает. Он алкоголик, конечно, но не в этом смысле. Не так, чтоб пить, пока есть что. Ему анестезия нужна, боль душевную притопить! Остатки в первый вагон несет. Пусть какой-нибудь бомж найдет, да порадуется. Дай ему Бог! А бомжи потому и любят первые вагоны… Машинист жалеет бомжей, знает, скоро сам таким будет.
А дети ходят. Ночью, в основном, но и утро захватывают. Куда идут? Медведь, кажется, понимает, что делает. Он вроде как в сознании. А дети — те как во сне. Ничего не ведают. А на лицах улыбки. Не идиотские, нет, а нормальные, хорошие. Как во сне ребеночек улыбается в своей кроватке. А иногда остановятся на путях и смотрят на поезд. И улыбаются. И машина на них смотрит. Так и глядят друг на друга — дети улыбаются, машина плачет. Потом мишка обернется, посмотрит на машиниста хмуро, детям сделает знак — пошли, мол, дальше, не надо тут стоять. И разошлись.
Когда утром, в час пик, переполненный вагон вдруг останавливается посреди темного тоннеля, не пугайтесь. Не ругайтесь, не думайте о том, что опаздываете на работу. Тут другое требуется. Поплачьте! Не о детях — они, видимо, счастливы. Не о мишке — он при деле, какой-то смысл в его жизни есть. И не о машинисте — чего там, здоровенный мужик! Жизнь прожил нормально, свои дети, небось, не в метро бродят, а взрослые уже, деловые. Один начальником стал, в другом городе живет, не пишет, забыл старика. Зато другой пишет регулярно, а скоро и сам приедет к батяне, через полгодика тюремный срок выйдет.
А поплачьте вы о себе самих. Неужто себя не жалко? Жалко до слез.
Пьяный машинист! Когда после смены ты открываешь склад, приглядись повнимательнее — среди трапов, хуяпов и всех наших деревяшек нет ли оторванной лапы плюшевого мишки?
А сейчас — ускорим шаг, товарищи! Не надо задерживаться на путях, БОЛЬШИЕ хотят проехать.
Мы скоро приедем. Мы уже едем
Европа. 21-й век
У нас, в казимировской Германии, каждый мюнхенфюрер сам себе и швед, и грек, и пред мышами человек. Готовимся к войне. На душе погано, на помойке — грязь, на улице — помойка, на траве двора — трава. Третьи петухи объявили себя семьсот сорок седьмыми и улетели в Бляхен-Мухен. Дворовые собаки опущены. Буддисты и арабы обрезаны (из соображений экстерьера). Моцарт расстрелян. Ну и дурак.
Радостно мне как-то. Открыл все настежь (меня это возбуждает). Гусары пьют стоя. Скорей бы война. Вчера по телефону показывали российские пейзажи. Однообразие. Всюду березы, подберезовики да бабы на сносях. Пахнет Моцартом. Азиаты!
Недавно видел еду. Ел. Оригинальная штука. Тем не менее, в унитазе третий день ни сучка, ни задоринки. Куда ни плюнь.
В последние дни неоднократно изменял мужу. Думаю, в военное время это допустимо. К тому же, он хочет ребенка от Моцарта. Педик!
Лыжи у печки стоят. Пишу нотами. Всегда знал, что скрипка — дьявольский инструмент. Казимир выступал на митинге с новым лозунгом: «Скрипка — зло!» Теперь все женщины ходят одетые. Очередная мода из Америки.
Казимир издал референдум о запрещении оргазмов. Говорит, мол, пора положить конец! Вот тебе, бабушка, и дедушка!
Боевики активизируются. Люмьер убил брата. Но это полбеды. У меня есть получше идея. В выходные поеду на озера и буду бить рыбу об лед. Может, и обо мне напишут. Все-таки прецедент!
Казимир в пароксизме маразма вступил в пионеры. Есть на свете Бог!
Почитаешь газеты — и от радости прямо извиваешься. Сплошной фестиваль. У английской королевы в матке обнаружили раковые шейки. Думаю, теперь за войной дело не станет.
Одно плохо — экономический кризис. Марка все время падает. Первое время я ее поднимал, потом надоело. Пусть, думаю, лежит. А она падает. Прецедент!
Однако, делать нечего, покупаю деньги в кредит. Был в декрете. Скукотища! А вообще, это у меня наследственное. Еще у моей спокойной прабабки, баронессы фон Дер Бринн-Деккер, царствие ей немецкое, говорят, детишки водились.
Веселые, веселые деньки начались. Праздник каждый день! Тоска…
Раньше лучше было, Святым Проткнутем клянусь! Была партия. Вспоминаю, как мы с Серегой Саниным едва медведя не сожгли, и чуть не плачу. Юность. Ностальгия. Опять же, прецедент.
Чтобы забыться, по ночам смотрю веселые картинки. Особенно одна мне нравится — про мужиков.
Нет, все-таки нет предела разнообразию событий. Вот сейчас опять из-под пятницы суббота — только что по аудио передали, что Моцарт реабилитирован. Оказывается, вскрытие показало, что дуэты писал не он, а некий Сен-Санс. Сен-сация! Ну и, конечно, прецедент. Вот так вот, не Моцарт, а Сен-Санс, буддист и араб. Объявлен розыск. Вся государственная бундесинспекция с головы на ноги поставлена. Добровольцы, из пятнистых, организовали рейд по квартирам.
Я, как истинный ариец, люблю арии. Мой муж любит оратории и считает себя ораторцем. А по мне — так он просто женофил. Как и его вторая мама.
В детстве я каждое лето отдыхал в концлагере. Ну лагерь — не лагерь, а так, крематорий-профилакторий. Скучно. Если б не выставка Буратино, так и вообще вспомнить было бы нечего. Правда, вот еще в последней смене не обошлось без романтического приключения. Была там у меня одна собачка…
Сшил себе ботфорты как у Казимира. Боюсь, теперь посадят. Если инспекция пронюхает. Но, все равно, никогда их не снимаю. Даже переобуваюсь прямо в них.
Буддисты и арабы распустили слух о том, что русские тоже любят детей. Если это так, то вряд ли. По крайней мере, мужа я убил. Угондошил! Сижу весь в крови. Еды теперь хватит на неделю. Прецедент.
Немного о себе. Сен-Санс — это я.
Хочу ребенка от Казимира.
На фронте, не на фронте, а все без перемен
За что я люблю нашего викария? На этот вопрос трудно дать определенный ответ. А отвечать приходится. Доктор Вернике угостил меня кружкой пива и теперь вправе рассчитывать на определенную откровенность с моей стороны. Что ж… За словом дело не станет. Лезу в карман. Как говорится, видел кота — поймаешь и крота!
До чего, все же, наш немецкий народ острый на язык! Меткий на глаз, тонкий на слух и чуть кисловатый на вкус. Однажды только довелось мне отведать не кислое мясо. Кажется, какой-то крестьянин из Баден-Вюртемберга. Обычно же — всегда с небольшой кислинкой. Хотя фрау Бургольц готовит великолепно, я согласен с вами. По крайней мере, для женщины своего пола.
