Дмитрий Захаров - Репродуктор
— Ну и что это такое? — поинтересовался директор у Марины.
Та промолчала. Она уже давно научилась не отвечать на риторические и двусмысленные вопросы начальства. Вместо этого взялась внимательно изучать благодарственные письма и дипломы, висящие в рамках за абазовской спиной. Их было столько, что стена проглядывала только эпизодически. Анатолия Николаевича благодарили директора и коллективы, Министерство культурного надзора и Совет казачьей молодежи, лично прокуроры, полковники войск связи и какие-то другие, менее заметные граждане. Наконец, чуть левее и выше подголовника директорского кресла помещалась фальшивая голова полярной совы со строгим и даже, пожалуй, осуждающим взглядом. Марина знала, что сову эту Толичке подарил нынешний Староста в те удивительные времена, когда Старостой еще не был. Что-то там у них имелось совместное: проект какой-то или, может, играли за одну хоккейную команду. Фима даже уверяла, что на одном курсе учились, но это как раз сомнительно.
— То есть ты хочешь сказать, что все нормально? — продолжил диалог сам с собой Абазов. Он взялся искать на столе сигареты, не нашел и стал поочередно выдергивать ящики стола. — Я так и не понимаю, на кой хрен ты взялась хамить этой курирующей мымре?
— Это она взялась мне хамить, — возразила Марина.
— Слушай, — поморщившись, сказал Абазов и в поисках сигарет исчез под столом, — тебе какое дело? Она от тебя чего-то требовала? Кусала тебя? Нет. Несла пургу и несла. Надо прыгать на одной ноге — будем прыгать на одной ноге. Надо жечь медведей — будем жечь медведей. Мы — ландскнехты, нам это до одного места. Я вот послушал, отряхнул уши и пошел дальше. А доводить ее — как себе в руки нассать, и это ссанье себе же в лицо выплеснуть. Очень хочется писать объяснительные чекистам, что ли?
— Она же не из совета Старостата, — сказала Марина, — я проверила. Патриотическая общественница какая-то. Мы теперь и у таких подлизываем?
— Да какая разница! — рыкнул Абазов. — Совет, министерские полпреды, партийные наблюдатели — какая разница, откуда она взялась? Я тебя спрашиваю, зачем нужно было нарываться?!
Марина глубоко вдохнула. Ей отчего-то вспомнилось, как школьный завуч Василина… вроде бы Кирилловна спрашивает: «Почему же вы такие злые дети?!» — и выжидательно смотрит на класс.
— Вы на самом деле ждете ответа? — спросила она тихо и зло.
— Жду.
— Отлично. Тогда можно я схожу за своей должностной инструкцией?
— Пиздец какой-то, — непонятно кому сказал Абазов и ушел к окну. Там он все же обнаружил открытую пачку, вытащил сигарету и закурил.
— Вот почему надо слушать этот бред про 83 %? — вспыхнула Марина. — Кто-то в это правда верит? Нет, все понимают — вранье, но продолжают строить глазки и надувать щеки. Блядь! Да что вообще происходит? Сидят лауреаты, профессионалы, руководители журналистские. И кивают по поводу того, что всех надо перестрелять, перевешать, в ямы побросать. Может, Староста распорядился не перечить дегенератам?!
— Следи за языком! — прикрикнул Абазов. Он отчаянно покрутил пальцем у виска и, выпучив глаза, показал на телефон.
Марина невольно посмотрела на черный, усыпанный разноцветными кнопками аппарат с маленьким экраном автоопределителя номера. Да знаю я, что тебе слушают, подумала она, вот уж секретов-то я наговорила…
— Значит так, — сказал Толичка, воткнув в черную башню окурок и достав новую сигарету, — отправляйся-ка ты, дорогая, в отпуск.
— Я и так в отпуске, — сквозь внезапно накатившую усталость улыбнулась Марина. — Разве только вы меня туда отправите насовсем.
— Тогда чтобы больше во время отпуска я тебя здесь не видел, — предупредил Абазов. — Когда выход?
— В следующий вторник.
— Мало. Считай, что твои творческие каникулы — по дрессировке собственных понтов — продлены до конца месяца…
Марина вышла из абазовского кабинета и подмигнула секретарше Маше. Смешная такая девочка, совершеннейшая насмешка над каноном длинноногих волооких красавиц. Маленькая, с вечно растерянным выражением веснушчатого лица и совершенно без косметики. Откуда ее такую выкопали?
— Закончилось? — зачем-то спросила Маша.
Марина кивнула:
— Мы немножко поспорили по одной из программ, не бери в голову. Анатолий Николаевич был, как обычно, прав.
