Олег Коршунов - Люта

Олег КОРШУНОВ

Люта

Слушатель: «А если я увидел не морду рыси, а улыбающееся лицо непонятного существа, — что-то среднее между рысью и человеком?»

Селидор: «Значит, вы увидели демона рыси, — Люта…»

…лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул.

Оксана шла по лесной тропинке. Тесно сплетенные над головой ветви могучих деревьев, их густая листва почти не пропускали солнечного света, создавая здесь свой неповторимый изолированный мир. В этом мире глухой чащобы царили сумрак, запах лесной прелой сырости и постоянное ожидание чего-то, что должно вот-вот произойти. Ожидание неизвестного рождало тревогу, Оксану не покидало чувство, что кто-то неотрывно смотрит ей в спину немигающим нечеловечьим взглядом. Хотелось обернуться, но было страшно, — вдруг увидит за спиной нечто ужасное. Тревога неумолимо росла…

…Неприятно дребезжащий звонок будильника заставил вздрогнуть, — шесть утра. Вставать не хотелось. Нужно собираться в институт. Несмотря на все, нужно идти в институт. Ей не хотелось НИЧЕГО. Промучившись еще минут пять в полудремотном забытье, она заставила себя подняться. По привычке умылась, но это прибавило ей немного бодрости. Поставила чайник. Родителей дома уже не было, — они уходили на работу рано.

Вчера он сказал: «Знаешь, нам нужно расстаться, наши отношения достигли той критической точки, когда обыденность берет верх и кончается все. Я не собираюсь теперь до конца дней жить такой жизнью. Ну, поженимся, ну, дети, бытовуха, серость, — это не для меня. Человек должен быть свободным. Прощай! Не звони мне».

Целый день она ходила сама не своя, никак не могла поверить, привыкнуть. А вечером Оксана пошла к нему домой, чтобы укорять, упрашивать, плакать, унижаться, чтобы вернуть все, как было. Идя по его улице, она увидела издалека: Игорь шел навстречу по другой стороне, но он не увидел ее, — он вообще ничего не видел вокруг, потому что рядом с ним шла высокая стройная блондинка, и ее мини-юбка отнюдь не скрывала прелести точеных ножек. Игорь обнимал ее за талию и что-то увлеченно тараторил, не переставая и не видя ничего вокруг. Они смеялись и были счастливы.

Оксана проревела полночи в подушку. Родители так и не добились от нее ни слова. Она не помнила, как заснула. И вот теперь, несмотря на все это, нужно еще идти в институт!

А она мечтала, — «дура!», — что у них будет семья, двое, нет — трое детей. Она часто думала о том, как будет носить в себе первенца, постигая великое таинство зарождения новой жизни, наконец, наступит радостный и пугающий момент неизбежного, и она даст жизнь новому человеку, крохотному существу, нуждающемуся в ее заботе и ласке. Она представляла, как ухаживает за малышом, не спит ночами, кормит грудью, пеленает, первые шаги, первые слова… и всегда, всю жизнь, рядом будет Игорь, на крепкое плечо которого она сможет опереться всегда, что бы ни случилось! Он такой сильный, самостоятельный, нежный, красивый, — настоящий мужчина! Со всеми ее мечтами о семейной жизни он искренне соглашался и обращал такие разговоры в шутку, и она смеялась вместе с ним.

Все рухнуло в один миг. И разрушил все тот, кто и составлял ее счастье, тот, от которого меньше всего ждала, кому отдавала всю себя. Кто она теперь? Не любовница, не жена, а так…

Полчайника выкипело, в кухне стоял сырой горячий пар, окна запотели. Оксана выключила газ, распахнула форточку. Нет, сегодня она НИКУДА не пойдет.

Содержимое аптечки она высыпала на стол с глухим шелестом таблеточных упаковок. Оксана редко болела, не любила таблетки, а если когда и бывала высокая температура, то жаропонижающие таблетки всегда давала ей мама, которая в отличие от Оксаны была в этой области большим специалистом. Она регулярно принимала сердечные капли и снотворное, а также таблетки от болезней печени и разные другие, и любила говорить: «Я уже тридцать лет лечусь, уж я то знаю в этом толк, а ты меня не слушаешь!»

Оксана перебирала пачки с причудливыми названиями, — вот, кажется, снотворное. Она разрывала пачки и выдавливала таблетки на стол одну за одной: «так, теперь добавим этих и еще этих из упаковки с красными буквами». Горка разномастных таблеток быстро росла. Это занятие даже несколько увлекло ее: «Пожалуй, мне всего этого не впихнуть в себя, хватит и половины». Она задумчиво перемешала эту фармакологическую россыпь: «Полагается написать прощальное письмо». Несколько мгновений она размышляла, но слова не шли: «Ничего писать не буду, и так все ясно». Оксана знала, что это грех, но она не была убежденной верующей и серьезно об этом не задумывалась, даже в церковь она практически не ходила. «Может быть, зря?» — мелькнула мысль.