Она наискосок пересекла безлюдную приемную и дважды с силой толкнула дверь, прежде чем та открылась. Спускаясь по лестнице, Марина подумала, что все идет по кругу: всего полгода назад она после похожего разговора выходила из другого кабинета — на Втором канале. Там, правда, не было таблички «Советник информации», там вообще ничего не было. Когда-то кабинет занимала спортивная редакция, в нем долгое время сидели мальчик баскетбольного роста и рыжая угловатая девочка — комментаторы. Марина никогда не бывала внутри, но, изредка проходя мимо, недоумевала, чем эти двое занимаются большую часть рабочего дня. Казалось, они запрограммированы на выполнение двух задач: либо скучающе разглядывать стены за спиной друг друга, либо галдеть над заставленным рыбными консервами столом — так они отмечали какие-то бесконечные праздники.
Потом у «спортсменов» кабинет отобрали. В нем быстро организовали ремонт и вынесли старую мебель. Когда в обновленные апартаменты въехал синий в кремовую полоску костюм, розовый галстук и золотые запонки, собственно сам Валерий Авдеевич, то никакой таблички ни на двери, ни рядом с ней не появилось. Просто как-то сразу стало известно, что теперь на сверку материалов — именно сюда, и не еженедельно, а перед версткой каждого выпуска. А после первой сверки выяснилось, что к полосатому костюму следует ходить с уже распечатанными текстами и проставленным хронометражем.
Марина тогда была вторым редактором утренней смены. Это только звучало внушительно, на самом деле приходилось собирать разные архивные глупости для блока неофициальных новостей. Десять лет назад самый жирный в мире кот жил в Нидерландах, за два года до войны опыты выявили, что регулярное употребление бананов увеличивает шанс на рождение двойняшек, примерно в это же время северные кулинары начали готовить особый соус из медуз… Поначалу ее отчеты, похоже, никто даже не думал просматривать. Гостю из Общественного контроля хватало игр и с более серьезными партнерами. Однако на втором месяце работы Валерий Авдеевич — низенький очкастый мальчик, даже младше Марины, — все же вызвал ее к себе.
— Вы понимаете, что это такое? — растягивая губы в ломаную саркастическую линию, спросил он.
Марина посмотрела на собственноручно составленный список сюжетов. Совсем крохотная трехчастная врезка. Какие-то европейские, что ли, скейтер поставили некогда рекорд в катании по перилам. Потом японцы запустили в серию телевизор, передающий еще и запахи. И австралийские благотворители проводили конкурс по приготовлению гигантских сэндвичей — на пятитысячном стадионе. Вся еда в пользу бездомных.
— И что с этими сюжетами? — искренне удивилась Марина.
Общественный мальчик ехидно улыбнулся:
— А вы совсем не понимаете, Марина Владимировна?
— Совсем не понимаю.
— Да ладно, — сказал он, резко смывая с лица всю деланную приветливость, — все вы понимаете, — и вдруг заорал: — Перестаньте делать из меня идиота! Какие это акценты вы пытаетесь расставлять своей подборкой?!
Дальше было еще пять минут крика, по истечении которых Марина так и не уяснила, какое преступление пыталась совершить. Мальчик тем временем звонил Марининому начальству: жаловался и угрожал.
— Я снимаю два сюжета, — объявил он в финале, широко расписываясь на листке с анонсами.
— Каких? — поинтересовалась Марина.
— Слушайте, вы это серьезно?
— Абсолютно.
— Естественно, про телевизоры и благотворительность. Уверяя зрителей в якобы успехах японской техники, вы заставляете их верить в иностранное превосходство. А про благотворительность Австралии… Ну это уже просто за гранью добра и зла. Вы еще про то, что они весь мир готовы накормить, расскажите.
— А европейцы? — потрясенно спросила Марина.
— Европейцы, — сказал на это Валерий Авдеевич, — как видно из сюжета, долбоебы. Про иностранных долбоебов у нас можно…
Марина размышляла, пойти ли ей в кабинет — на всякий случай выгрести вещи из ящиков — или отправиться домой без промежуточных остановок. Решила, что ничего особо ценного в кабинете не держит, так что можно сразу домой. Она шла вниз, по привычке опираясь на темно-серые, будто бы вороненые перила. На лестнице было многолюдно даже для «Позывного»: куда-то спешили режиссеры монтажа, корреспонденты, инженеры и какие-то неизвестные люди. Хотя они, конечно, все неизвестные. Ну и что, что Марина видела некоторые из этих лиц? Эти граждане все равно иллюзия, морок. Они не имеют черт характера и привычек, неизвестно, едят ли они манную кашу и есть ли у них собака. Совы они или жаворонки? Любят ли свою работу, мечтают ли дать начальству по голове цветочным горшком? Сейчас они сделают два шага мимо и растают, растворятся за спиной. Обернешься — а никого уже нет.