Она налила воды в стакан, подумала, налила еще два бокала и поставила рядом на столе. «Прости, Господи! Простите, родители!» — сердце сжала мысль, какое это будет горе для матери и отца, но Оксана отринула ее.

Оксана положила несколько таблеток на ладонь: «Нет, лучше по одной». Она глотала одну за другой, запивая водой: «Если их раздавливать, то быстрее подействуют». Она начала их разжевывать, морщась от отвращения. Было очень противно на вкус, но она продолжала без остановки, пересиливая себя. «Все, не могу больше!» Она легла на диван и стала ждать.

Скоро ей стало невыразимо дурно, ее тошнило. Дыхание участилось, сердцу стало тесно в грудной клетке, и оно бешено колотилось и пихалось, стремясь вырваться наружу. Потолок качнулся, виски сжало, в глазах замелькали темные точки, закололо в правом подреберье. Лежать было невыносимо тошно, внутри все зудело, ныло и пылало, стало жарко. Хотя силы убывали, она зачем-то поднялась и пошла куда-то. Руки и ноги повиновались с трудом, она двигалась, словно преодолевая сопротивление вязкой среды. «Я под водой» — мелькнула мысль в перекошенном мозгу. Предметы в комнате причудливо меняли свои очертания и размеры, а потом и вовсе все расплылось перед глазами. Она шла на ощупь вдоль стены, но стена оказалась ненадежной опорой, — она качалась вовсю. Оксана что-то свалила, звук падения отдавался в ушах многократным эхом. Все меркло, силы покидали, наваливался непреодолимый сон, веки стали тяжелыми. Стало трудно дышать, она вдыхала полной грудью, но никак не могла вдохнуть, сколько нужно, воздуха не хватало. Лицо ощутило касание чего-то гладкого и холодного. «Это лед. Я задыхаюсь под водой, а лед не дает мне выплыть на поверхность! Нужно разбить лед!» — подсказал инстинкт жизни.

Под руку попалось что-то тяжелое, Оксана бросила этим, ее оглушило звоном. Все…

Солнечным сентябрьским утром привычную суету спешащих на работу людей прервал звон разбитого окна. На асфальт грохнулась хрустальная ваза и разлетелась тысячей брызг! Прохожие замерли, подняв взоры к разбитому окну четвертого этажа. Что это? Семейная ссора? Но в окне никто не показался, не было слышно криков. Просто так окна не бьют хрустальными вазами.

— Нужно вызвать милицию! — озаботился кто-то из прохожих.

— И скорую помощь, — подсказала пожилая женщина.

…Была тьма, было движение. Впереди забрезжил неяркий свет. Темнота сменилась сумраком. Оксана шла по лесной тропинке. Спиной она чувствовала чей-то взгляд. Ей хотелось обернуться, но что-то останавливало ее, как бы предлагая выбор: обернись и узнаешь нечто новое — тайну следящих глаз, или не оборачивайся — так и пройдешь свою дорогу с этой тревогой, и все останется по старому, ведь неизвестно, что тебя ждет, когда обернешься. Неизвестное пугает. Оксана обернулась… И увидела, кто смотрел, — в развилке древесных ветвей сидела огромная рысь, сжавшись в комок перед прыжком и смотрела прямо на нее зелеными кошачьими глазами. По спине Оксаны пробежала дрожь. Рысь прыгнула… На нее… Огромные лапы вытянутых в прыжке передних ног закрыли весь свет…

Оксана вздрогнула. Все пространство заполнял гул. Она хочет открыть глаза, но не получается. Она понимает, что говорят люди, но не различает голосов в этом гуле, и вдруг откуда-то издалека, отдаваясь эхом, донеслась только одна фраза, четко понятая ею: «Будет жить».

Оксана была девушкой малообщительной, поэтому однокурсницы с филфака не расспрашивали о случившемся, а лишь бросали на нее многозначительные взгляды. Оксана рассказала обо всем лишь двум своим подругам Юле и Кате. Те слушали, вытаращив глаза и покачивая головами. Ей стало немного легче.

Потом была депрессия. Ни с кем не хотелось разговаривать, порой даже видеть никого не хотелось. Оксана, и так-то не особо любившая всякие дискотеки и тусовки, теперь вовсе замкнулась и не ходила ни на одну вечеринку, которые устраивались в институте, как ни тянули ее Катька с Юлькой: «Пойдем, развеешься! Тебе нужно сейчас отвлечься, чтобы все позабыть!» Она полюбила гулять одна под дождем. Укрывшись зонтом, она отрешенно бродила по улицам и аллеям города без всякой цели.